— Твой отец — идиот, — сказала она радостно заагукавшей малышке.

Ничего, граф наверняка раскается в своей глупой выходке, если у него есть хоть немного ума в голове и любви в сердце. Разве можно придавать серьезное значение тому, что пальчики этого крошечного создания соединены тоненькой пленкой кожи? Никакое это не Божье наказание. Разве может Господь наказывать ребенка за грехи родителей? Девочка такая славная и обещает стать симпатичной и доброй девушкой. И в том, кто ее отец, нет ни малейших сомнений. Глазки Джули меняют цвет с каждым днем, и через несколько месяцев станут такими же зелеными, как у него. Ее крошечный носик — совершенная копия отцовского. Он сам может убедиться в этом. Но для графа важно только одно: его дочь должна быть безупречна. Неужели он способен отказаться от своей дочери, потому что она отличается от других?!

Дурость!

К кому относилось, это последнее ругательство: к графу или к ней самой, — Кэтрин и сама не понимала.

Большая часть полученного за полгода жалованья лежала у нее в сумочке. Надолго этих денег не хватит, но если она будет бережливой, этого вполне достаточно, чтобы добраться до родного Донегана и прожить там зиму. И хотя дом уже ей не принадлежит, люди в деревне ее еще помнят и многие с радостью предоставят кров. А что делать весной? Гувернантка с ребенком на руках никому не нужна. Что она умеет? Играть на фортепьяно и на арфе, танцевать, разговаривать по-французски. Да еще, как выяснилось, она весьма страстная любовница. Не сделаться ли ей дамой полусвета? Кэтрин впервые после разговора в библиотеке стало весело. Кэтрин Энн Сандерсон, разорившаяся дочь сэра Роберта Артура Сандерсона и Лизетт де Бурланж Сандерсон из замка Донеган, рада уведомить всех и каждого в отдельности о своем новом призвании — великолепной куртизанки, готовой составить компанию отправляющимся на вечеринки, маскарады и балы. Бегло говорит по-французски и знает музыку, в других видах искусств некомпетентна, но вполне может поддержать светскую беседу, снисходительна к мужским слабостям и великолепна в постели.

Кэтрин, все еще продолжая улыбаться своим мыслям, подняла глаза и увидела стоящего в дверях графа. «Он появляется как призрак!» — подумала она, нахмурив брови. На его требовательный взгляд она ответила таким же мрачным взглядом. Скажи он сейчас любые слова, кроме тех, что недавно говорил, она бы пошла ему навстречу и постаралась успокоить его. Если бы он улыбнулся или в его глазах не было столько гнева, она бы выбросила эти мучительные мысли из головы.

Но Фрэдди молчал, а к бушующему в нем гневу добавилось еще одно чувство, окончательно переполнив чашу терпения. Поведение Кэтрин казалось ему изменой. Да, именно так называется поведение этой женщины, сидящей перед ним с ребенком на руках. Она была по-матерински нежна и заботлива с Джули, которая отвечала ей полной взаимностью. Малышка тыкалась носиком ей в лицо, засовывала в рот ее волосы и радостно улыбалась. Прекрасное взаимопонимание! Идиллия, черт побери!

— Если ты хочешь это отродье, — произнес граф, с трудом преодолевая сдавливающие горло спазмы, — ты должна расплатиться за нее. В моем распоряжении осталось еще двадцать девять дней.

Совместный ужин если и не был ужасным, то по крайней мере весьма неприятным. Кэтрин надела одно из своих новых платьев из голубой саржи. Перед ужином она зашла в детскую и помогла уложить Джули. Малышка обслюнявила ей плечо, и граф, конечно, это заметил.

— Если у тебя проблема с гардеробом, Кэтрин, то по крайней мере позволь мне видеть тебя прилично одетой.

Она улыбнулась вежливой, безразличной улыбкой, которая явно рассердила его еще больше.

После появления графа в детской и его ужасного заявления чувства Кэтрин метались от гнева до отчаяния и страха. Сейчас ее мысли были сосредоточены на одном. Пока она не приняла окончательного решения, нельзя позволить великолепному графу Монкрифу повлиять на нее. Она не должна бояться его гнева. Как бы он ни злился, она постарается быть спокойной.

Так они и продолжали свой ужин. Граф был раздражен, но Кэтрин переносила его скверное настроение с исключительной вежливостью и даже с улыбкой. Когда граф приказал отправить на кухню блюдо, которое пришлось ему не по вкусу, она, не обращая на него внимания, поблагодарила Нору за сочную баранину.

Лишь один раз она позволила себе язвительное замечание. Графу не понравилось принесенное лакеем вино. Он выбранил беднягу и распорядился, чтобы Таунсенд вылил все имеющиеся в доме бутылки с этим напитком.

— Это не твоя вина, — сказала Кэтрин лакею, не обращая внимания на его смущение. — Твой хозяин — само совершенство и все вокруг должно ему соответствовать.

— Кэтрин… — начал граф, но ее презрительная улыбка остановила его. Она даже отвернулась от него.

Кэтрин завела праздный разговор о красоте снега, освещенного лучами заходящего солнца, но граф ответил ей лишь ворчанием и фырканьем. За ужином он опустошил целую бутылку вина, принесенную Таунсендом, и, конечно, другого сорта, кроме того, граф выпил еще несколько бокалов портвейна. Кэтрин удержалась от замечания по поводу его любви к хмельным напиткам, а граф не сказал ей, что редко притрагивается к спиртному, и только здесь, в Мертонвуде, изменил этому правилу.

После ужина граф работал в библиотеке, а Кэтрин сидела в гостиной. От нечего делать она подняла крышку фортепьяно и пробежалась пальцами по клавишам. Увлекшись, она сыграла старинную балладу, грустную вначале и переходящую в бурное крещендо в конце.

— Действительно, я о тебе многого не знаю, — услышала она за спиной его голос. Кэтрин не удивилась. Она уже привыкла к его внезапным появлениям и чувствовала это по внезапно сгустившемуся воздуху, как бы отгораживающему ее от остального мира. Жаль, что именно сейчас он застал ее врасплох и она дала ему лишний повод для насмешек.

— Моя игра оставляет желать лучшего, — произнесла Кэтрин спокойным, вежливым, но недовольным тоном.

— Ты очень хорошо играешь, — возразил граф, раздражаясь.

Он решил, что такая податливость Кэтрин этой ночью была лишь притворством, а не выражением ее истинных чувств. Она ведет себя как ребенок, подумал граф, который все хочет попробовать сам, совершенно не подчиняясь никаким взрослым правилам. Она была настоящим сорванцом, непокорным и своенравным. Рубином среди бриллиантов. Кэтрин коротко кивнула. Комплимент был испорчен его снисходительным тоном. Он пришел за своей добычей, и она не собирается примиряться с ним. Она улыбнулась, встала из-за фортепьяно и одернула свою юбку.

— Иди в свою комнату, Кэтрин! — резко сказал он, убирая за спину большие руки. — В этом виде деятельности, которым мы займемся, ты великолепна. Я скоро приду.

Она вспыхнула. Это не было проявлением страсти или ее ожиданием. Она была возмущена его приказным тоном и гневом, который все еще стоял в зеленых глазах графа. Кэтрин покинула гостиную с таким достоинством и грацией, что ею могла гордиться даже Констанция. Она никак не могла добиться от своей воспитанницы ничего подобного. Но сейчас уроки Констанции очень пригодились. Кэтрин сумела справиться с подступающими к глазам слезами, а горделивая осанка помогла скрыть дрожь в ее напряженном от возмущения теле. Он не должен видеть ее боль!

Граф мог войти в любой момент, а она все еще не решила, как ей с ним себя вести. Изобразить из себя невинность, с неохотой подчиняющейся его страсти, или встретить его лежа в постели? Сосредоточиться мешало то, что она находилась сейчас в той комнате, где прошла их первая ночь, воспоминания о его объятиях и желание узнать, как у них пройдет вторая ночь. Она сама шла навстречу опасности, как мотылек, который летит к пламени свечи. Ей хотелось опять прижаться к нему, погладить его плечи, пощекотать пальцами его шею, поправит растрепавшиеся смоляные локоны. Она припомнила его руки, сжимающие бокал или небрежно лежащие на столике, сильную высокую шею, крупную гордую голову, и ощутила, как внизу живота прокатилась теплая волна. И в то же время в ней бурлил гнев. Как можно быть таким высокомерным, как можно осуждать невинного ребенка за то, что он не такой, как все? Этот человек смог довести ее до слез! Ее, которая не проронила ни единой слезинки, даже над могилой отца и матери. А этот негодяй, этот равнодушный граф своим надменным взглядом и жестокими словами заставил ее плакать!