— Это естественно. Ты и артефакт связаны кровью его создателя и твоего прапрадеда. — Она сказала это так спокойно, будто и не было ничего особенного в том, что беспокоило Даниила.
— Да, ты права. — прикрыл рукой глаза, вспоминая первое прикосновение к мечу: «Это случилось, когда я еще был человеком».
Однажды вечером, сидя на крыльце дома и вырезая лук для дочери, Даниил заметил, как туман над озером стал сгущаться, образовавшись в фигуру. Так состоялась его первая встреча с предком: высокий, но все еще крепкий мужчина в одежде кузнеца, с кожаным фартуком, повязанным на груди. По свободной рубахе стелится длинная серебристая борода, а ясные голубые глаза смотрят в упор:
— Я твой прапрадед Тъёрви, — представился призрак, ступив на мокрую от росы траву босыми ногами, — Ты единственный в нашем роду, кто сможет защитить меч от Смерти. Но и тебе осталось недолго…
Даниил хотел было прервать его, спросить, зачем он здесь, но так и не смог заговорить, ощутив, что язык и губы онемели.
— Кузнечным ремеслом занимались все мужчины в нашем роду, и ты перенял эту способность. Все началось давным-давно. Я родился в северном краю и отправился на земли Гардарики, где встретил Пелагею. — Тъёрви улыбнулся. — Так я в той деревне и остался, вместе с женой. — Осмотрел дом, в котором сейчас жил Даниил со своей семьей — Да, тут и жили. Ведь тебе дом перешел от отца, а ему от своего… Я всегда здесь был, душа моя, — коснулся груди — в меч вложена и с ним похоронена. Но тебе, как последнему защитнику, я открою тайну создания. Ни отец твой, ни дед, никто не знает о мече. А тебе уготована судьба светлого Стража.
Даниил глянул в окошко, за которым дочка грелась у камина, а жена пекла хлеб:
— Рассказывай дед. Излей душу.
— Когда моей Пелагеи не стало, я впал в большое горе и отчаяние. Не мог успокоиться, не мог продолжить жить дальше. Все грезил встретиться со Смертью и спросить, за что так несправедливо жену мою забрала. За какие прегрешения?! Ведь светом Пелагея была для всех, ко всем с теплом и заботой, куска хлеба не жалела для страждущих. Призвал я тогда богов в помощь, чтобы отомстить Смерти и выковал меч Халотт. Вложил в него пот, кровь и месть свою черную, да так, что и сам меч — словно уголь в печи — стал черным. В ночь полнолуния, я стоял на перекрестке дорог и призвал к себе Смерть — она появилась передо мной, в длинном плаще и ухмыляясь. Я спросил ее, за что она забрала у меня жену? Смерть ответила — таково было ее предназначение — умереть, а мне — Жнецу — забрать ее. Гнев обуял меня, я замахнулся мечом быстрее, чем Жнец смогла отступить, я всадил меч в ее плечо. Она зашипела, и я видела, как ее белоснежные глаза, заволокло черной пеленой, но она исчезла. В следующий раз, Жнец пришла за мной через полгода, глубокой ночью, когда я спал, она оказалась моим сном наяву, сначала в образе Пелагеи, а затем себя самой — седовласой бестии с синеватой кожей, покрытой багровыми жилами. Кровоточащие язвы тянулись от раны, нанесенной Халоттом. Жнец шипела проклятья, тянулась своими когтистыми пальцами к моему горлу, пока не пропели первые петухи, и она не заверещала от муки, растворившись в лучах солнца. Прошло еще полгода, и Халотт всегда стоял у моей кровати, ждал новой встречи, пока Жнец не пришла в последний раз, чтобы встретить свой собственный конец. Тогда, она уже не была на себя похожа, ее зрачок заполнил все око, она тяжело дышала и была на последнем издыхании. Рана, нанесенная Халоттом, за год убила в ней сущность Жнеца, сделав непонятным монстром. Взмах, и к моим ногам скатилась ее голова. Тело обратилось в прах. Я утолил свою жажду мести, но решил не расставаться с мечом, — развел руки в стороны, показывая, что он, лишь часть тумана — меч в озере, покоится на дне, вместе с моими костями, обглоданными рыбами. Ты придешь за ним, когда почувствуешь зов Моей крови и заберешь, укроешь в новом месте.
— Даня! — окликнула мужа Даниила, когда кузнец обернулся, никакого призрака рядом не было.
Зов, о котором говорил дед, позвал Даниила спустя много лет — когда он стал Стражем света. От его дома под Нижним Новгородом ничего не осталось, озеро растеклось вширь и заросло по краям камышом, но меч так и лежал на дне, припорошенный илом и никем не найденный. Ждал своего Хозяина. Вода в озере оказалась на удивление прозрачной и ледяной из-за подводных ключей. Кинься за мечом кто-то другой, он бы замерз и утонул, но Даниил выплыл.
Только сидя на берегу и тяжело дыша, он ощутил холод. По шее стекали струйки воды, а рука сжимала рукоять меча: от Халотта исходило едва заметное голубоватое свечение. Сталь действительно была черной, как уголь. Архангел уже знал, куда он его перенесет. Они с Михаилом давно это обсудили, и Старший согласился с тем, что выбранное ими место отлично подходит для сохранения артефакта: Бердичев. Монастырь ордена босых Кармелитов. Телепортировавшись туда, Даниил прошел сквозь одну из стен подземелья, оказавшись в маленькой круглой комнате, заваленной старинными шкатулками с драгоценностями, бесценными полотнами, укрытыми под потертыми занавесками. В середину комнатки откуда-то сверху пробивался тонкий луч света, и именно здесь, под старыми плитами, архангел схоронил Халотт. Об этом тайнике когда-то было известно одному монаху, но он давно умер, оставив свой скарб нетронутым: «Здесь ты будешь в безопасности — это место как нельзя лучше подходит для тебя и таких же бесценных сокровищ» — он покинул комнату, вернувшись в темный коридор.
Даниил запечатал стену золотой руной, чтобы никто не смог проникнуть в это место, и оно еще многие годы оставалось незамеченным. Лишь дерево, росшее над катакомбами, из живого стало мёртвым. Именно под его корнями располагался тайник. Через много лет, когда архангел сблизился с Доминикой, Жнец попросила отдать Халотт ей на сохранение, чтобы она поместила его в Оскуро.
— Очень глупо хранить его так близко к людям, неважно запечатан проход руной или нет, — отчитывала Даниила девочка, — Оскуро — отличное место для хранения артефакта. Оружие против Смерти будет у меня же под боком. — Посмеялась над самой собой, забирая у архангела меч, обернутый в несколько слоев кожи.
— Я доверяю его сохранность тебе, потому что чувствую, что сама ты погибнуть не боишься.
— Не сомневайся… — на том и решили.
Подслушивая разговор, Ян внезапно понял, что взгляд белого ока бывшего Жнеца устремлен прямо на него:
— Входи, чего уж стал как соляной столб, — повелительным тоном проговорила Доминика, — и так все слышал.
Ангел вошел в комнату, и руки «влюбленных» мгновенно отстранились друг от друга. В глазах Даниила мелькнула тревога, но он склонил голову в знак приветствия. Встав из-за стола, шепнул что-то на ухо Доминике и покинул дом.
— Что привело тебя в нашу глубинку? — поинтересовалась девушка, поднимаясь. От нее отделилась тень, загородив собой пол стены.
— Хотел узнать у тебя о колдуне Храфне, — девушка изогнула идеальную бровь, — он из… — продолжил Ян.
— Исландии. Да, мне это известно… — закончила она, махнув рукой, — и что же конкретно ты хочешь о нем узнать?
— Биографию. Но просто так, ты ведь ничего не будешь мне рассказывать. Поэтому сначала — я расскажу тебе то, что знаю.
Ангел поведал ей без утайки об артефакте, о том, что встретился с Эвой, которая возможно является Эвикой, обо всем, до чего сам докопался. Весь рассказ, Доминика сидела в молчании.
— Это все… В том, что я знаю, слишком много пробелов и нестыковок. В Келестис я не нашел подробной информации о чародее, нет никакой его биографии. — Подвел черту Ян.
Доминика придвинула к нему чашку с травяным чаем. Ангел сделал глоток, и по жилам тут же разлилось тепло, его больше не знобило. Девушка прикрыла глаза тонкими пальцами:
— Я знала Храфна еще маленьким мальчиком. Он был одним из сыновей Ванланди — правителя из династии Инглингов. В одно свое путешествие, Ванланди познакомился со своей будущей супругой — Сньярой. Пробыв с молодой женой всего несколько месяцев, он уехал в путешествие и исчез на долгие годы. Когда Храфну исполнилось семь лет — в нем проявились магические способности, унаследованные от его предков, которые по преданию, были богами. Жить с матерью и в окружении других людей, ему не хотелось. Свой дар он тщательно скрывал, боясь огласки и покушения. В конце концов, борьба за власть могла стоить ему жизни. Поэтому Храфн сбежал, сымитировав собственную смерть. — В голове возникло видение прошлого. Вот она, такая юная, только вступившая в права Жнеца, стоит на берегу широкой реки: