"Красивые слова, прикрывающие сущность наемничества" — осуждающе сдвинув брови, подумал тогда Рысак, но делиться своими возросшими морально-политическими сомнениями не стал.

По поводу же смены имен, все было гораздо проще. В том регионе, где им придется действовать, имелся старинный и дикий обычай. Если допустим, кто-то случайно в бою или в других военных обстоятельствах убьет твоего родственника, то весь аул, весь тейп не будет ни спать, не есть пока, в свою очередь не убьет виновника или кого из его родни.

Называется этот обычай — кровной местью и издавна, свято соблюдается при любых обстоятельствах. Именно поэтому, что бы в дальнейшем не подвергать свою жизнь и жизнь своих близких опасности, т.с. в мирных условиях не становиться жертвой трагических обстоятельств, лучше было имя сменить.

Рысака нарекли именем Николай Багарт, что-то созвучное имени голливудской кинозвезды с вечной сигаретой — Хемфри Боггарту. Гусаров, как бывший художник увидел в нескладной фигуре своего крестника некое сходство с американцем. Он же, по-видимому, шепнул своим сослуживцам, что новоиспеченный диверсант крупный художник. Этот вывод напрашивался сам собой, раз он умеет рисовать на своем теле большие картинки, значит и художник крупный, а какой еще? Не мелкий же? Ну, в самом деле?

Самого Гусарова, крупный армейский чин (бывший одесский еврей, а сейчас майор российской армии), почему-то в шутку назвал Дюкбелл. Почему "Дюк" что на английском означает герцог, почему "Белл" — колокол? Было не понятно, а креститель — Васька Маленович, так звали штабного майора, только показывал свои ослепительно белые зубы и твердил "Дюкбелл, Дюкбелл". Может у них, в штабе, это ругательство такое? Допустим "белый глист" или "пошел в жопу". Выяснять штабные подробности, не было сил и времени.

Но записали красиво. С момента крещения и наречения новых членов паствы, иными, чем в миру именами, им тут же были предложены типовые многостраничные контракты на два года службы.

Большое количество страниц имело под собой хитрое обоснование. Расчет делался на то, что их читать все равно до конца никто не будет. Тем более что они были напечатаны на русском языке.

"А мы им туда, подпустим юридического тумана, — думали хитрые военные. — Поплотнее, финансово приналадим к себе… Нет, если есть желание, т.с. пробудилось в тебе такая блажь, бери юридический словарь и сиди, осваивай, все ночи в твоем распоряжении"

Но таких умных до поры до времени не находилось, как правило, подписывали не глядя, тем более что всех, всегда все устраивало. В канцелярии их новые имена были вписаны красивыми, крупными буквами… Начальник канцелярии, не предлагая вновь зачисленным присесть, ждал, когда они осчастливят его бумаги своими автографами. Обычная рутина.

Общение Алексея с Рысаком, более менее наладилось. По крайней мере, они друг друга понимали. Рысак, в нарушении субординаций нетерпеливо тронув Гусарова за рукав, сделал определенный жест: "Братан, неплохо бы обсудить варианты". Тот кивнул головой и поинтересовался у штабного офицера, как бы это им обоим можно было более детально ознакомиться с текстом. Штабной поморщился, мол, чего разводить мороку дело-то ерундовое, на пару минут. Но все же легкомысленно разрешил забрать бумаги из своего кабинета и присесть в соседнем.

Они вышли. Расположились. Братан начал читать. По мере продвижения по тексту его лицо все больше и больше становилось мрачным и хмурым. Мимикой и красноречивым жестом, большой палец книзу, он дал понять сослуживцу, что они вступили в гов… Нет… Не так… Что они попали в неприятную ситуацию — вот, что означал его палец. И еще как мог, дал понять, что рабовладельческий строй после подписания контракта, вопреки историческому материализму для них опять расцветет махровым цветом.

Рысак, кивнув в сторону кабинета начальника, с усмешкой произнес выученное за последнее время иностранное и часто используемое на территории временно занятой врагом короткое словосочетание "фак ю". Означающее, что-то вроде "врешь — не возьмешь" — мы еще на их похоронах споем.

Взяв в руки экземпляр Рысака, Алексей коряво расписался в нем. Ему же передал свой. Тот расписался в его бумаге, кстати, тоже достаточно небрежно. Алексей подумал и в обоих экземплярах, где-то в середине вписал по абзацу текста. Когда писал, весело улыбался. Что и говорить — весельчак. А что он там написал не нашего ума дело. Путь юристы разбираются. Им и только им известна философия поступательного движения истории нашего повествования. Но это к делу не относиться. Юристы, как известно, вообще, люди подозрительные, темные и алчные…

Посмеиваясь и толкая друг друга в бок, они с видом заговорщиков вернулись в святая святых части, в канцелярию.

На глазах ничего не подозревающего майора, якобы подписали тексты и… Торжественно отдали ему "в дело".

Рысаку пожали руку и задали последний, изрядно надоевший каверзный вопрос: "Где солдат, тебе хочется служить? К чему лежит сердце?" Тот, глянув на своего командира, мол, мы — договорились, уговор остается в силе? Подтвердил своё решительное согласились на вариант службы в славных парашютно-диверсионных подразделениях.

Пока шла служба, шла и взаимная притирка друг к другу.

Вопрос вставал уже даже не ребром, он поднимался массивной берцовой костью — кто кого? Какая из существующих за окном, помимо нашей воли, цивилизаций окажется более жизнеспособной? Кто сильнее, западники или славянофилы? Уголовники или военные? Синие или красные?

Даже не кто первым победит одолеет соперника? А кто первый сдастся в угоду пиву, телевизору и бессмысленному шатанию по улицам, в поисках кинотеатров показывающих ненавистную и мерзкую для души и сердца низкокачественную эротику, толкающую защитников Отечества прямо в лапы низменных инстинктов.

Полным ходом шло взаимообогащение и обоюдополезное проникновение культур. Пока контрактники под одобрительные взгляды друг друга пытались овладеть алфавитной премудростью военной жизни, наступал поздний вечер. Подходило время отбоя. О чем в коридоре всегда громыхало старым тазом, а может просто голос у дежурного такой.

Как не хотелось продлить очарование всего, что было связано с Уставом вооруженных сил и Правилами несения караульной службы, но глаза помимо тебя сами собой закрывались… Мощный Морфей обнимал так крепко, что уже не было ни каких сил, выбраться из его объятий.

Казалось, что стрельбищем и строевым плацем военная служба закончится. Однако заставят дурака богу молиться, так он обязательно кому-нибудь голову расшибет.

Группа диверсантов, со слов ее командира капитана Гусарова сходила в рейд.

Осенним вечером выдвинулись, расположились и стали ждать. В горах по ночам уже морозы. Тщательно утеплились. Залегли на горной тропе в засаду. Для согрева, как водиться, чуток выпили. Посидели ночь. Как командир не просил, но разговоров и других посторонних шумов было много. Хорошо, что хоть лавину не спустили.

Возвращались утром восвояси и на обратном пути сняли специально для их засадной группы установленные четыре растяжки.

И когда стали в большой армейской палатке готовиться к отдыху, стоящий рядом с Рысаком Станислав Сталловов (довольно странное имя, плохо сочетаемое с ладноскроенной фигурой известного голливудского "Веселого Роджера") естественно по прозвищу Рэмбо, снимая жилет, случайно уронил на пол ручную гранату. Ничего страшного в этом не было. Делов-то. Граната упала на пол и покатилась под ноги уставшим бойцам… Не вешаться же всем из-за этого?