— Тебе говорили, что ты ненормальный? — усмехнувшись, спросил Серёга, выхватил из багажника головку блока и направился в сторону своего «Москвича», около которого я предусмотрительно припарковался, приехав после обеда из гостиницы.

Глядя на радость помрежа я почувствовал себя скотиной. Ага, такой наглой, циничной и расчётливой скотиной. А как это ещё иначе назвать?

Да, имеются у меня виды на пронырливого помрежа. Точнее, на его дар проникновения. Он бегом проносится по тем кабинетам, на которые я не один день бы потерял, сунься я в этот незнакомый мне мир бюрократии. В прошлой жизни я с чиновниками особо не сталкивался, да и были они какие-то не такие. Советский чиновник — это особое явление. Поэтому и воевать с ними должны особые люди. Пока у меня всего один такой на примете, вот и задабриваю его авансом, чтобы он потом в помощи не отказал, а заодно и сам себе удивляюсь. Раньше я таким точно не был.

— Хозяин, — растолкал меня утром домовой, — К нашим дверям вчерашний капитан милиции подходит. Сейчас снова трезвонить будет.

— Угу, уже встаю. Гоша, участковый вряд ли дальше кухни пройдёт, так что приберись там и компромат попрячь, — не открывая глаз, пробурчал я, и усевшись на кровать нашарил ногами тапочки, — Ну что за народ? Сами не спят и другим не дают.

Приоткрыв один глаз, бросил взгляд на часы. Фига себе я поспал. Время почти девять. Впрочем, ничего удивительного, если учесть то, что я лёг только в три часа ночи.

Подвозя Николая Дмитриевича к его супруге, я преследовал две цели. Во-первых, хотел навестить Нину Рудольфовну, пожелать её скорейшего выздоровления и поблагодарить за то, что пожертвовала в мою пользу путёвку. Ну, а во-вторых, мне нужно было оставить «закладку» в больнице, в которой лечилась женщина. То, что ей нельзя было спускаться в фойе к посетителям, сыграло мне на руку, поскольку облачившись в застиранные халаты, нам пришлось подниматься к больной в урологическое отделение. Так я узнал не только номер палаты, но и койку, которую занимала жена главрежа. Заодно и припрятал на лестнице камушек для телепортации в эту больницу.

После того, как я отвёз режиссёра из больницы домой и, выслушав от него массу благодарностей и напутствий, выехал из Москвы, то в первой же попавшейся лесопосадке уменьшил свою машину. Затем спрятал в кустах очередную «закладку» для возвращения и телепортировался в Чебоксары.

Как не сложно догадаться, я решил вылечить Нину Рудольфовну. Всё-таки слова признательности за путёвку это всего лишь слова, и здоровья женщине они вряд ли прибавили, а я, как уже говорил её мужу, не люблю ходить в должниках. Пусть потом все гадают, что явилось причиной выздоровления супруги главрежа. Возможно врачи не одну диссертацию напишут о пользе арбузной диеты при лечении мочекаменной болезни — мне до этого дела нет. Я просто стараюсь быть благодарным. Меня так отец воспитал.

Для исцеления жены режиссёра у меня имеется, пожалуй, самое мощнейшее в мире лекарство — напиток, подаренный Дедом Морозом маленькой Люси в книге «Лев, колдунья и платяной шкаф». Средство проверенное, в том числе и на мне — прежде чем Гоша волшебным снадобьем спас от смерти соседскую девочку, которой требовалась трансплантация сердца, я по просьбе домовёнка на глазах у его приятелей полоснул себе по руке канцелярским ножом.

Гошиных друзей я конечно же, не видел, а вот лужа моей крови была вполне реальная, и кто знает, дожил ли бы я до приезда скорой, если б не лекарство. А так — выпил сок огненных цветов из алмазной бутылочки и снова здоров. Даже шрама от пореза не осталось.

Глубоко за полночь я, накинув мантию-невидимку, напялил очки ночного виденья и вставив в ноздри специальные фильтры, телепортировался в больницу, где находилась Нина Рудольфовна. На всякий случай пшикнул над головой дремавшей на своём посту медсестры усыпляющим спреем, а затем распылил его в палате, где лежала жена главрежа. После этого я капнул из пипетки снадобье в рот спящей Нине Рудольфовне и прямо из её палаты вернулся в свой гараж.

В общем, нет ничего удивительного в том, что я встретил капитана, широко зевая и прикрывая рот рукой. С другой стороны, если б не столь ранний визит участкового, то неизвестно, во сколько я проснулся бы, а мне ещё предстоит Галю найти и уговорить её на поездку к морю.

Галю я дожидался около общаги, словно заправский сельский ухажёр. В том смысле, что сидел себе на покосившейся лавочке у входа в её общежитие и лихо лузгал калёные семечки, купленные около ближайшего «Гастронома» у добродушной улыбчивой бабуси. Кстати, её улыбки я так и не понял. То ли она мне, покупателю, так рада была, то ли на свой мерный стаканчик не могла налюбоваться. Интересная у неё посудина. С виду вроде как обычный гранёный стакан, может быть чуток поменьше, но толстое дно и чуть изменённая форма своё дело делают. Чую, что в обычный, правильный стакан, как бы не пара её стакашков войдёт. Впрочем, меня это не смутило. Двадцать копеек не велики деньги, а семечки у бабки отменные. Я уже выкинул кулёк из под семечек, и пару раз прошёлся до машины и обратно, разминая затекшие ноги, когда Галка неожиданно появилась из-за угла.

— Привет, солнце, — радостно поприветствовал я девушку, — Я уж думал, что не дождусь тебя. В институте сказали, что ты не так давно ушла, а вахтёрша говорит, что ты не приходила.

— На переговорном пункте была. Маме на работу звонила. Предупредила, что послезавтра приеду.

— Э-э… А зачем ты маму обманула?

— Ничего я не обманывала. Послезавтра утром сяду на автобус и через полтора часа буду у себя дома, в Канаше.

— Это вряд ли. Тут видишь ли какое дел вышло. Наградили нас с тобой путёвкой на юг. Музыка наша больно уж всем в столице понравилась. В Дом Отдыха Кинематографистов поедем на две недели. Настоящих артистов живьём увидим. И что характерно, начало заезда через три дня. Так что даже не знаю, как и быть с твоей поездкой домой. Никак она не выходит по срокам.

— Какой юг? Какой санаторий? У меня ни денег на билеты нет, ни одежды.

— О, а вот это ты абсолютно правильно заметила. Но эти вопросы я уже решил. Подожди-ка меня здесь, я до машины схожу, — бодрой рысцой помчался я к своему автомобилю, где у меня кое-что было предусмотрительно заготовлено.

На самом деле у меня сейчас основная задача состоит в том, чтобы избежать некоторых скользких вопросов относительно путёвки. Если говорить точнее, то не столько путёвка несколько необычна сама по себе, сколько наше предстоящее размещение в этом самом санатории. Брякни я сходу, что спать мы будем в одной комнате, и кто его знает, чем дело кончится, а может оно и вовсе даже не начнётся, что скорее всего. Поэтому в ход сейчас пойдёт тяжёлая артиллерия, роль которой у меня выполнит один симпатичный пакетик довольно приличного размера. Больше всего места в нём занимают летняя шляпка в коробке и две пары босоножек. Пара купальников, подобранных мной по нынешней моде, очки и пляжные шлёпанцы идут довеском. Зато про деньги я не подумал. Так что нырнув в салон машины, я вытащил бумажник и быстренько отсчитал сто пятьдесят рублей, наскоро прикинув, что на поездку такой суммы Галке даже с избытком будет.

— Что это ты притащил? — недоверчиво спросила Галина, не торопясь забирать у меня пакет, который я ей протянул.

— Беги, примеряй. Вроде там всё твоего размера, а вот это твои деньги, точнее остаток от них. Мне в «Берёзке» удалось отовариться, а такой случай никак нельзя было упускать, сама понимаешь, — лихо приврал я, заранее придумав легенду, объясняющую появление дорогих импортных вещей очень приличного качества.

Про магазины «Берёзка» в Советском Союзе все знают. Понятно, что далеко не все там бывали. Строгие дядьки на входе просят показать паспорт и валюту, а если их нет, то и в магазин тебя никто не пропустит. Тем не менее восторженные рассказы про импорт, лежащий на прилавках инвалютных магазинов, наверняка слышали почти все жители страны.