— Единственная влага, которая меня вдохновляет в тебе, Кэт, — цинично произнес Фрэдди, — эта та, которая появляется у тебя между ног. — Граф в этот раз был более резким и грубым. Он схватил ее и бросил на матрас, а затем своими пальцами и губами довел до такого исступления, что Кэтрин готова была кричать от желания и умолять его, чтобы он продолжал ее ласкать. Но он остановился, хотя это было для него не меньшей пыткой. Его губы замерли на ее животе, и вырывающееся из них горячее дыхание белесым дымком уходило в холодное пространство комнаты. Оказавшиеся между ног плечи Фрэдди не давали возможности свести их, а железное объятие рук не позволяло ей шевельнуться. Кэтрин дрожала от нетерпения. Прикосновения его губ и языка, казалось, оставляли дымящиеся ожоги на ее животе. Фрэдди наползал на нее постепенно, стараясь, чтобы каждый дюйм ее кожи оказался в соприкосновении с его телом, чтобы ни малейшая капля ее сладости не миновала его. Временами он замирал, ожидая, когда ее готовое вырваться из груди сердце забьется более ритмично, и тут же начинал все сначала.

Он взял ее только тогда, когда их вздохи и восклицания слились в один стон, когда сам воздух наполнился запахом разгоряченных тел, когда до предела его железного терпения оставалось одно мгновение. Его спина изогнулась, давая возможность войти как можно глубже в нее. Она ответила встречным движением — бушующее внутри пламя можно было потушить только полной сдачей на его милость.

Что было потом, Кэтрин почти не помнила. Осталось только странное ощущение, будто она то умирала, возносясь к небесам, то вновь возрождалась в его объятиях. Раскаленное сердце разлетелось на тысячи искр, а ликующая душа отделилась от тела, полного неги и блаженства. Временами она прикусывала губу и ненадолго возвращалась в реальность. В такие моменты она укоряла себя за то, что позволила ему сделать с собой, опасаясь что если еще немного продлится это наваждение, она уже никуда не сможет убежать от его ласковых и сильных рук, его нежных губ.

И все-таки она убежала, и теперь в течение ближайших нескольких часов ей предстоит произвести на свет ребенка, зачатого в ту волшебную и страшную ночь. Кэтрин нахмурилась, стараясь проглотить подкатившийся к горлу комок и не заплакать.

Берта с облегчением вздохнула, когда наконец увидела Кэтрин, ведущую за руку Джули. Все в сборе! Ох, как же дороги ей стали эта молодая женщина и девочка, как она уже любит ребенка, который, слава Богу, родится теперь в доме, а не на вершине какого-нибудь холма.

Майкл, приехавший в гости, сказал, что попозже прокатится с Джули на Монти по окрестностям. Опасаться было нечего. Граф уехал в Лондон. Он и не догадывается, что в небольшом домике, расположенном всего в нескольких милях от Мертонвуда, скоро появится на свет его ребенок.

— Что еще, черт побери, стряслось? — проворчал граф. Он слегка повернулся и посмотрел на Жака, который небрежно постучал в дверь и тут же вошел в комнату.

Все это утро Фрэдди провел у окна. Лежащий перед ним пейзаж радовал зрение и успокаивал. Он расслабился, и его мысли, которые он сдерживал до сих пор своей сильной волей, были далеко не из приятных. В последнее время ему многое было неприятно. Черт бы побрал эту женщину!

Жак склонил голову в коротком приветствии и положил на письменный стол пачку бумаг.

— Мне кажется, что тебе следует еще раз взглянуть на свои распоряжения, Монкриф, прежде чем пускать их в дело.

— Нет никакой необходимости смотреть на эти бумаги. Отправьте их Хендерсону. Каменщики должны начать возводить фундамент, как только будет вынут грунт. Я хочу, чтобы работа была начата на этой неделе. — Говоря, он продолжал смотреть в окно, будто предметом, требующим сейчас первоочередного внимания, были именно растущие вдоль аллеи деревья.

— Значит, ты твердо решил потратить несколько тысяч фунтов на строительство ткацкой фабрики и прядильной посреди болот Уэльса? — За легкой усмешкой Жака явно чувствовались печаль и озабоченность. Это не ускользнуло от графа. Он просмотрел документы, принесенные Жаком, и на его лице появилось недоумение. Казалось, что приказы были подписаны не им, а шутником-идиотом. Граф взглянул на Жака с извиняющейся улыбкой, зачеркнул несколько предложений, вписал вместо них новые и передал исправленные распоряжения старому другу. Жак еще раз доказал свою преданность и смелость. Поступить так никто другой не решился бы.

— Спасибо тебе, — только и произнес граф, но они поняли друг друга. Фрэдди благодарил друга за многое, а не только за этот поступок.

— Есть какие-нибудь новости?

— Никаких, — ответил граф, рассеянно вращая пальцами перо, которым недавно писал. — Никаких, будь оно все проклято!

— Значит, ты собираешься искать их сам. — И это был не вопрос, а утверждение.

Жак Рабиле хорошо знал своего друга. Ему было отлично известно, что просто сидеть и ждать известий от других граф не сможет. Монкриф — человек действия, такой же, как и он сам. Когда исчезли его жена и дети, Жак загнал трех лошадей, разыскивая их по всей наполеоновской Франции. К великому сожалению, он не успел им помочь. Самые близкие ему люди пополнили собой число жертв революции, окончив жизнь на гильотине.

— Это лучше, чем сидеть здесь и уничтожать собственное дело одним росчерком пера, не правда ли? — сухо и печально улыбнулся граф.

Он, сгорая от нетерпения и неизвестности, уже несколько долгих месяцев ждал каких-либо известий. Для розыска Кэтрин он нанял пятерых людей. Получается, что они даром получают жалованье, может быть, даже и не пытаясь что-либо выяснить.

— По крайней мере ты выплеснешь накопившуюся энергию и, Бог даст, станешь хотя бы спать по ночам. Уже польза, даже если ты ничего не узнаешь.

Жак был вполне искренен. За эти несколько месяцев граф состарился на десять лет, не меньше. Его некогда живые зеленые глаза поблекли, веки опухли и покраснели. Между бровями пролегла вертикальная до самого носа борозда, губы как-то сморщились.

— Я думал, — признался граф, глядя на зажатое в пальцах перо, — что многое прояснится, когда стает снег. Мне казалось, что вот-вот должны найти замерзшую зимой женщину с маленькой девочкой в руках. Слухи о таких находках быстро распространяются. Я все думал, смогу ли я жить после этого. Ничего подобного мне так и не сообщили, но я все равно не знаю, как жить дальше.

С приходом весны уверенность, что Кэтрин жива, возрастала. Однако нанятые графом люди не смогли найти ни одного свидетеля, видевшего, чтобы какая-нибудь женщина с грудным ребенком садилась в те непогожие зимние дни в дилижанс в окрестностях Мертонвуда. Денег у Кэтрин было немного, и нанять карету она не могла. Перстень, подаренный графом, она оставила на столе без всякой записки, хоть как-то объясняющей ее бегство. Она конечно, могла бы получить приличную сумму, продав Монти. Но обстоятельные опросы на всех конских аукционах не дали никакого результата. Никто не видел жеребца, похожего на Монти, а он весьма необычен и породист. Короче говоря, Кэтрин каким-то непостижимым образом исчезла из Англии, не оставив следов.

— Ты не должен забывать, Монкриф, — постарался хоть немного успокоить друга Жак, — что она сама решила уехать и никто ее к этому не понуждал.

— Удобная мысль, — пробормотал Фрэдди, сверкнув глазами. — Но чтобы пойти на смертельный риск, надо чего-то опасаться больше смерти, не так ли, Жак? А побег в такую страшнейшую метель — риск немалый. — Он настолько сжился с чувством вины, что не принял утешение друга, и продолжал укорять себя. Теперь совершенно ясно, что Кэтрин пыталась объяснить ему о своих планах насчет Джули. Фрэдди даже вздрогнул, подумав об этом. Лучше было бы не вспоминать. Проклятие! Она была готова рисковать жизнью, лишь бы не оставаться с ним. Если это произошло не из-за него, то что толкнуло ее на побег?

Жак не торопился с ответом. Он понимал, что не сможет помочь другу. Боль графа слишком велика, и даже доброе участие не уменьшит ее. Для этого нужны время и новые впечатления. И конечно, сама Кэтрин. Собрав бумаги, он направился к двери.