— Усыпляю, — сухо бросила Мара, не удостоив взглядом крутящуюся рядом недоделанную колдунью. — И забираю их память. Они очнутся и не вспомнят об этой встрече.

Силу, что боги нахапали у переправы, раз от раза скармливали вымотавшимся коням. Но все чуяли, что те вот-вот выдохнутся окончательно, пусть и шли они все той же ровной землей меж редкими холмами. Правда, не проторенной сакха дорогой, а вдоль нее. Селищ здесь было не густо. Да и то, каждое в несколько сляпанных кое-как домишек из жердей под облезлыми шкурами — оттого и не сторожились. Охотились на ходу — странные горбоносые олени с витыми рогами были пугливы, но какая до того забота богам? Волки то и дело пропадали, рыская по непознанной округе, и нагоняли ватажку лишь на ночевках. На третью ночь гулены притащились, сверкая свежими ранами. Перун пошарил в их памяти и поведал, что нарвались неугомонные шлындры на местных сородичей. Помельче лесных пришельцев, но, понятное дело, сильных числом, вот и наподдали им, дабы не совались на чужую землю. Вукир и Вуклай с Вукадином явились заметно присмиревшими, пристыженными такой досадной оплошкой. А вот обе девки все ярились на обидчиков. Даже пытались сманить своих мужиков мстить, но те не поддались на обольщение. И впредь от своих двуногих далеко не отходили.

Вскоре стало понятно, что впереди их снова встретят горы, а к исходу пятого дня напоролись на первое селище с настоящими домами. Больно уж дивными: из двух соединенных меж собой круглых строений. Мужики — покуда боги лакомились силой спящего народа — в свете полной луны придирчиво рассмотрели недоделанный дом. И всласть изругали столь ненадежную постройку.

— Из камней кладут, — хозяйственным оком оценил Ильм. — Глянь, глиной мажут. А коли дожди зарядят? Поползет.

— В круг стены лепят, — пренебрежительно хмыкнул Зван. — Оттого и крыша круглая. Бревна-то внахлест кладут. Вон, какие щели — руку можно просунуть. Этак все тепло повыветривает. И чем думают? Пусть и покроют шкурами, заложат дерном, а вода сквозь щели все одно просочится. Бестолково строят, ненадежно, — выдал он с видом знатока.

— Откуда ему взяться — надежному? — проворчал Рагвит, презрительно сплевывая. — Кругом ни леса, ни рощи даже, а сплошные слезы. Не разбежишься срубы ладить, как у людей стоящих.

— А полы-то глиной толково вымазывают, — нежданно похвалил Ильм. — Ровно.

— Зато на тех полах ни столов, ни лежанок, — оборвал его похвалу Парвит. — И жрут, и спят прям на полу. Дикий народ!

— А ты в иные дома заглядывал? — ожег брата насмешкой Рагвит. — Аясовы ножи с топорами почитай, что в каждом доме. Чего рожу воротишь? Зависть жрет?

— Скажите на милость, — скривился Парвит, приглашая остальных поплеваться. — Спят на земле, как собаки, а таким добро владеют.

— Жаль, Драговит повелел завороженных не обирать, — этак простецки припомнил Зван. — А то бы мы домой подарков навезли. Всем бы любезны стали.

— Вождям, — ехидно подхватил Ильм, — девкам, опять же.

— А мы и единой овечки не умыкнули, — старым дедом брюзжал Парвит. — Будто эти заморыши им счет ведут. Можно подумать: жрут с полу, а счету обучены. Рагвит, может все-таки…

— Наведем местный люд на мысль поохотиться за похитителями? — закончил за него брат.

— Кончай трепотню, — подъехал к спорщикам вождь. — Там Перун у обмороченного вождя, вызнал, где искать коренное селище сакха. И выходит нам заворачивать с заката к полуночи. А к тому ж сторожиться на каждом шагу.

— Селищ много? — догадался Рагвит, пыхтя с натуги.

Его Ястреб никак не желал отрываться от найденной чужой кормушки, где в отупении застыла пегая хозяйка. И даже, вроде, требовал прихватить ту жрачку с собой.

— Три больших да куча малых, — обсказывал Драговит, пока его ватага рассаживалась на коней. — И дорога наша проходит через каждое. Ни одно не обошла. К тому же, петляет промеж невысоких, но все ж таки гор.

— А срезать? — удивился таким сложностям Парвит.

— Поди-ка, посрезай неведомый путь, — едко похвалил Рагвит. — Наплутаешься всласть.

О том и препирались, выезжая на околицу селища к обожравшимся богам, когда опять случилась им заминка.

Ирбис так резко вцепился в повод Гаурта, что жеребчик только крякнул, выпучившись на этакого наглеца.

— Я отыскал наших баб, — глянул он исподлобья на Мару. — При них несколько детишек Рода Ки. Все голодные, битые. Баб, что ни день… — замялся он и попросил: — С собой бы забрать, а, богиня? Подохнут они тут. Хотя бы детишек забрать.

— Мешать будут, — пронзила его взглядом та и тронула коня.

Гаурт, вырвав из руки понурившегося наглеца повод, лязгнул зубами, едва не куснув того за плечо. Драговит тоже воспротивился пылающему местью охотнику. Пообещал, впрочем, на обратном пути выручить полонянок.

— Мы ж тоже не твари бездушные, — толковал он насупившемуся Ирбису. — И своих родичей в такой бы беде не бросили. Да и не собираемся, — нехорошо так пообещал он кому-то неведомому. — Так что тебе, брат, либо терпеть, либо отрываться на сторону и вершить свои дела собственноручно. Только вишь, какое дело: в других-то селищах, может, еще кто-то отыщет. О том ты, видать, не подумал. К тому же, глупо отрываться от ватаги. Куда тут одному шариться? Да еще с дочкой, коей здесь и вовсе не место, — ласково глянул он на Лунёк, сидящую поперед отца.

— Мара своей божественной волей строго наказала: полонянок не мучить и кормить от пуза, — влезла девчонка, сделав вид, будто ее кто пригласил к разговору. — Тому вождю, что пытала в селище о Чернобоге. Дабы после слабость наших баб помехой в пути не была. Знать, точно сюда вернемся. Умыкнем наших, — уговаривала она недоверчиво сопящему отцу.

— Против божественной воли Мары даже Чернобог не устоял, — недовольный его сомнениями напомнил Драговит. — Не то, чтобы каким-то там смертным кочевряжиться. Все исполнят как миленькие. И откормят, и в путь соберут. И от бед укроют до нашего возвращения.

Как переговорили, так и оказалось: в следующем же селище Ирбис еще сколько-то своих баб обнаружил. Здешнему вождю Мара повелела недавних полонянок опять же откормить и отправить в то первое селище — пусть в одном месте их ожидают. В прочих селищах людей из Рода Ки не нашлось, чему Ирбис опечалился. Перунка еще добавил: счел, сколько его сородичей полонили. И выходило, что немало их сгинуло дорогой, или отправлено мыкаться по каким другим местам.

А земля вокруг, меж тем, вновь постепенно вспучивалась высокими холмами и малыми горами. Они, словно назад в родные горы повернули, сделав круг. Где-то в стороне на полудне за широкой рекой оставался некий озерный край, где селища сакха росли, как грибы. На то все расспрошенные указывали согласно, без обмана или путаницы. Но, Чернобог выбрал для себя иное место ближе к полуночи, в малых горах. Мара с Перуном стремились к дому бога, что обустроили для него в скрытом от народа месте. Где мальчишек с малолетства обучали воинскому делу, безжалостно отбирая их у матерей и давая повод к гордости их отцам. Доля воина, хоть и опасна, но все ж более сладка, чем жизнь копателя камней или соли, кузнеца, пастуха или раба, копающегося на полях. Потому-то логово Чернобога окружали люди, каждый второй из коих носил меч и вдолбленную в него с детства единую цель: умереть за своего бога. И было их — тьма. С одной стороны поглядеть: чем больше впереди народу, тем шире поток силы, что потечет к Маре с Перуном. Однако и риск сгинуть от стрелы или копья велик, но горцы о том не печалились вовсе. Как-то излишне уверовали они в могущество богини смерти, грозной даже для жителей Прави. Погубившей земное воплощение могучего властителя Черной Нави с его войском столь легко, что до сей поры не верилось. И потому по неведомым горам мужики шли легко, не примериваясь к поражению. Правда, все чаще натыкались на малые ватаги оружных сакха, но лишь сожалели, что под покровом великой богини смерти проходили в двух шагах невидимками, не смея убивать ненавистных черноглазых. Но согревались надеждой, что уж в самом-то логовище они душу отведут.