Утром Пинта, Готлиб и Илион незаметно ушли. У дальнего выхода остались караулить Адамс и Лис. Я не находил себе места. Мало, как мало времени! Что, если странный помощник, или помощница – приведёт Малыша вот сейчас? Днём, как я и просил! А если вообще не приведёт? Думай, Том, думай.
А начало плана был простым. Я встал в ряд матросов, нападающих и отбивающих удары. Крысу не вынимал, взял какую-то саблю. Работал, пыхтел. Мягко качался стоящий напротив, с блескучей катаною, Тай.
– Оп! – негромко крикнули мне из-под портала.
Это значит, что стража наверху подошла к краю стены и смотрит на нас. Я взглянул в угольно-чёрные узкие глазки. Кивнул. Страшный удар вышиб из рук моих саблю, я ударился в стену, упал, завопил. Все бросились ко мне, сгрудились. Пантелеус приволок белой ткани, стал заматывать правые руку и ногу. Я громко стонал и ругался. Тай хватался за голову, бегал по дворику с видом виноватым и удручённым. Наконец, я встал на ноги, поддерживаемый с двух сторон, уковылял в караулку, к воротам, в тень под порталом. Там мы затихли, и, взглянув друг на друга, негромко, радостно рассмеялись. Теперь там, наверху, несомненно, передали, кому следует, что у меня повреждены рука и нога. (Так что влезть к ним по лестнице я не смогу.)
Вечером Готлиб сообщил, что куплены ишак и повозка, что в повозке закрыта большая свинья и что у причала стоит быстроходная лодка, в которой оружие, порох и трое надёжных матросов из английской фактории. Вот, всё готово у нас. Мы успели. Мы молодцы.
Корвин пришёл в самый удобный момент, на следующий день, ровно в полдень.
– Том! – крикнул он вниз. – А меня охраняет сегодня великий визирь!
Действительно, рядом с ним стоял кто-то высокий, в роскошных одеждах. Приветливо кивал головой в огромной чалме.
– Поднимайся! – кричал наш Малыш. – Хумим-паша разрешил сыграть с тобой в шахматы!
Упала лестница.
– Не могу! – прокричал я в ответ. – Не долезу! – и показал на руку и ногу. – Спустись лучше ты!
Очень тревожный момент. Наверху совещались. И вот Корвин присел, вцепился в лестницу. Стал быстро спускаться. На плече у него висела сума, в которую – было видно – уложили доску и фигуры. Колкая, жаркая дрожь прошла у меня по телу.
– Готовимся, братцы, – негромко проговорил я.
Братцы засуетились. Вытащили во двор и расстелили в круг ковры, одеяла. На них побросали оружие, деньги. В середине круга Готлиб сложил все наши пороховые, с цветным порошком, сигнальные заряды. От них тонкой полоской стал сыпать порох – между камнями, чтобы горелый след нас не выдал. Полоску утянул под портал, приготовил свечу и фитиль. Корвин спустился. Обнявшись, мы отошли в тень, к самым воротам.
– Здесь говорить нельзя, – шёпотом сообщил мне Малыш. – С той стороны, за дверью, круглые сутки сидит тарджуман. Каждые полчаса докладывает страже – что слышит. Ашотик предупредил.
Не было времени выяснять, кто это такой. Я в упор смотрел на Готлиба. Если будем делать так, как задумали, то стоит нам только уйти в туннель, как тарджуман поднимет тревогу, услышав, что здесь – тишина. Проклятый Хумим. Какой внимательный, гостеприимный хозяин. Но что же, что делать?
– Быстро! – прошипел я Готлибу, поймав нужную мысль. – Бегом! На базар! Купить медный поднос и горшочек гороха.
Глаз просиял:
– Сухого гороха!
– Именно!
Он, Пинта и Адамс умчались в туннель. Я сбросил ненужные белые тряпки. Привязал под одеждою Крысу. Тянулись минуты. Как тяжело было ждать! Вернулись, задыхаясь, в поту, мои люди. Принесли и поднос, и глиняный кувшин с жёлтым горохом. В кувшин тут же налили воды и пристроили его высоко вверху у ворот, а под ним положили поднос. Пора!
Первая группа, – Адамс и Тай впереди, – канула в чернеющий ход. За ними исчезли все остальные. Два десятка человек – отряд невеликий. Сверху, разбухая от воды, стали выталкиваться из кувшина и падать на гулкий поднос горошины. Эти звуки скажут сторожу, что здесь кто-то есть. Пора, пора. Готлиб поставил свечу, поправил огонь. Вокруг свечи обвязал фитиль. Когда воск истает до нужного уровня, огонь непременно фитиль подожжёт. А с ним – и пороховую дорожку. Обнявшись, Глаз с Корвином прошли к колодцу, попили воды. Дворик пустой – но это понятно: все наблюдают за шахматной партией. Но присутствие здесь всех – несомненно: на разбросанных одеялах сверкает оружие, поблёскивают монеты.
Всё. Прощай, старый дворец, колыбель Аббасидов.
– Когда загорится? Успеем? – на бегу, в тоннеле, спросил я у Готлиба.
– Я посчитал. Загорится, когда будем уже там, за дворцом. Главное – выйти незаметно и собраться возле свиньи .
Вышли. У входа в нужник сидели, спустив штаны, трое матросов. Махали руками на желающих пройти:
– Пошли назад, чёртово племя! Не видите – занято! Сейчас уйдём, потерпите.
Кое-как закатили, задвинули камень. Матросы, оглянувшись, встали, подтянули штаны. Изобразив облегчение на лицах, прошли, скрылись в рядах. Вышли и мы, и быстро скрылись в гудящей толпе. Готлиб уверенно шёл впереди. В ветхой, турецкой одежде шагал рядом Корвин, прятал лицо. Толчея, крики, запах еды. Прошли рынок насквозь. Что ж, вот и наши. Делают вид, что желают что-то купить. Вот ишак, вот повозка. Пора!
Увидев нас, Пинта прыгнул в повозку, разбросал одеяла и войлок, под которыми в ящике орала голодная, не кормленная со вчерашнего дня, громадная белая свинья. Она неуверенно высунула из ящика башку, а кто-то уже бросил на повозку мостки, и Пинта подхватил в руку ведёрко с маисовой кашей, и свинья, почуяв её сытный запах, бросилась за ведёрком, едва не упав на мостках. Пинта бежал со всех ног, и с оглушительным визгом мчалась за ним свинья. С криками и сумасшедшим хохотом устремилась за ними моя команда. Только так, только так безоружный отряд европейцев мог беспрепятственно пройти к гавани, минуя патрульные отряды городских янычар. Теперь они сами, вместо того, чтобы выяснять, кто мы такие, присоединялись к безумному нашему бегу, прогоняя из города это нечистое, согласно Корану, животное.
Порт. Гавань. Мы притормозили. Пинта, свинья и огромная вереница бегущих людей промчались мимо. Последние сами не знали, зачем бегут, и кричали друг другу:
– Что там? А что там?
А спереди им отвечали:
– Шайтан! Шайтан!
Влезли в фелюгу. Трое дюжих матросов, оттолкнув нас от берега, взмахнули руками. Готлиб, Слон и Точило мгновенно вздёрнули косой бермудский парус, остальные матросы взялись за вёсла. В Басру! Вниз по течению, да ещё под парусом, с вёслами – фелюга летела, как птица. Вдруг Готлиб тронул меня за рукав. Я взглянул на него, потом – на покидаемый город. Над дворцом Аббасидов поднималось высокое облако из клубов разноцветного дыма.
Джинн улетел.
У окраины города мы причалили к берегу, подобрали Пинту. “Рано радоваться, рано”, – говорил я себе. Да, ещё нужно проплыть по Тигру, вниз, до залива. Всё может случиться.
Но нет, обошлось. На “Дукате” нас заметили, едва только фелюга вынеслась в воды залива. Видно было, что вертится шпиль, поднимается якорь. На ходу мы причалили к борту, нам сбросили трап.
– Чёрт тебя побери, Том! – орал совсем не сдерживающий себя Стоун. – Это невозможно, невозможно! Как ты сумел?!
– Корвин!..
– Эдд!..
– Бариль!..
– Готлиб!..
– Тай!..
– Мистер Том!..
Оллиройс суетливо гнал вниз матросов, поднимал наверх пушки. Бегло хлопали паруса.
– Документы в порядке?
– В абсолютном! Курс – домой, мистер Том?
– Домой, капитан. Но сначала – на Локк.