С первыми лучами солнца прекратилась беспорядочная стрельба, Горящий барак, оказавшийся бараком охраны — потушен. А в лагере наведено некое подобие предшествовавшего инциденту порядка. На работы в этот день зэков не погнали — у лагерного начальства хватало в этот день других проблем. Охранники, закинув в барак «утреннюю пайку», удалились, заперев двери. Радуясь нежданному отдыху, зэки чесали языки о ночном происшествии, но, ни к каким выводам не пришли. На бредни пришедшего в себя эвена никто не обращал внимания. Мало ли что привиделось болезному в припадке? Полоумные они, эти дети природы, вот и весь сказ. Николай не обижался. Оставив попытки убедить народ в существовании мстительных духов, он уселся на нары рядом с лежавшим навзничь Крыловым, так и не прикоснувшимся к еде.

— Моя говорил, мстить будет? — невозмутимо поинтересовался Коля. — Витек не верил!

— Ты думаешь… это он… Витьку? — Крылов повернулся к эвену, стараясь не смотреть на сук, с которого утром охрана сняла Полевого.

— Зачем думать, Уяганов знать! — самодовольно заявил эвен. — Он быть здесь ночью! Нуолан видеть! Принес бы Витька жертву Тулуурдааху — может, и дальше жил, однако…

— Ты думаешь, что и Фомин с Ухримчуком тоже того? Померли?

— Стрельба ночью слышал? — поинтересовался эвен. — А ойууна пуля не остановить!

— Ясно, — кивнул Крылов, усаживаясь бок о бок с Николаем. — А нас с тобой почему не тронул?

— Ага! — улыбнулся паренек. — Димка верить Уяганову, однако!

— Не поверишь тут, — вздохнул Крылов, — когда такая чертовщина твориться! Не мог Витька сам на себя руки наложить! Мы с ним не один годок лагерную баланду из общей миски хлебали. Не стал бы он сам себе башку проламывать! Вот убей меня — не стал бы!

— Шаман это, — согласно покивал головой эвен. — Тебя-меня не трогать — мы вреда не причинять! Витька — ногу арангаса рубить…

— Да понял я, не дурак! — перебил эвена Крылов. — С вертухаями и так все ясно… А бригадир? С ним как, он ведь тоже с нами был и живым остался?

— Бригадир умереть может, — невозмутимо сообщил Коля. — Он возле арангаса мочиться. Помнишь? Плохо. Шаман не простить обида.

— Из-за пары обоссаных кустов кони двинет? — не поверил Крылов.

— И за меньшая провинность люди умирать, — сказал Уяганов. — Сам увидишь: сегодня-завтра унесут бригадир…

— Может уговорить его… ну… на эту… твою жертву…

— Не-е-е, смеяться бригадир над Уягановым. Не верить!

— Ну да, ну да, не будет он требы класть упырям и берегиням, не той закалки мужик! — согласился Дмитрий. — Он даже здесь, в лагере, считает себя коммунистом! Ошиблись, мол, доблестные стражи порядка! Вот-вот разберутся и ошибочку-то исправят… Только хрен дождется!

— Не дождется, — степенно согласился эвен. — Умрет. Сегодня-завтра, однако! — вновь повторил он.

Целый день зэков не беспокоили, только небольшими кучками выводили «на дальняк» справить нужду. А к вечеру, как и «пророчествовал» Уяганов, бригадиру поплохело. Он пожелтел, лицо отекло, а к вечеру началась обильная рвота. К утру следующего дня во время очередного «припадка» Нуолана, бригадир Терентьев скончался.

— Моя, однако, прав был, — сообщил утром эвен Крылову, придя в сознание. — Ойуун вновь приходить. Моя видеть.

— Боязно мне как-то, — признался парню Димка. — А вдруг он и нас приголубит? Кто его знает?

Ответить эвен не успел: дверь в барак распахнулась и появившийся на пороге охранник крикнул:

— Крылов, на выход!

Дмитрий сполз с нар и вышел следом за конвойным на улицу. Сгоревший барак охраны уже не чадил, но в воздухе до сих пор висел удушливый запах гари.

— Куда? — поинтересовался у вертухая Крылов.

— К начлагу топай, — буркнул сопровождающий, пристраиваясь «в спину» заключенному.

Неподалеку от сгоревшего барака прямо на земле лежало несколько тел, закрытых окровавленными простынями. По торчащим из-под ткани сапогам Крылов определил, что это не заключенные, а кто-то из охраны. Уяганов и тут оказался прав — Великий Шаман обид не прощает!

— Стой! Лицом к стене! — скомандовал конвоир возле дверей, ведущих в кабинет начальника лагеря Голохватова. — Товарищ старший лейтенант… — открыв дверь кабинета, отрапортовал рядовой.

— Привел? — оборвал подчиненного Голохватый.

— Так точно, товарищ старший лейтенант!

— Заводи! — скомандовал начлаг.

— Заходи! — произнес конвойный, толкнув Крылова меж лопаток автоматным стволом.

Крылов переступил порог кабинета и вытянулся по стойке смирно. Крылов быстро стрельнул глазами по сторонам: в маленьком накуренном помещении находилось двое чекистов — начлаг и незнакомый капитан госбезопасности. Причем капитан восседал за столом, накрытым какой-то дерюгой, на месте начальника лагеря. Сам же Голохватый примостился на колченогой табуретке возле окна.

— Крылов Дмитрий Михайлович, одна тысяча девятьсот восьмого года рождения, осужденный по статье пятьдесят восемь часть три! — выпалил Крылов на одном дыхании.

— Да не ори ты так, зараза! — рявкнул на Дмитрия Голохватый, болезненно схватившись пальцами за виски. — И так башка лопается! Третьи сутки без сна, товарищ капитан! — произнес он, глядя на незнакомого чекиста глазами преданной, но основательно побитой, собаки.

— Понимаю, — кивнул капитан, — кокой сон, когда такое творится! Вот что, старлей: ты иди, покемарь часок, — неожиданно предложил капитан, — а я с заключенным сам пообщаюсь…

— Да я нормально, товарищ капитан… — возразил Голохватый, — не беспокойтесь…

— Иди-иди, — мягким, но в тоже время непререкаемым, заявил капитан. — Мы сами…

— Есть! — озадаченно ответил Голохватый, поднимаясь с табуретки. — Если что я…

— Иди, разберемся! — настоятельно повторил приезжий чекист.

— Слушаюсь, — произнес начальник лагеря и поспешно вышел за дверь.

— Присаживайтесь, Дмитрий Михайлович, — капитан указал на табурет, на котором мгновение назад сидел начлаг, — разговор у нас долгий, чего ноги зазря напрягать?

— Ну, если настаиваете… — пожал плечами Дмитрий, опуская на жесткое сиденье.

— Меня фамилия Петраков, Сергей Филимонович, — представился чекист. — Особый отдел госбезопасности. Дмитрий Михайлович, вам знакомы эти предметы? — Чекист поднял дерюгу, закрывающую стол.

— Да, знакомы, — не стал отпираться Крылов, опознав слегка обугленную синюю шаманскую кухлянку. — Это предметы из воздушного захоронения — арангаса, на которое наткнулась наша бригада во время работ. Можно, я поближе посмотрю? — спросил разрешения Дмитрий, нетерпеливо привстав с табурета. — Очень интересный экземпляры: особенно вон то медное зеркало с остатками позолоты… очень уж похоже на сарматские аналоги из могильника… — Дмитрий осекся и испуганно вернулся на место. — Простите, забылся…

— Понимаю, — сочувственно произнес Петраков. — Я читал ваше дело. Вы же до суда археологом были?

— К тому же подающим большие надежды… — вздохнув, добавил Крылов. — Скифы, сарматы… Но все это, увы, в прошлом…

— Вы не стесняйтесь, полюбопытствуйте, — предложил особист. — Мне интересно ваше мнение, как специалиста.

— Правда… можно? — подскочив с табурета Дмитрий подошел к столу. — Интересно, какой путь проделало это сарматское зеркало, чтобы навеки упокоиться в могиле якутского шамана? — Уже протянув руки к зеркалу, Дмитрий, вспомнив предостережения Николая, одернул их от стола, а после и вовсе убрал за спину. Брови капитана удивленно поползли вверх.

— Можете взять, не бойтесь, — предложил он.

— Нет! — поспешно отказался от предложения Крылов. — Мне и так хорошо видно.

— Сами догадались? — неожиданно спросил особист.

— Не понимаю, о чем вы?

— Дмитрий Михалович, вы же умный человек. Давайте нее будем ходить вокруг да около! — взял «быка за рога» приезжий чекист. — Все эти предметы, говоря по-простому — прокляты. Теперь понимаете, о чем я?

— Вы тоже в это верите? — недоверчиво произнес Крылов.

— Я не только в это верю, — усмехнувшись, сказал Петраков, — по роду деятельности мне приходиться устранять последствия…