— Ты это и делаешь? Пытаешься меня запугать?

— Считай, что это полное разоблачение.

— Ну ладно. Спасибо. Я подумаю об этом, — она повернулась и пошла обратно по тропе. – Я просто хочу зайти достаточно далеко – туда, где я снова смогу нормально дышать.

Гуннар и Хал стряхнули свой мех и облеклись в свою человеческую кожу, чтобы отнести павших товарищей туда, в глушь. Разговаривать они не хотели, и я думал, что, может быть, они подсчитывают, во что им обойдётся иметь меня своим клиентом. Снорри шёл медленно, а Грета трусила на трёх ногах, но они смогли уйти без посторонней помощи – теперь, когда из их организма вывели серебро.

Перед тем, как уйти, я позаботился о том, чтобы подобрать меч Энгуса Ога, Мораллтах, поскольку он теперь принадлежал мне по праву победителя. Обратный путь занял гораздо больше времени, чем путь сюда: мы шли молчаливые, усталые, но всё-таки вернулись к машинам ещё задолго до рассвета. Примерно в двух милях от тропы я снова почувствовал землю и заплакал прямо на ходу.

Я и Хал подбросили Грануэйль к её квартире, и я сказал ей, чтобы она паковала свои вещи для поездки на восток на следующий день. Я не знал, увижу ли её снова или нет.

Мы связались с Лейфом, который проснулся слишком поздно, чтобы присоединиться к веселью, и попросили его позвать туда его друзей-гулей, чтобы убрать весь этот мусор.

Хал отвёл меня в круглосуточный «Волмарт», и мы купили марлю и пластырь, чтобы обвязать мне грудь там, где была дыра от пули Фэглса; мы также придумали историю, которую можно было рассказать полиции, когда я приду домой. Я, дескать, был настолько потрясён тем, что детектив-полицейский покусился на мою жизнь, что провёл пару дней в доме моей девушки и ни с кем не общался – в этой истории моей девушкой была Грануэйль. Хал сказал, что он с ней всё уладит, потом отвёз меня домой и передал в руки полиции Темпе, которая всё ещё слонялась вокруг дома, ожидая, что я им скажу. Хал должен был оставить у себя Оберона – и голову Эмили – пока они не уйдут.

Когда они, наконец, проглотили мой рассказ про нервный срыв, я позвал Хала, чтобы он привёл Оберона (и принёс Эмили), и затем я то и дело думал о том, чтобы рухнуть на заднем дворе и начать истинное исцеление от последствий использования Холодного Огня.

Но с этим надо было подождать: сначала нужно было ещё очень многое сделать.

Я позаботился о том, чтобы позвонить Малине Соколовской и сказать ей, что я увидел рассвет, но Радомила – уже определённо нет.

— Я знаю, что вы искренне ожидали, что я погибну, Малина, но вам не кажется, что вы меня недооценили?

— Может быть, и так, — признала она. – Доступной литературы о способностях друидов слишком мало, и судить трудно. Но я надеюсь, что вы понимаете, что тоже меня недооценили, мистер О’Салливан.

— Это как? – По моему позвоночнику пробежала дрожь паники. Может быть, она всё-таки что-то от меня получила? Может быть, сейчас магия меня раздавит?

— Вы думали, что я лгунья и что я каким-то образом втянута в этот мерзкий заговор с заключением договора с адом и с Племенами богини Дану. Я понимаю, почему, поскольку всех ведьм обычно рисуют в одном и том же цвете – зачастую это оправданно. Но теперь, оглянувшись назад, разве вы не видите, что у меня были самые лучшие намерения?

— Вы сказали правду про то, что у Хижины Тони было только шесть ведьм, и за это я вам благодарен, — сказал я. – Но когда я вас спросил в моем магазине, сколько ведьм из вашего ковена собрались захватить мой меч, вы отвечать отказались.

— Это потому, что я не знала, что отвечать. В то время у меня были только подозрения, никаких улик не было, и я не могла делиться этим с вами, чтобы вы обратились против некоторых участниц моего ковена без твёрдых доказательств. Конечно, вы можете это понять.

Говорила она гладко, и я почувствовал, что мне начинает казаться, что она действительно может быть честной ведьмой – такой же редкий зверь, как честный политик, если не больше. Мои предрассудки не позволяли мне ей доверять, но, может быть, и не надо посылать ей голову Эмили в коробке, как я планировал. Несмотря на то, что я сказал Грануэйль на лужайке, запугивание людей лишь оттягивает момент неизбежной схватки. Сотрудничество делает борьбу ненужной – или, как когда-то сказал Авраам Линкольн, «я уничтожаю своих врагов, делая их своими друзьями».

— И что же ваш ковен решил делать сейчас? – спросил я. – Найти и убить друида, который убил ваших сестёр?

— Конечно же, нет, — резко ответила Малина. – Они дали вам вполне справедливый повод, и справедливо получили то, что заслужили. Я им говорила, что это может плохо кончиться.

— Так какие же у вас теперь планы?

Малина вздохнула.

— На самом деле это в некотором роде зависит от ваших планов, мистер О’Салливан. Если вы хотите устроить какой-нибудь погром против польских ведьм, тогда мы предпочтем скорее бежать, нежели сражаться. Но если я смогу убедить вас, что мы не хотим ничего плохого, тогда мы скорее предпочли бы остаться в Темпе и поддерживать состояние взаимного ненападения.

— Вообще мне нравится идея, чтобы вы покинули город. На мой взгляд, трудно возразить против такой идеи.

— Со всем уважением к вам осмелюсь предположить, что возразить можно. Наш ковен уже много лет не допускает нежелательных персон в Восточную долину. Мы выгнали бесчисленное множество ведьм за эти годы и справились с наплывом жрецов вуду после того, как Новый Орлеан пострадал от урагана «Катрина». В прошлом году мы тихо уничтожили культ смерти богини Кали. Я также знаю, что в Вегасе есть группа вакханок, которые хотели бы перебраться сюда, но мы отбиваем все вторжения на нашу территорию. Если вы хотите разбираться с этими проблемами без нас – пожалуйста.

— Да нет, я не знал, что вы настолько активны и так заботитесь о своей территории.

— Здесь приятно жить, и нам хотелось бы, чтобы всё так и осталось.

— Мне тут тоже нравится, — признался я. – Очень хорошо. Убедите меня, что вы не хотите ничего плохого.

— Вы могли бы также убедить нас в этом?

— Это зависит от того, как именно я должен вас убедить.

— Пусть ваш юрист составит проект договора. Договариваться о формулировках мы можем столько, сколько захотите. Когда обе стороны будут удовлетворены, мы подпишем договор кровью, и он останется у юриста.

Договор о ненападении, подписанный кровью? Что-то в этом показалось мне оксюмороном.

— Я добросовестно начну с вами переговоры, — сказал я, — и посмотрим, куда эти переговоры нас приведут. Я хочу, чтобы вы поняли одно – то самое, чего не поняли Эмили и Радомила – что хотя я избегаю конфликтов, пока могу, не делайте ошибку и не воспринимайте это, как слабость. Ранее вы выразили недоверие по поводу того, что один из Племён богини Дану должен меня бояться. Но прошлой ночью я его убил, и плюс к тому разобрался с целой ордой демонов и с вашими бывшими сёстрами.

Про то, как мне в этом помогли, я умолчал. На самом деле я не убил никого из её ковена, но ей этого знать было не надо.

— Вы поймите, что в Википедии ничего не пишут про то, на что способен настоящий друид.

— Я это очень хорошо понимаю, мистер О’Салливан.

— Ну и прекрасно. Мой юрист свяжется с вами где-нибудь в течение недели.

Итак, у меня осталась иссохшая голова ведьмы, которую я должен был куда-то деть, но я был рад, что мне так и не пришлось её использовать. Я точно знал, что с ней делать. Я набросил на неё защитные чары, перешел улицу и дошел до дома мистера Семерджяна. Я был ласков и терпелив, и земля под его эвкалиптовым деревом раскрылась; я бросил её голову в дыру среди корней, потом закрыл над ней землю и развеял чары.

После этого я послал курьера домой к Грануэйль с чеком на сумму, которую обещал, и пожелал ей счастливого пути.

Рано утром у Перри раздался звонок – он должен был продолжать работу в магазине, и в обмен на это через несколько дней он получит оплачиваемый отпуск. Позвонил я и вдове МакДонагх и уверил её, что её любимый ирландский паренек жив-здоров и планирует вскоре зайти к ней для долгой беседы. И потом, наконец, я пошёл отдохнуть.