— Эта малютка — сущее наказание, — с нежной улыбкой произнес Фрэдди. Он смотрел мимо Кэтрин на дочь, которая уже успела уснуть.

— Неужели? — Вопрос был задан подчеркнуто холодным тоном. Графу не удастся вновь очаровать ее своим обаянием, не обманет ее и нежность, мелькнувшая в его глазах, когда он смотрел на дочь. — Впрочем, во многом она действительно очень похожа на тебя.

— Да, но характер у нее все-таки твой. — Кончики губ Фрэдди чуть дрогнули.

— Я, как вы не так давно мне сами напоминали, не прихожусь ей матерью. А вот ваши дурные наклонности девочке вполне могли передаться. Легкостью характера вы, милорд, тоже не отличаетесь.

— Странно, но почти все считают меня дружелюбным и довольно покладистым, — сказал граф, возвращаясь назад к двери.

— Тот, кто так думает, не знает вас так хорошо, как я, — неожиданно вяло ответила Кэтрин. Она просто валилась с ног и вместо того, чтобы пикироваться с графом, гораздо с большим удовольствием поспала бы несколько часов, пока не проснулся Робби.

— Есть и те, которые знают меня не хуже, — бросил он и вышел из комнаты.

Кэтрин легла рядом с Джули, обняла теплое тельце спящей девочки, взглянула на Роберта и подумала, что отдыхать ей придется недолго. Малыш наверняка проголодался без нее за день и теперь может потребовать свое в любой момент. Он, как и Джули, просыпался с рассветом. Она вздохнула и, будто в теплую, приятную воду, погрузилась в сон, позволивший забыть на время о своих бедах, тревогах, гневе на графа и его странных словах, сказанных на прощание. Она не видела, как через несколько минут в дверях появилась высокая мужская фигура. Сделав несколько осторожных шагов, Фрэдди склонился над ней и Джули, а затем аккуратно поправил одеяло, прикрывающее сына. Никто не видел боль мелькнувшую при этом в его глазах. Он сумел быстро взять себя в руки, но на сердце от этого легче не стало.

Когда Фрэдди вышел из спальни, он увидел мать, ожидавшую его в ночном халате у лестницы.

— Как она здесь оказалась? — спросил он.

— Она вполне разумно предположила, что ты можешь привезти детей ко мне. Теперь твой Монти опять поступил в твое распоряжение.

Голос графини дрожал от гнева. Сколь бы ни были справедливы ее слова о способности сына сочувствовать и сострадать, сказанные недавно Кэтрин, его последние поступки их опровергали. И вообще поведение сына в последнее время очень беспокоило графиню.

— Она прискакала на Монти? В Лондон? — Эти вопросы окончательно вывели Мириам из терпения. Забыв о всяких правилах приличия, она чуть ли не насильно затолкала Фрэдди в гостиную и закрыла дверь.

— Сядь-ка! — произнесла она не терпящим возражений голосом. — Пора нам с тобой поговорить наедине.

Голос матери вернул Фрэдди в далекое уже прошлое. Вот так же она разговаривала с ним, когда он в десять лет без спроса умчался на одном из лучших отцовских скакунов, решив испытать свою храбрость, или когда его застали купающимся голым в ручье с обнаженной дочкой садовника, когда маленький Фрэдди — ему было не больше пяти лет — похитил отцовское ружье и отправился охотиться на кроликов. «Действительно, не исключено, что Джули унаследовала именно мой характер», — подумал граф и улыбнулся.

Мириам увидела его улыбку, и это окончательно вывело ее из себя.

— Садись! — указала она рукой на скамеечку для ног, стоявшую рядом. Фрэдди повиновался.

— Полагаю, ты хочешь узнать все о… — начал он, но мать не дала ему закончить фразу.

— Я знаю о Кэтрин все, — процедила она сквозь зубы. — Это тебе желательно узнать бы о ней побольше.

— Что же, интересно, она тебе такого рассказала? — Глаза графа сузились, когда он посмотрел на мать.

Боже, как же он устал от всего этого! Мама могла бы по крайней мере дать ему выспаться, прежде чем читать нотации. Впрочем, может, даже и лучше поговорить обо всем открыто сейчас. Это успокоит графиню, и она не будет лежать всю ночь без сна и искать новые поводы для его осуждения. Он не знал, что графиня уже много ночей думает о нем и список его грехов пополняется с каждым часом.

— Речь пойдет не о том, что она мне рассказала, а как раз о том, что она хотела от меня скрыть, Фрэдди.

— О!..

— Я видела твой позорный контракт. — Она сделала паузу, давая сыну возможность осознать сказанное. — Я знаю законы, определяющие права женщины, или, точнее, их бесправие. Ты — тем более. А вот Кэтрин — по молодости ли или по незнанию — понятия не имела, что делает. Ты совершил чудовищно нечестный поступок. Одно дело — взять в любовницы взрослую женщину и совсем другое — воспользоваться затруднительным положением неопытной девушки.

Граф про себя усмехнулся. Дункан ничего не скрыл от него и рассказал о Кэтрин все, в том числе и о ее происхождении. Юная дочь барона как-никак! История с Селестой повторяется вновь. Фрэдди провел пальцами по покрытым дорожной пылью волосам.

— Она нравится тебе, не так ли?

Он взглянул на мать так же, как в детстве, когда не знал, что сказать в ответ на ее справедливые укоры.

— Очень нравится, Фрэдди. И она должна была тебе понравиться с первого взгляда, — закончила Мириам с мягкой, понимающей улыбкой.

Конечно, подумал Фрэдди, она знает и понимает больше, чем говорит. Вот только слово «нравится» слишком просто, чтобы отразить его отношение к Кэтрин. А какое подходит? Он был очарован? Ошеломлен? Пленен? Пожалуй, вообще ни одно слово не может выразить его чувства. Она раздражала его, но он не мог обойтись без нее. Она притягивала его взглядом, как сирена — волшебной песней. Ему нравилось просто слушать ее голос, и не важно, какие слова она произносила своим чудесным контральто. Сердце его сжалось, когда он увидел Кэтрин с его сыном в руках, затрепетало от нежности, когда он взглянул на нее спящую рядом с маленькой Джули. И в то же время никто и никогда не доводил его до такого бешенства, как она. Она отвергла его жестом королевы, будто он пришел просить ее о чем-то!

Мириам про себя усмехнулась странной слепоте Фрэдди, но знала ее причину. Сын отлично разбирался в новых изобретениях, финансах и технологиях, но до сих пор не знал, что такое любовь. Блестящий граф Монкриф вел себя как последний болван во всем, что касалось Кэтрин. Но только она способна заставить его понять, что такое любовь. Стоит им только прекратить хоть на время свою никому не нужную борьбу, и все станет на свои места.

Первым человеком, которого Кэтрин увидела, проснувшись утром, была не сияющая переполненная энергией Джули, а склонившийся над сыном граф. Робби, размахивая ручками, поймал в конце концов отцовский нос, сжал его в кулачок и, победно улыбнувшись, попытался оторвать. Граф тихо рассмеялся, присел с ним рядом, нашел чистые пеленки и начал освобождать сынишку от промоченных за ночь. Кэтрин приподняла голову и, стараясь не выдать себя, стала наблюдать за происходящим. Такого до нее явно не видел еще никто: сиятельный граф Монкриф меняет пеленки своему сыну!

Неужели существует какая-то необъяснимая связь между ними, заставившая Фрэдди подняться так рано в это холодное утро и прийти, чтобы поменять белье малышу? Робби не плакал, это точно. Если бы он закричал она бы давно проснулась и сама бы поменяла пеленки. Может, он и мокрым не был? Лишь только граф его развернул, Робби тут же выпустил струйку, будто только и ждал этого момента, чтобы «окрестить» папашу.

Фрэдди с каким-то благоговейным удивлением смотрел на маленькое обнаженное тельце, которое со временем должно стать таким же большим и сильным, как и его. Робби отвечал ему ликующим взглядом. Пожалуй, она еще никогда не видела, чтобы сын разглядывал кого-то с такой радостью.

Граф заглянул в глаза малыша и поднял его с диванчика. Кэтрин успела заметить во взгляде Фрэдди целую гамму чувств: испуг, решимость и нежность. Он словно пытался разгадать загадку этого маленького человечка и начинал понимать, что малыш требует его заботы, нежности, внимания и уважения. Действуя неумело, он два раза безуспешно попытался завернуть сына в пеленку, но на третий ему все-таки удалось добиться того, чтобы края ее не болтались. Он неуклюже перевернул Робби, нежно похлопал его по попке и, сморщив нос, бросил грязные пеленки в горшок.