— Ангел по прозвищу ведьма, — медленно, словно пробуя на вкус каждый звук, произнёс Гоша, — Смело. Думаешь те, кто наверху, дадут зелёный свет песне с таким словами?
— Будем надеяться, что поэтесса, с которой меня познакомили, сумеет сочинить текст, до которого нельзя будет докопаться, — пожал я плечами, — Умеет она без лишнего пафоса о войне писать.
— Кстати, о войне и немцах, — встрепенулся мелкий, — Ты когда за «Хорхом» поедешь? Уйдёт ведь машина.
— Гоша, что ты панику разводишь? Никуда не денется этот раритет, тем более что зима на носу. Объявления о продаже этого немца каждый месяц в течение полугода в газете выходят. Не нужен он никому. Ладно-ладно, успокойся, а то ещё скажешь, что я слово держать не умею, — прыснул я, увидев, как начал закипать домовёнок, — На завтра с хозяином машины договорился. Правда, придётся в район ехать — продавец тачку в деревенском сарае держит.
Кто-нибудь знает, почему люди в этом времени отчаянно стараются перебраться из деревень и сёл в город?
Всё очень просто — в деревнях асфальта нет. В сельской местности, если вам приспичит сходить в гости к соседу, который живёт всего лишь через дорогу, придётся обязательно надеть резиновые сапоги. Нет, летом, может быть, и галошами обойдётесь, но осенью без сапог никак. Причём, чем выше голенище, тем лучше.
Почему я так решил? Да, побывал я у хозяина «Хорха» в его деревне. Хорошо ещё, что он про эти самые сапоги меня по телефону предупредил, и я их в багажник накануне забросил, а то месил бы я деревенскую жижу в осенних туфлях.
Казалось бы, большое поселение, и находится оно прямо на федеральной автотрассе, а асфальт положен только на въезде. Почему по всей деревне не раскатали? А у совхоза денег нет, и фондов. Несчастная сотня метров условно асфальтового покрытия сделана только для того, чтобы на трассу машины из деревни на колёсах грязь не вывозили.
Вот такой парадокс.
Это мне Юрий Васильевич, седой жилистый ветеран войны, и он же владелец раритетного авто, объяснил, когда я закрывал свою машину, припарковавшись около продуктового магазина, что стоял на въезде в деревню.
«Вот тебе и космическая Держава, — думал я, пробираясь по непролазной деревенской грязи вслед за дедом, — Неужели просторы космоса покорять проще и полезнее, чем нормальные дороги построить для своих же людей».
Кстати, рассказал мне старик по пути и то, как он стал обладателем немецкой машины.
По окончании Второй Мировой тогда ещё молодой гвардии майор до пятьдесят пятого года прослужил в военной комендатуре в Австрии и по случаю стал обладателем автомобиля.
— Я за него в сорок пятом грузовик тушёнки отдал, что мои парни на одном разбомблённом продовольственном складе насобирали, — с гордостью заявил старик.
Я, ради прикола, хотел было предложить за его машину два грузовика мясных консервов на любой вкус, но побоялся, что дед не поймёт шутки.
— Не жалко с машиной расставаться? — поинтересовался я у хозяина, когда мы, преодолев полкилометра деревенской распутицы, подошли к его добротному деревянному дому, — Всё-таки вроде, как трофей, пусть и купленный.
— А куда мне её? — заметил Юрий Васильевич, разматывая алюминиевую проволоку, что висела вместо замка на больших деревянных воротах, ведущих во двор, — У меня две дочки и пять внучек. Кому я этот антиквариат оставлю?
— Ну, не знаю, — пожал я плечами, — Зятьям, например, или мужьям внучек.
— Бесполезно, — махнул рукой мужик, — Разговаривал я с зятьями. Никто не хочет связываться. Да и разлетелись дети, кто куда. Одна в Волгограде, другая в Новосибирске. Вот я и решил продать машину, да раздать деньги детям.
Что уж он там решил раздавать, я так и не понял, поскольку «Хорха» владелец оценил всего в четыре тысячи рублей. Ну, оставит старик себе тысячу и детям раздаст по полторы, и что они на это купят? Дешёвый мебельный гарнитур и цветной телевизор?
Хотя какое мне дело до их денег — у меня в связи с покупкой машины свой экономический кризис. Пришлось для восстановления наличной казны срочно выискивать Петровича и с минимальной торговой накруткой скидывать ему автозапчасти. Заодно договорился с ним, что он вновь поможет с переоформлением автомобиля в комиссионном магазине, а заодно и в ГАИ. Уж больно быстро и ловко это у него получается. Особенно, если в качестве стимула он заносит в нужные кабинеты дефицит. В этот раз цена вопроса в комиссионке встала в две банки импортного растворимого кофе. Догадываюсь, что одна из них останется у Петровича, ну да мне не жалко — он эту банку с лихвой отработает.
— Юрий Васильевич, а машина-то заведётся? — кинул я скептичный взгляд на «Хорха», когда мы вошли в сарай, ставший гаражом для немецкого раритета.
Нужно сказать, что внешний вид машины не привёл меня в восторг.
Ну, а чему радоваться, если резина на огромных колёсах от старости вся потрескалась, цвет машины из-за вековой грязи и многочисленных пятен куриного помёта не поддавался идентификации, а откидной, некогда чёрный кожаный верх, местами был больше похож на мелкоячеистую рыбацкую сеть. Не удивлюсь, если те же самые куры в салоне машины яйца высиживали. По крайней мере, валяющийся на пассажирском сидении птичий пух явно на это намекал.
— Не переживай, парень, — весело подмигнул мне дедок, — И заведётся, и до Чебоксар доедет.
Надеюсь, у старика есть знакомый местный тракторист, который на буксире дотащит машину до трассы. Мне почему-то кажется, что в такую распутицу это чудо немецкого автопрома дальше двора не сможет проехать. Видимо, я это произнёс вслух, потому что Юрий Васильевич тут же заявил:
— Подумаешь, грязь. Ты посмотри на диаметр колёс, да учти, что под капотом восьмицилиндровый пятилитровый двигатель мощностью сто двадцать лошадей. У «шишиги» движок и то слабее. Забыл тебе сказать — есть ещё гидравлическая поднимающая система. Так что клиренс у машины регулируемый. Если хочешь знать, то в такую слякоть по деревне только мы с председателем совхоза ездим. Он на УАЗе, а я на Хорхе, — гордо ткнул в небо пальцем старик, — Остальные или на тракторах, или на грузовиках передвигаются. Да и те нет-нет, да и застрянут.
Несмотря на все заверения, я с опаской подошёл к машине, когда переодевшийся в цивильный костюм с орденскими планками Юрий Васильевич предложил довезти меня до моей «Тройки». Даже после того, как старик услужливо накинул гобеленовое покрывало на растрескавшееся кожаное пассажирское кресло, меня свербила одна мысль: «А не прогуляться ли мне пешком по деревне до своей машины?» Мало ли, может дед решил меня использовать в качестве дополнительной тягловой силы, в случае, если машина посреди дороги застрянет.
Не скажу, что с ветерком, но до магазина, где стояла моя «трёшка», мы доехали. Правильнее будет сказать — доплыли. Во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что мы плывём по грязи на небольшом кораблике.
Не обманул меня старик — до комиссионки в Чебоксарах его машина тоже нормально доехала. Правда, я этот путь провёл уже в своей машине, следуя за вальяжно двигающимся по дороге «Хорхом».
Как и было заранее обговорено, ожидавший нас в магазине Петрович в обмен на пакет с двумя банками кофе, быстро сделал все дела. Юрий Васильевич разбогател на четыре тысячи рублей, возложив на меня оплату комиссионного сбора, а я стал законным обладателем раритетного автомобиля.
Что мне больше всего понравилось в нашей сделке, так это то, что в паспорте технического средства (так называемого ПТС) в графах номер шасси, кузова и двигателя стояло «Б/Н». Чёрт, да у меня теперь вечная машина и ни один гаишник не докопается, если я получу номера и через день повешу их на другой похожий автомобиль. Главное, чтобы модели машин были одинаковые, хотя и с этим не вопрос. Это Жигули по моделям нынче отличают, а вот Хорхи как-то не очень.
— Гоша, принимай аппарат! — схохмил я в стиле Маэстро из фильма «В бой идут одни старики», загнав в гараж «Хорха», — Махнул не глядя.