— И не только славнов, — встрял Рагвит, подкравшись к брату. — Перетолкуем, старшой? Я тут тебе таких…

Он, понятно, поломался, отнекиваясь. Но, в конце концов, пошел на поводу у этих стяжателей божьего чуда по любому поводу. Отвалился от вернувшегося в рассудок Русана — третьего из горемык, гнивших в яме — потянулся, зевнул и полыхнул огненным пузырем на все стороны. А когда огонь спал, на месте мальчишки все разом увидали громадного воина в сияющей одеже с солнечными кудрями, разбросанными по плечам. Да кроваво-красном покрове, стекающем по спине до самой земли. И был тот воин высотой в несколько человечьих ростов с широченными плечами и горящими синевой глазами. А вкруг него под грохот громовых раскатов вились, словно змеи, молнии. Что уж там говорить о степняках, когда куницы, вдосталь наслушавшись о боге, взявшем под свою руку Белый народ, опешили поголовно. Слушать-то оно можно, сколь угодно долго — уши не отвалятся, но вот увидеть такое диво!

— Выставили напоказ, — ворчал Перунка, вернувшись в мальчишечье тело. — Ровно девку на выданье. Нашли себе забаву. И было бы ради чего: кучка немытых степняков да сопляков, возомнивших из себя великих освободителей. Сходили за народом, надыбали прибавки к племени: малые да хворые. А там еще где-то Мара бродит, полудохлую добычу сбирает. Вот и явимся к своим с этаким барахлом, что еще год откармливать придется.

И вот ведь паршивец — почти угадал. К своим укрытым девяти повозкам в этот раз они подогнали столько же. И не с рухлядью или жратвой, а с мечами, наконечниками всех мастей, ножами и прочими богатствами, что выгребли у мастеров подчистую. Самих не тронули, но от всей воинской ватаги, сторожившей плавильные ямы, оставили кучу голых мертвяков. Сулы — как их успели прозвать — ободрали их с головы до пят, побрезговав лишь обгаженным исподним. Ну, да и тем разжились — мешки воинов были добротно набиты. Куниц обряжали уже с повозок, в чем бабы, понятно, оказались незаменимы: и подобрали, что нужно, и тут же подогнали, чтоб не болталось. К тому ж и с едой расстарались, покуда ждали спасителей да тряслись от страха, что попадутся. Тут уж Сэбэ распорядился, заняв и головы, и руки боле полезным задельем. Так что, лепех в дорогу запасли, да и творога наварили. Пока ждали Мару с девками, Перунка приманил стадо винторогих олешек. По такому делу вовсе уж оборзели, развели костров и накоптили мяса. Сулы жались и все норовили сбежать в степь сторожить. Но и этих новоявленных вояк угомонили. Да и куда им — рабами рожденными, оружие видавшими лишь на отливке в глиняных формах. Особо, если у них такие сторожа имеются, кои носы утрут любому двуногому. Сэбэ не жаловался: сторожили их настропаленные богами серые честно: баб не пугали, дичь притащили, хоть и пообкусали слегка. На Драговита Вукир ругался до самой ночи, дескать, не дело это друзей бросать. Прочие тоже огрызались, а то и вовсе поворачивались задом, коли их кто окликал. Ну, а Вуксана с Вукеной, начисто наплевав на завет богов, рванули вдогонку за подругами. И коли Мара после такого самоуправства оставила их жить, то явятся серые лахудры уже с ней.

Беспечная гульба оборвалась, как и все нечаянное, а более того затеянное в негожем для того месте. Развалившийся в травке Перунка бросил мычать невразумительный напев и сел, привлекши внимание кой кого из горцев. Обычай не спускать с него хотя бы пары глаз въелся в кровь.

— Что? — первым подгреб к нему Рагвит.

— Воины, — лениво бросил мальчишка.

— Чего их так много-то? — подивился Парвит. — Уж, не по нашу ли душу?

— Ага, — зевнул Перунка.

— Как узнал, что много? — прищурился Ирбис на Рагвита. — Он того не сказал.

— Кабы мало, — процедил тот, — наш громовержец и не почесался бы. Укрыл бы от глаз и всего делов-то.

Так и не дошедший до них Драговит вдруг встал, как вкопанный, поедая взглядом Перунку. Затем кивнул, кликнул сбираться своих. Рагвит вздохнул и потащился подгонять сулов, кои нежданно встали под его руку, признав славна за вожака. Забегали и куницы, забрасывая в повозки барахло вперемежку с детишками. Туда ж сунули самых слабых из баб. Весь куницын молодняк усадили править конями, тянущими повозки. Первый же взбрык первого же добра молодца закончился оплеухой и полетом в кусты — Ильм не жаловал вольности супротив слова вождя. И не зрил в сопляках особых воинских повадок, сгодившихся в сече. Шестеро славнов да Ирбис пропустили мимо себя обоз, поглядывая в сторону холмов, откуда ждали гостей.

— А ты чего тут? — удивился Парвит глупости тщедушного шекэри.

— Биться будете? — тихо спросил Сэбэ у Драговита.

— Не хотелось бы, — бросил тот.

— Их так много? — нарочито спокойно уточнил Сэбэ.

— Слово надо держать, — досадливо нахмурился Драговит. — Мы тебе с твоим дружком Дэрмэ слово дали: без вас не трогать этого вашего Сеина.

— Сюда идет сам нэкып Сэйын?! — лихорадочно загорелись глазки мстительного шекэри.

— Охолони, — усмехнулся Драговит. — И тебе не следует нарушать слово перед другом. Не тебе ведь ответ держать за тот исход, что так мил твоей мести.

— Какой ответ? Перед кем? — недовольно засопел Сэбэ.

— Перед своим народом, — приподнял одну бровь Драговит, дивясь внезапно свалившейся на этого мудреца тупости. — Или твоя месть падет на всех воинов, что ведет за собой твой личный враг?

— Чего ему надо? — не выдержал Парвит. — Чего он там лопочет?

— Погоди, брат, — отмахнулся старшой и внимательно воззрился на злое лицо шекэри: — Сэбэ, дай мне прямой ответ: ты хочешь смерти для всех воинов сакха? Подумай хорошо. Ты знаешь, что мы можем это сделать. И таиться от тебя не стану: нам лишь дай волю, так мы с радостью передавим тут всех, кто может держать в руках оружие. Но есть ли у вас другие воины, что смогут потом защитить твой народ? Потом, когда мы покинем ваши земли. Да, твои сородичи приходили к нам, дабы убивать. Но мы отправили их к предкам. Всех. А сами почти ничего не потеряли. Потому и не мстим, явившись сюда. Мы думали забрать своих людей и уйти. Можем и передумать, перебить ваших воинов. Ты сможешь без них защитить женщин и детей народа сакха?

— Ты мудр, — выдавил сдувшийся мститель. — Я услышал тебя, уважаемый. Я понял: убить эту собаку Сэйына должен Дэрмэ. Он знатный воин среди своих. Если он убьет Сэйына, то станет новым нэкыпом. Воины пойдут за победителем своего вождя, — он склонился в седле, развернул кобылу и потрусил догонять обоз.

— Чего он хотел-то? — не унимался братишка.

— Рагвит! — рыкнул старшой, не замечая его назойливости. — Я беру Ирбиса и Северко! На тебе обоз. Гляди в оба!

Тот кивнул и потащил вслед за повозками свою недовольную рожу. Парвит тоже не осмелился перечить — один Вукир пропустил мимо ушей приказ вожака. Он боле не желал стоять в стороне, когда тот красуется невесть, где своей удалью.

— Не бзди, — укорил Перунка. — Я и оттуда за ними присмотрю.

— Силенок-то хватит? — мрачно бросил Драговит, отправляя Гордеца вскачь.

— Я знатно подкрепился, — поведал бог, будто о чем пустяшном.

Они дважды давали коням роздых, переходя на шаг, прежде чем вдали завихрилось облачко пыли.

— Уведем за собой? — уточнил Ирбис.

— Вроде как, — щурился на солнышко Северко, задрав голову. — Но сами не побежим. Неча коней трудить.

— Перун заморочит?

— Вроде того, — прикрыл глаза Северко.

— Зачем глаза мучишь?

— От скуки, — шевельнул плечом Северко.

— Такой молодой, а жить не хочешь, — укорил его Черный лебедь и отъехал к Драговиту: — Вождь, наших в обозе слыхать?

— Они в порядке.

— А Мара?

— О ней и вовсе не след страшиться. Она любого в узел свяжет. Как свершит, что задумала, так и явится. Либо здесь поблизости, либо дале по дороге. Ты глянь, Ирбис, какой прыщ, — скривился Драговит, разглядев, наконец-то, во главе вражьей ватаги будущую добычу двух его новых приятелей-сакха.

— Его Сэбэ кончить хотел?

— Его. Как думаешь, справится?

— Смотря как, — резонно заметил охотник. — Малая змейка валит лося. А наш шекэри и есть та змейка. Не допускай его до себя.