— Вы правы, миссис МакДонагх, и у меня нет никаких причин отказываться, даже если бы я захотел. Холодный стакан придётся кстати.
Лицо вдовы просветлело, а глаза наполнились неподдельной любовью, когда она посмотрела на меня сверху вниз. По пути к двери она взъерошила мои волосы.
— Милый мальчик Аттикус пьёт с вдовой виски в понедельник.
— Не совсем так, миссис МакДонагх, не совсем так.
Мне действительно нравилось её общество. И мне слишком хорошо известна та печаль одиночества, которая приходит после смерти любимого человека. Быть вместе, ощущать тепло ласкового человеческого существа в течение нескольких лет — чтобы потом всё потерять. Что ж, каждый следующий день становится мрачнее предыдущего, а ночью, мучаясь бессонницей в холодной постели, чувствуешь стягивающие грудь тиски. И если не найти кого-либо, чтобы проводить время вместе (и это время освещено светом солнечного дня, краткие золотое минуты забвения), то тиски превратятся в клещи и растерзают сердце. Такие люди помогли мне жить дальше, и в их число я включаю и Оберона. Те люди в моей жизни, которые помогли забыть всех, кого я похоронил или потерял. Они — настоящие волшебники.
Вдова вернулась с двумя стаканами виски и, напевая старинную ирландскую мелодию, разложила лёд. Она была счастлива.
— А теперь расскажи мне, мальчик, — сказала она, как только погрузила свои чресла обратно в кресло, — почему у тебя такой бешеный денёк выдался.
Я глотнул благородный напиток. Насладился жгучестью алкоголя и освежающим холодком льда.
— Раз так, миссис МакДонагх, то я ловлю вас на слове и уже хочу креститься. Насколько весело всё прошло вчера?
Вдова хихикнула, и рот её исказился в усмешке.
— Настолько весело, что я и не припомню речь отца. Скучно. Но ты-ы-ы, — сказала она, выделяя последнее слово каким-то американским акцентом, — провёл день весело, не так ли?
— О, конечно. Словил пулю.
— Пулю?
— Просто свежая рана.
— Красавчик вообще. И кто это сделал?
— Детектив темпской полиции.
— О боже, я ведь что-то видела в сегодняшней утренней газете! Заголовок ещё такой кричащий — «ТЕМСКИЙ ДЕТЕКТИВ ЗАСТРЕЛЕН ПОЛИЦИЕЙ», и там ещё писали о том, что детектив едва не убил безоружного жителя. Но я не читала статью полностью.
— Ну так, это и был я.
— Ну ничего себе! И с какой стати этот треклятый кретин направил тебя пушку? Уж не из-за того ли британца-ублюдка?
— Нет, не совсем, — ответил я и начал рассказ.
Итак, наиприятнейший час своей жизни я провёл, рассказывая вдове ровно столько, чтобы утолить её любопытство и не подвергнуть её жизнь опасности. На прощание пообещал напоследок когда-нибудь подрезать грейпфрутовое дерево и направился на Милл Авеню, чтобы оттуда свернуть в сторону кафе. На меня несколько странно смотрели, и в особенности взгляды прохожих притягивал меч за спиной — но до Rúla Búla я добрался без приключений. И даже на несколько минут раньше.
Хала в поле зрения пока что не было, так что я уселся за барную стойку и чарующе улыбнулся Грануэйль. Боги свидетели её неземной красоты! Влажные волосы, которые она наверняка помыла перед выходом на работу, завивались мелкими ало-рыжими кудряшками. Она медленно приблизилась и, сверкнув белоснежными зубами, криво усмехнулась.
— Я знала, что мне не следует волноваться, — сказала она. — Хотя заголовок газете навёл на мысли о том, что мы не увидимся в ближайшие несколько недель. А ты стоишь здесь, жертва неверного выстрела, и всем своим видом демонстрируешь ужасную жажду.
— Оу, ну не надо так. Я и впрямь жертва выстрела, — парировал я. — Просто подлечился быстро.
Выражение лица девушки резко изменилось. Глаза сузились, а сама она отвернулась, когда достала и положила передо мной подстаканник. Грудным голосом, с неизвестным мне акцентом, она сказала:
— Друиды так и поступают.
По тому, как она выплюнула эти слова, я смог предположить, что подобное произношение характерно для жителей индийского полуострова. В тот же миг вернулась прежняя Грануэйль — дерзкая и хитрая.
— Так что ты будешь? Smithwick (*старинный красный ирландский эль)?
— Что?.. Как ты так легко можешь менять темы для разговора? И что ты пыталась мне сказать?
— Я спросила, будешь ли ты пить Smithwick, — повторила она с ошеломлённым видом.
— Нет, что ты сказала до этого?
— Я сказала, что ты выглядишь так, словно дьявольски хочешь выпить.
— Нет же, что ты сказала после этого и до эля?
— Оу… — испуганно протянула она, и тут личико осветилось пониманием — что ж, я нахожу такую смену настроений подходящей для такой экспрессивной мадам. — Я знаю, что произошло. Это она с тобой говорила. Время поджимает. Она давно хотела пообщаться с тобой.
— Что? Кто? Тебе не следует выражаться точнее, если ты хочешь, чтобы люди верили тебе.
Она улыбнулась и сцепила руки.
— Под такую историю тебе понадобится выпивка.
— Тогда возьму красный эль, но у меня мало времени. Через несколько минут должен прийти мой юрист.
— Засудить их хочешь, а? — усмехнулась она и пошла наливать выпивку.
— Да, мне кажется, они заслужили хороший такой суд.
— Раз так, то, может, ты доделаешь свои дела, а после я разрешу тебе с ней поговорить, — с этими словами она поставила тёмное пиво на подстаканник и улыбнулась.
Я аж растаял.
— Ты мне разрешишь? Как будто ты не можешь возразить этому голосу, когда он решит проявить себя.
— Она не так часто это делает, — ответила Грануэйль, претворяясь, будто мои слова доставили ей не больше раздражения, чем комариный укус. — Она вежлива.
— Имя. Назови мне имя. Кто она?
Прежде чем она ответила, в паб, громко приветствуя меня, зашли Оберон и Хал. Несмотря на то, что окружающие могли видеть и слышать только оборотня, Оберон тоже усердствовал, пусть и будучи скрытым под маскировкой — я видел сумасшедшие высверки красных огоньков от того, как сильно пёс махал хвостом. Рано или поздно, но кто-нибудь это заметит — паб отнюдь не был пустым в обеденное время.
«Аттикус! Я так рад видеть тебя! У оборотней совсем нет чувства юмора!»
— Привет, Хал, — помахал я, а потом переключился на ментальную связь с Обероном.
«Я тоже рад тебя видеть, парень. А теперь быстро спрячься под стол где-нибудь в свободной кабинке, пока кто-нибудь не увидел светопредставление под ногами и не списал это на лишнюю кружку пива. Я приду тебя потискать и принесу сосиску на обед. Осторожнее, и не врежься ни в кого».
«Ага! Как же я скучал!»
Я предупредил Грануэйль, что вернусь позже, а сейчас меня ждёт долгий приятный разговор. Она кивнула и помахала мне вслед, когда мы с Халом торопливо заняли пустовавшую кабинку. Там уже на диванчике выбивал хвостом барабанную дробь Оберон, а посетители обглядывались, хмурились, в непонимании ища источник звука.
— Во имя бороды Одина, заставь эту псину успокоиться! — проревел Хал.
— Хорошо, хорошо, я понял, — пробормотал я и проскользнул в кабинку; на ощупь нашёл пёсью морду и принялся почёсывать Оберона за ушами.
«Так, парень, тебе надо успокоиться. Тебя выдаёт хвост».
«Но я так взволнован от того, что мы снова вместе! Я и не думал, какими стервозными бывают оборотни!»
"У меня есть неплохой план, поверь мне. И я рад, что с тобой ничего не случилось, поэтому я и собираюсь заказать тебе сосиски с пюре. Но чтобы получить их, тебе надо успокоиться, а то мы привлекаем слишком много нежелательного внимания".
"О-о-о! Отлично! Я постараюсь! Но мне так тяжело сдерживать себя! Играть хочу!"
"Знаю, знаю, но не сейчас. Сядь около стены и убери хвост. Ты хорошо себя вёл у Хала?"
"Да-а-а, и я не оставил ни единой царапины в его драгоценном салоне, и даже ничего не сломал дома".
"Ты ничего не упустил? Хал жаловался на то, что ты разодрал освежитель воздуха".
"Я ему одолжение сделал! Ни один уважающий себя пёс не потерпит рядом с собой цитрусовой вони!"