– Побегать придётся. Так что ты иди-ка к нему…

И кот прыгнул! Ударил меня вдруг в плечо тяжёлый и мягкий толчок, и я боковым видением схватил, что этот пёстрый – то ли бурый, то ли серый – плешивый кот с седыми ушами и человеческим взглядом, подбирая хвост в кольцо, устраивается на моём плече. Как ни в чём не бывало. А серый плащ повернулся и побежал. “За этот Травник Пантелеус отдал бы своего плешивого кота”, – вспомнил вдруг я!

– Пантелеус!..

Но закоулок был уже пуст.

С тяжёлым и тёплым котом на плече я добрёл до пристани. Вот покачивается шлюпка с “Дуката”. Я шагнул к ней, и вдруг вокруг меня выросло плотное кольцо людей. Нох, Каталука, Робертсон, ещё человек восемь матросов.

– Целы, мистер Том? – спросил кто-то.

– Всех нужно вернуть на корабль! – сообщил я вместо ответа. – И побыстрее, скоро будет темно!

– Всё уже известно, – раздался приглушённый бас Каталуки. – Серый человек был уже здесь. Ждём мистера Стоуна и Леонарда. Ещё четверо назначены бичкомерами: бродят по этому пляжу, высматривая вас. Теперь мы их отзовём…

Звук странного взрыва прервал его сообщение. Похож был на слабый пушечный выстрел. Все замерли и повернули головы в ту сторону, откуда прилетел звук. Примерно в полумиле от нас, на берегу, над портовым людским муравейником поднималось и пухло в воздухе яркое оранжевое облачко.

– Это Стоун! – выкрикнул Нох.

Что-то непонятное происходило возле меня – и без моей воли. Все, кто был рядом, рванулись в сторону облачка, на ходу вынимая оружие. Нох потянул меня за рукав в сторону шлюпки.

– Что за чёрт? – озадаченно и сердито выпалил я.

– Уже рассказываю, мистер Том, – заторопился мой старый приятель, – вы только садитесь в шлюпку-то! Вот так, хорошо. Оллиройс раздал нам сигнальные ядра – всем, кто сходил на берег.

– Что это?

– Я же рассказываю. Ядро. Сшито из куска паруса, помещается в кармане. Набито порохом с цветным порошком, уж не знаю каким. Да и никто не знает. Оллиройс сказал только, что у нас, мистер Том, то есть у меня – порошок синий. У Стоуна – рыжий. У Леонарда – коричневый. Если приключится какая неприятность, нужно поджечь торчащий из ядра пороховой фитиль и швырнуть вверх. И все, кто есть из наших на берегу, – прибегут и помогут.

– Кто придумал?

– Да кто же. Готлиб и Оллиройс. Неспроста Готлиб курил трубочку-то, и те, что с Леонардом – всё время курили, и Стоун тоже. Чтобы фитиль быстро поджечь при опасности.

– Почему мне не сказали?

– Как сказать-то? – выпучил на меня удивлённые глазки старик. – Вы из каюты не выходили. А Энди предупредил – если вас кто-нибудь побеспокоит – пойдёт обратно домой. Пешочком.

– Так это Энди сейчас сигналит?

– Похоже, что он. Только вы, мистер Том, не рвитесь из шлюпки-то. Если идёт охота – то она идёт на вас. Стоун им не очень-то нужен. Оставайтесь здесь, и у ребят будет меньше работы. Сядьте, не качайте шлюпку. Кота напугаете.

Стоун и вся компания появились через несколько минут. Быстро, сноровисто попрыгали в шлюпку. Стоун пробрался ко мне, сел рядом.

– Да, – сразу же заговорил он. – Ждали нас. Я почувствовал неладное ещё в портовой службе. Адмиралтейские людишки очень уж долго носили туда-сюда бумаги “Дуката”, да и завернули их обратно, попросив прийти завтра. Мы вышли на улицу – и вот тебе шестеро. Да задираться стали так неумело. Я Адамсу кивнул, он фитиль в трубку сунул, поджёг да и бросил ядро. На всякий случай. Перед нами ведь только шестеро стояли, а сколько было ещё поблизости – неизвестно. Мы клинками лишь пару минут позвенели, четверо против шестерых – легко и спокойно. А как наши примчались – мы всех шестерых и положили. Но аккуратно положили, мистер Том, никого не убили. Так что предъявить нам нечего. А у вас есть новости?

Шлюпка между тем быстро отвалила от пристани и двинулась на рейд, к “Дукату”.

– Новостей особенных нет. “Хаузен” я не нашёл. А почему мы уплыли? Кто из наших ещё на берегу?

– Все здесь. Даже четверо бичкомеров прибежали (я улыбнулся: “бичкомер” – буквально – “пляжный бродяга”, опустившийся моряк, по нескольку раз на неделе меняющий работу. Хуже бичкомера может быть только шкерт).

– А Леонард с водой и продуктами?

– К “Дукату” причалены две фелюги, мистер Том. Посмотрите. Значит, Леонард сейчас качает воду.

– Спасибо Господу, гора с плеч. Значит, на корабле – все, плюс один…

Честное слово, я всего лишь сказал и ещё только собирался представить нового пассажира, а он, старое чучело, переступил вдруг лапами и ткнулся носом мне в щёку.

– Да, приятель, – сказал я, почувствовав вдруг к коту какую-то странную нежность. – Я про тебя говорю.

Он негромко заворчал. На голове у него, между ушами и до бровей, забираясь на лоб, белело пятно. Словно выбритая тонзура монаха-доминиканца. Впоследствии у меня с Пантелеусом по этому поводу состоялся коротенький разговор, дословно следующий:

– Пантелеус, а вот его голова, она…

– Это не плешь. Седое пятно. Просто шерсть поседела.

– От старости?

– От ужаса. Он слишком многое видел.

БЕСЕДЫ С КОТОМ

Да, фелюги действительно были со свежими продуктами и водой. Невероятно, но Леонард за каких-то полдня закупил и привёз всё необходимое. И выгрузил! Мы ещё только подходили к борту, а первая фелюга, подняв свой косой четырёхугольный парус, уже отваливала от него. На её боку вдоль всего корпуса темнела влажная полоса: под грузом судно было глубоко погружено в воду, но вот груз убрали, судно поднялось из воды до своего обычного уровня. Это удивительно: груз из фелюги взяли так быстро, что влажная полоса не успела просохнуть! Молодец, Леонард. Ещё одной заботой меньше.

Мы поднялись на палубу, и первое, что мне бросилось в глаза, – это красные, измученные, покрытые потом лица стремительно бегающих матросов. Они вымётывались из трюма, подхватывали с борта груз и немедленно бросались обратно. Их никто не подгонял! Больше того, я увидел, что Бариль, грозный боцман, сам бегает в их муравьиной цепочке. Вот это матросы! Вот это люди! Какая надёжная, крепкая сила! Я удержаться не мог. Уронив у фальшборта оружие и верхнюю одежду, и ссадив туда же кота, сам бросился к куче бочонков, ящиков и корзин, схватил первое, что попалось под руку, и побежал в трюм. Само собою нашлось мне место в дружной стремительной веренице, и азарт тяжёлого сообщного дела мгновенно меня опьянил. Сбросив груз на руки полуголому, блестевшему от пота Леонарду, который метался во мраке трюма, как тролль в подземелье, я развернулся и побежал назад, и на бегу заметил спешащих навстречу, согнутых под грузом Робертсона, и Готлиба, и Каталуку. Пробежали Оллиройс, Адамс, Рэндальф, Сэм Гарпун, желтокожий китаец Лун Цяо, безбородый, с одутловатым лицом Кальвин. Даже Нох просеменил, прижимая к животу какой-то мешок, и даже Стоун, превратившийся в простого матроса, но не отстегнувший, однако, шпаги, бежал, пригнутый к трапу немаленьким весом бочонка. Невиданная, сумасшедшая на “Дукате” команда. Владелец фелюги, кое-чего повидавший на своём веку, пожилой, меченный шрамами араб, зажав в кулаке деньги, смотрел на нас, наверх, на палубу изумлёнными, выпученными, тёмными своими глазами. Наверное, никогда ещё в этом порту у него не забирали груз так быстро. Спасибо, почтенный. Многим в порту ты расскажешь сегодня о странном трёхмачтовом англичанине, бешеная команда которого даст фору [15] любому военному фрегату. А в ответ тебе кое-что добавят, будь уверен. Ты во сне будешь видеть этот корабль. Тебе ещё захочется бросить свою копеечную торговую жизнь и ступить к нам на палубу, чтобы мчаться к далёкой неведомой цели, чарующей и опасной, потребовавшей от всех нас такой вот силы и такого вот братства.

– Энди! – сказал я Стоуну в своей каюте, стаскивая с себя мокрую от пота одежду. – Мы на рейде, погода спокойная. Собери на палубе команду. Всю, до последнего человека. Редкая возможность пообщаться со всеми сразу.

вернуться

15

Фора – изначальная уступка того, кто сильней, в какой-либо игре или состязании.