– Это не так, – заявил нотариус.

– Болван! – вскричал я. – Ты меня перебил!

– Вы искажаете факты, – отшатнувшись от меня, ответил законник.

– Ты проклятый, вшивый словоблуд! Вот возьму тебя за горло, пока все угри не повылезают из твоего длинного носа! Я рассказываю историю, от которой зависит моя жизнь, а у тебя хватает наглости совать свой…

– Господа! – буркнула старая дама. – Вмешательство было невоспитанным, ответ – излишне эмоциональным. Продолжай свою недоказуемую сказку, майстер Омар.

– Недоказуемую сказку? Как вы можете судить? И как мне теперь восстановить тот настрой, то волшебство, ту тайну, то безошибоч…

– Ну, ты, трепло! – перебил купец, который успел проснуться и теперь кисло созерцал меня со своего кресла у огня. – Ты уже не в первый раз намекаешь на то, что этот твой «Гомер», или как там его, – что это ты сам и был, двести лет назад. Ты считаешь нас слишком доверчивыми или суеверными, поддающимися запугиванию настолько, что мы спасем тебя от законной расплаты? Не забывай, ты всего лишь убийца собаки и незадачливый конокрад, и все твои хитроумные намеки насчет бессмертия не спасут твою задницу от мороза за дверью… Прошу прощения, майне дамен.

Актриса ухмыльнулась.

– Мне казалось, мы договорились, – холодно ответил я, – что мое имя на протяжении столетий использовалось для обозначения сказителей. Одного из них, участвовавшего в описанных событиях, я и имел в виду.

– Ты сказал «мы»! – заявила актриса.

– Я мог увлечься сюжетом и перейти к рассказу от первого лица. Такое бывает.

Гвилл бросил на меня тревожный взгляд, хотя мне казалось, что его-то я убедил более, чем остальных.

– Мне кажется, мы можем позволить майстеру Омару продолжать, – прохрипел он.

– Я отказываюсь! Этот раунд состязания надо объявить ничейным и аннулировать.

Старый солдат улыбнулся, как кот, сожравший особо жирную канарейку.

– С каких это пор правила устанавливаются победителями?

– Если майстер Омар так убежден в своем бессмертии, – едко заметила актриса, – не понимаю, почему же тогда его так беспокоят враждебные намерения нашего хозяина?

Я никогда не утверждал, что нечувствителен к боли. Кроме того, доказать, что ты смертен, можно только одним способом – именно поэтому я никогда и не пытался этого сделать.

Ухмыляясь, Фриц поднялся с места.

– Пожалуй, пойду принесу дров, майне дамен унд геррен. Надеюсь, стук топора или вой волков в лесу не потревожат вашего разговора. – Он взял меня одной рукой за шиворот и без усилий оторвал от пола. – Пожелай господам доброй ночи, Омар.

– Минуточку! – Старуха пристально посмотрела на нотариуса; бледный лоб ее морщился как пенка на горячем молоке. – Что именно смутило тебя в небылицах майстера Омара?

Небылицы! Если б я мог дышать, я бы не преминул возмутиться подобному утверждению.

Законник облизнул губы.

– Он опустил в своем рассказе любопытные события, имевшие место между военными действиями и основанием Верлийского царства.

Я издал возмущенный хрип.

– Опусти его на пол, трактирщик! – приказала старуха.

Фриц опустил меня так, чтобы ноги мои касались пола.

– Я как раз собирался рассказать об этом, – просипел я; голос мой при этом не уступал голосу менестреля.

– Значит, теперь уже не расскажешь, – заметил Фриц и снова поднял меня.

– Что тебе известно об этих событиях, майстер? – Старуха смотрела на нотариуса с открытым недоверием.

В его усмешке было мало юмора, зато полным-полно хитрого самодовольства.

– Эта информация не открывается просто так, сударыня.

Купец одобрительно ухмыльнулся:

– Майстер Тиккенпфайффер является неплохим знатоком этого вопроса. Он изучал его по моей просьбе.

– Неужели? – Старая карга переглянулась с солдатом. – А ты, Омар, знаешь ли ты что-нибудь об этом? Омар? Трактирщик, будь добр!

Снова Фриц опустил меня так, чтобы ноги мои коснулись пола. Я перевел дух и даже ухитрился слегка кивнуть. До сих пор до меня не доходило, что нотариус как-то связан с бургомистром и его в высшей степени одаренной невестой, но в данный момент у меня были другие причины для беспокойства. Например, то, как Фриц молча сжимал воротник своей старой куртки.

Старуха снова контролировала ситуацию в помещении.

– Тогда, возможно, ты поделишься с нами вашими познаниями, майстер Тиккенпфайффер? И мне кажется, мы можем позволить Омару дополнить его – на случай, если ему известно что-нибудь существенное.

Фриц сунул меня обратно на лавку. Я сидел, открыв рот, как выброшенная на берег рыба. Фриц шагнул к камину и бросил в огонь последние два полена, потом вернулся на свое место, не спуская с меня хищного взгляда.

Я вспомнил, как мой старый друг Благонрав Суфский всегда советовал возлюбить врагов своих, но желательно на безопасном от них расстоянии.

Купец откинулся назад, вытянув ноги и сложив руки на пузе. Актриса напустила на себя самое скромное свое выражение – то есть напоминала не свернувшийся еще сыр. По мере того как сознание возвращалось ко мне, я начинал ощущать в помещении новую напряженность. Солдат держался начеку; даже маленькая служанка стиснула пальчики так, что они побелели. Выходит, не один я никак не соотносил до последнего момента нотариуса с этими двумя.

– Если мой клиент пожелает, чтобы я изложил суть дела, – чопорно заявил законник, – я могу поведать некоторые факты в доступной интерпретации. Вам они могут показаться несколько странными, однако прецеденты заграничной юриспруденции, вне всякого сомнения, отличаются от порядка, заведенного в цивилизованных краях вроде… – Он слегка закашлялся. – Должен заметить, что горло мое несколько пересохло от жаркого огня, бургомистр.

Купец раздраженно кивнул трактирщику. Пока Фриц ходил с кувшином за пивом, майстер Тиккенпфайффер перечислял свои ученые звания. Судя по всему, он был первым законником в Бельхшлоссе, и не могу сказать, чтобы соседство с ним слишком радовало меня. Вслед за этим он пустился в нудное перечисление исторических фактов, начисто лишив рассказ пафоса и драматизма.

Надеюсь, ни один сказитель такого уровня никогда не предстанет перед моим судом – смертный приговор ему обеспечен, что бы он там ни рассказал.

Однако, доводись мне рассказывать эту историю, она звучала бы примерно так.

Я догнал армию в долине Дубглас, за Кладбищенским перевалом. Приближался вечер, погода заметно портилась, и даже скалы скрылись в снежной мгле. Ветер дул мне в лицо, так что я чуть не наткнулся на копья первого поста. К счастью, я знал пароль, и меня безотлагательно проводили в освещенный шатер к сержанту. Мои бумаги были подписаны самим Дуссом и скреплены замысловатыми печатями, они произвели бы впечатление на любого. Не знаю, умел ли сержант Кровоклятв читать, но это не имело особого значения, ибо он помнил меня по Брусничному озеру и холму Одинокого Дуба. Скоро я оказался у костра, в окружении старых друзей, за миской варева, скорее согревающего, нежели питательного, но от этого не менее желанного.

– Эй, грядет заваруха! – объявил рядовой Конененавистник. – Каждый раз, как нагрянет Гомер, жди неприятностей!

Это правда: в дни, полные тяжелого ожидания, из которых по большей части и состоит любая война, я ухожу в места, где творится что-то поинтереснее. История творится не только армиями. Обыкновенно я полагаюсь на богов, не дающих мне опоздать к началу событий, вот и теперь пришел вовремя. Так что по-своему Конь был прав.

При всем при том, сказал я ему, неприятности грозили ему и без моего участия. За последние полгода его трижды продвигали в звании до сержанта, не так ли? И каждый раз понижали обратно?

– Четырежды, – признал он, ухмыляясь беззубым ртом. Дважды в один день, у Брусничного ручья.

Да, день тогда выдался хоть куда, согласились остальные. Вот бы еще таких. Взять хотя бы тех пленных, привязанных собственными кишками к деревьям, – что еще нужно человеку? Да нет, много чего еще можно придумать. Они начали вспоминать, что они сделали со следующей группой пленных, и со следующей, и что будут делать с ними в дальнейшем… Я сидел и собирал истории.