Борисыч поморщил лоб. Взялся за бутылку и, уже было собрался свернуть с неё крышку, но передумал.

— Слушай, я в твоей магии ничего не соображаю, — отставил он водку в сторону, — Так что ты лучше переходи сразу к делу.

— Я достал из фантастического рассказа те самые марки, с помощью которых можно посылки между мирами слать и, собирался проверить, можно ли из моего мира в твой что-нибудь переправить, — улыбнулся я, — У тебя ведь нет аллергии на кошек. Вот соседского кота я тебе и вышлю. Не переживай, на почту тебе идти не придётся. Ты самое главное дверь на балкон открой. Посылка сама в твою квартиру залетит.

— И что мне потом с этим котом делать? — судорожно сглотнул батя, видимо ошалев от моей затеи, — А если он сдохнет по пути?

— В том рассказе, где я взял марки, кот нормально перенёс подобное перемещение, — успокоил я предка, — Но хотелось бы лично убедиться в том, что такой метод безопасен. А животное потом обратно ко мне отправишь. Я на обратной стороне крышки ящика свой адрес напишу. Тебе останется только марку приклеить, которую я внутрь ящика специально положу. Ну, а по прибытию я у кота выясню, какие он испытывал ощущения во время путешествия.

— Ты ещё и с котами научился разговаривать?

— Я-то нет, а вот мой домовой с любым животным общаться может. Он у меня как-то умудрился с воробьями договориться, так те по его просьбе почти всё лето в моём огороде колорадских жуков в банку с керосином собирали. Ты хоть раз видел дрессированных воробьёв? — спросил я у недоверчиво косящегося на меня Борисыча, — А я видел.

— Он ещё и с домовыми якшается, — проворчал батя и посмотрел на водку, — Чувствуется, я завтра за руль раньше обеда не сяду.

Не готов сказать, что мысль о том, чтобы стать звездой советской эстрады, меня захватила полностью.

Как-никак, а я знаю, «как это было».

Как бы не надували себя эстрадные звёзды, и какую бы корону на себя ни примеряли, свято веруя в собственную гениальность и необычайность, но если смотреть правде в глаза, то многим из них в их жизни выпадал Шанс, и лишь единицы смогли его ухватить, и удержать, что в реальной жизни не менее важно.

По нынешним временам тот же Тухманов — это не просто генератор шлягеров и один из самых популярных и раскрученных композиторов.

Он ещё и рычаг.

Трамплин.

Катапульта.

Любое из этих слов окажется правильным, если посмотреть, сколько известных певцов поднялись благодаря Давиду Фёдоровичу.

Понятное дело, что далеко не все со мной согласятся, а найдутся и такие, которые в драку кинутся доказывать, что тот же Градский и сам по себе мог бы стать известным вместе со своими «Скоморохами». Даже в том случае, если бы его Тухманов не заметил.

А я и спорить не буду. Право на личное мнение есть у каждого, и кроме того, я кухню эстрады немного лучше знаю, чем советские исполнители. Многое моё поколение понимает несколько иначе, пользуясь возможностью послезнания.

Скажем так, в моём времени популярная музыка перешла совсем на иные уровни. Совсем другие, очень отличающиеся от тех, к которым я привык уже здесь, и крайне несопоставимые с ними. Примерно так же отличающиеся от нынешних, как советская торговля отличается от той, что в моём времени была.

У нас трудно было себе представить, как размалёванная продавщица овощного магазина матом кроет всю очередь и буквально заставляет людей покупать гнилой лук и картошку. А тут это в порядке вещей. Сам не раз такое видел.

И ничего не происходит. Очередь стоит, как стояла, и никто даже не возмущается.

Что с советским народом сделали? Такое впечатление, что все зомбированы, и сами не понимают, как и зачем они живут. А ведь потом будут рассказывать внукам, что при СССР они жили хорошо. Правда, никто из них, этих сладких златоустов, не расскажет внукам про ту же продавщицу из овощного, и не упомянет про жилищные условия, или хотя бы признается в том, что туалетная бумага в его туалете стабильно прописалась лишь спустя лет пять после распада СССР.

Ладно. С чего бы я сегодня такой нахлобученный пессимист, спросите вы.

Да так, на медкомиссию попал, в военкомате. Принёс мне вчера один бледный юноша повестку, которую меня угораздило подписать. Да так неудачно всё получилось…

— Да вот же он, Гринёв. Что ты его ищешь уже полчаса, — громогласно объявила тётя Женя, стоило мне только выйти из машины.

— Вам повестка, — прошелестел призывник, притащивший треклятую бумажку на мой адрес, — Распишитесь пожалуйста.

Эх, послал бы я его, да под взглядом тети Жени, навострившей уши, таких глупостей совершать не стоит.

В итоге потерял сегодня полдня. Испортил напрочь настроение. И из рук всё валится, как подумаю о том, что меня запросто могут на пару месяцев выдернуть в «партизаны». Нет у меня времени на эти глупости. Надо срочно что-то придумать…

А что тут придумывать. Проще совет попросить у того, кто в советских реалиях ориентируется на порядок лучше меня, хотя бы у той же начальницы ОРСа.

— Валера, да какие проблемы, решим мы этот вопрос. Военком у нас замечательный и чуткий человек. Если что, брат моей близкой подруги. Как знать, может и сложилось бы у нас с ним, когда он в школе за мной ухаживать пытался. Но потом Володя в суворовское училище поступил, а ты же знаешь нас, женщин. Нам постоянное внимание нужно. Мы без него чахнем, как цветок без воды. Так что не переживай. Расскажем мы ему и про детский спектакль, и про фильмы. Он же советский человек, должен понимать, что для страны важнее. А водителя на грузовик он и в другом месте найдёт, — успокаивала меня сердобольная Наталья Фёдоровна.

— А можно так сделать, чтобы меня отметили в картотеке, словно я эти сборы прошёл, но по минимальному сроку? — постарался я скопировать взгляд котейки, который что-то сильно хочет выпросить, — Со своей стороны готов компенсировать такую услугу любым дефицитом. Причём, подчёркиваю, именно любым, — весомо добавил я в конце своего вопроса.

— Серьёзно. Он за такую услугу может и магнитолу попросить. Помню, как Вова на мою облизывался, когда довезла его как-то раз.

— Меня это устраивает. Достану и даже сам поставлю. Не вопрос, — решительно рубанул я воздух ребром ладони.

Зачем хороший блат, а я уже знаю волшебную силу этого слова, использовать попусту, если можно планку вопроса задрать на максимум.

Мне нужна пара лет спокойствия. Желательно, с минимальными контактами. Борисыч, как он ни старается, а обо всех своих знакомых никогда не вспомнит, и уж тем более, не сможет объяснить мне сложившиеся с ними отношения. Так что, ну его на фиг. Буду я держаться подальше от возможных встреч с теми, кто отца в этом времени хорошо знал.

Какая к чёрту армия? Какие сборы?

Я сам себе партизан. Вернее диверсант.

Сижу в машине около института имени Сербского и думаю, как дальше быть. Видимо вновь придётся идти на поклон к Гоше, чтобы он провёл для меня мастер-класс и обучил управлению летающими видеокамерами.

Ну, а как по-другому?

Здание, где находится Генрих Михайлович, я благодаря латунной кастрюле с компасом вычислил. Даже знаю, в какой части этого трёхэтажного дома с отслаивающейся от наружных стен штукатуркой он содержится. Осталось высадить на покатую крышу института муху-ретранслятор и запустить через вентиляционные колодцы внутрь здания «мошкару». Домовой ещё обещал летающий комплекс видеонаблюдения скрестить с системой распознавания лиц. Думаю, что это лучше и надёжнее, чем самому сравнивать каждое увиденное на экране лицо с несколькими фотографиями «потеряшки», которые мне скинул на почту Разумов.

Что буду делать после того, как выясню, в каком именно помещении содержится «засланец», я пока ещё не знаю. Когда найду, тогда и буду думать.

Я, честно говоря, вообще не понимаю, почему он оказался в институте имени Сербского, если по данным Разумова должен был находиться в Ленинграде.

Допускаю, что Генриха Михайловича сюда привезли на какое-нибудь психиатрическое освидетельствование, но ведь это могли сделать и в той же самой Питерской «Пряжке». На крайний случай в Ленинграде есть свой исследовательский центр имени Бехтерева.