— Почему ты так со мной поступаешь? — требовательно спросила она, не успела я вымолвить ни слова.— Ты знаешь, как унизила меня?

Застигнутая врасплох, на несколько мгновений я утратила дар речи.

— Я... О чем ты говоришь? Я пытаюсь...

— Ты выставила меня некомпетентной! — воскликнула Зоя.

Я с удивлением увидела поблескивающие в ее глазах слезы.

— Ты повторяла и повторяла, что у меня нет опыта и что я не смогу сравниться с тобой и папой! Я выглядела идиоткой перед всеми этими алхимиками. И перед Китом.

— Тебе не нужно производить впечатление на Кита Дарнелла,— быстро сказала я, стараясь держать себя в руках.

При виде ярости на лице Зои я вздохнула и мысленно прокрутила в голове беседу в кабинете. Я не пыталась выставить сестру в дурном свете; я просто приложила все силы, чтобы послали меня, а не ее. Я понятия не имела, что Зоя так к этому отнесется.

— Послушай, я не пыталась поставить тебя в неловкое положение. Я хотела защитить тебя.

Она резко засмеялась, и было странно слышать такой гневный смех от столь ласковой девушки, как Зоя.

— Так вот как ты это называешь? Ты сама сказала, что пыталась получить повышение!

Я скорчила гримасу. Да, я так сказала. Но вряд ли я могла рассказать Зое правду. Ни один человек не знал о том, почему я помогла Розе. Мне было больно оттого, что я лгу своим — особенно сестре,— но я ничего не могла с этим поделать. Как обычно, я почувствовала себя пойманной в ловушку, поэтому ответила уклончиво:

— Ты же никогда не собиралась быть алхимиком. Есть занятия и получше.

— Потому что я не такая смышленая, как ты? — спросила Зоя.— Потому что не говорю на пяти языках?

— Это не имеет никакого отношения к делу,— огрызнулась я,— Зоя, ты замечательная, и, наверное, из тебя получился бы отличный алхимик! Но поверь мне, жизнь алхимиков... Ты не захочешь такой.

Мне хотелось убедить Зою, что она возненавидела бы такую жизнь. Будущее уже не зависело бы от нее, и ей бы никогда уже не пришлось принимать самостоятельные решения. Но мне помешало чувство долга, и я промолчала.

— Я бы справилась,— сказала она.— Я помогла бы защитить нас от вампиров... Если бы так захотел папа.

Ее голос слегка дрогнул, и я внезапно задалась вопросом, что в действительности питало ее желание быть алхимиком.

— Если ты хочешь стать ближе к отцу, найди другой способ. Быть алхимиком, может, и неплохо, но нужно быть готовой к тому, что ты уже не будешь принадлежать себе.

Хотелось бы мне объяснить ей, каково это.

— Ты не захочешь жить такой жизнью.

— Потому что тебе не хочется ею делиться? — выпалила Зоя.

Она была на несколько дюймов ниже меня, но сейчас в ней бушевали такая ярость и такой гнев, что сестра как будто заполняла собой всю комнату.

— Нет! Я не... Ты не понимаешь,— в конце концов только и смогла сказать я.

Мне хотелось раздраженно всплеснуть руками, но я, как всегда, сдержалась.

Взгляд Зои призван был обратить меня в лед.

— О, думаю, я прекрасно все понимаю.

Она резко повернулась и быстро вышла, все еще ухитряясь двигаться тихо. Страх перед отцом был сильнее гнева на меня.

Я уставилась туда, где она только что стояла. Я чувствовала себя отвратительно. Как Зоя могла подумать, что я и впрямь пытаюсь отобрать у нее всю славу и выставить ее в дурном свете?

«Потому что именно так ты и сказала»,— заметил мой внутренний голос.

Допустим, но я никак не предполагала оскорбить Зою. Я не знала, что ей хотелось стать алхимиком. Даже теперь я гадала, не желает ли она принять участие в деле по единственной причине: доказать отцу, что чего-то стоит.

Какими бы ни были ее мотивы, теперь уже; ничего нельзя было предпринять. Может, мне и не нравилось, сколь деспотически обошлись со мной алхимики, но я все еще горячо верила: своими действиями они защищают людей от вампиров. И если Джил удастся уберечь от ее же народа, это, конечно нее, поможет избежать гражданской войны. Я могла выполнить свою работу, и выполнить хорошо. А Зоя... Пусть у нее останется свобода добиваться в жизни чего захочет.

— Почему ты так долго? — спросил отец, когда я вернулась в кабинет.

Беседа с Зоей задержала меня на пару минут, и для отца это было уже слишком большим промедлением. Я даже не попыталась ответить.

— Мы отправляемся, как только ты будешь готова,— сказал мне Кит.

Пока я была наверху, его настроение изменилось. Теперь он излучал дружелюбие, настолько сильное, что удивительно, как все не распознали фальшь. Наверное, Кит решил попытаться вести себя со мной помягче — или в надежде произвести впечатление на остальных, или чтобы ко мне подлизаться. Ведь я могла раскрыть кое-какие его секреты.

Но хотя Кит и нацепил свою поддельную улыбку, в его позе, в том, как он скрестил на груди руки, чувствовалась натянутость. Все это ясно говорило: он не больше меня радуется, что нам предстоит работать вместе.

— Я могу вести машину большую часть времени,— заметил Кит.

— Я и сама могу,— ответила я, пытаясь не смотреть в его стеклянный глаз.

Я не чувствовала себя в безопасности, когда меня вез кто-то с таким ограниченным зрением.

— Мне бы хотелось поговорить с Сидни наедине, прежде чем она отправится в путь. Если не возражаете,— сказал отец.

Никто не возражал, и он провел меня на кухню и закрыл за нами дверь. Несколько мгновений мы просто молча стояли друг против друга, скрестив на груди руки. Внезапно я понадеялась: отец хочет сказать, что сожалеет о случившемся между нами этой ночью, прощает меня и любит. Честно говоря, я была бы счастлива, если бы он захотел по-отечески проститься со мной наедине.

Отец внимательно в меня всмотрелся; его карие глаза были так похожи на мои. Но я надеялась, что у меня никогда не будет такого холодного взгляда.

— Я не должен говорить, насколько это важно для тебя, для всех нас.

Вот и надейся на отцовскую теплоту.

— Да, сэр,— ответила я.— Не должны.

— Не знаю, сможешь ли ты загладить бесчестье, которое навлекла на нас, сбежав с ними. Но теперь ты сделаешь шаг в нужном направлении. Не повторяй ошибок. Тебя будут проверять. Подчиняйся приказам. Не дай моройке попасть в беду.

Он вздохнул и пробежал рукой по светлым волосам, которые я унаследовала от него.

«Странно, что у нас так много общего,— подумала я,— и все же мы совершенно разные».

— Слава богу, Кит с тобой. Он знает, что делает.

Я напряглась. В отцовском голосе снова прозвучала нотка гордости, как будто Кит был самым замечательным существом, ходившим по земле. Отец позаботился о том, чтобы я получила полное образование, но, когда с нами жил Кит, брал его в поездки и давал ему уроки, в которых мне не доводилось принимать участие. Мы с сестрами выходили из себя. Нам всегда казалось, отец жалеет о том, что у него есть только дочери, и вот вам доказательство. Но сейчас кровь моя кипела и я стискивала зубы не из-за ревности.

На мгновение мне подумалось: «А если я расскажу отцу о том, что знаю? Что он подумает тогда о своем драгоценном мальчике?»

Но, глядя в жесткие глаза отца, я ответила на собственный вопрос: «Он никогда мне не поверит».

И тут же пришло воспоминание о другом голосе, об испуганном умоляющем лице девушки, которая смотрела на меня большими карими глазами.

«Не рассказывай, Сидни. Поступай как угодно, но не рассказывай о том, что сотворил Кит».

Я не могла ее предать.

Отец все еще ожидал ответа.

Сглотнув, я кивнула.

— Да, сэр.

Отец приподнял брови, явно довольный, и грубо похлопал меня по плечу. Уже давно он не позволял себе жеста, так сильно смахивавшего на выражение привязанности. Я вздрогнула — и от удивления, и оттого, что нервы мои из-за всей ситуации были на пределе.

— Хорошо.

Отец двинулся к кухонной двери, потом помедлил, оглянувшись на меня:

— Может быть, для тебя еще не все потеряно.

Поездка до Палм-Спрингса была сущим мучением.