— Почему? Это надо сделать. Помнишь, что говорил Хаверс…

— Она хочет тебя.

— …поэтому возвращайся и отвори вену…

— …она будет пить только из тебя…

— …ей это необходимо. Ты просто…

Фури повысил голос:

— Я не буду этого делать!

Зет закусил губу и прищурился.

— Сучара! Ты сделаешь это ради меня.

— Нет.

«Потому что она мне этого не позволит».

Зет вцепился в плечо Фури.

— Тогда ради нее. Потому что ей это нужно, и она тебе нравится. Сделай это ради нее.

Господи, — Фури сам до смерти этого хотел, просто умирал от желания вернуться в спальню. Скинуть одежду, упасть на кровать и отдать себя Белле. Раствориться в ней своей кровью, проникнуть в тело.

Зет подался вперед.

— Вот оно как… Я носом чую, как сильно ты этого желаешь. Так иди. Покорми ее.

Фури сорвался на крик:

— Белла не хочет меня, Зет. А хочет…

— Она сама не знает, чего хочет. Только что выбралась из ада.

— Хочет тебя одного. Только тебя.

Заметив, какими глазами брат посмотрел на дверь, Фури продолжил, превозмогая боль:

— Послушай меня, брат. Ей нужен ты. И ты можешь это сделать.

— Черта с два.

— Сделай это, Зет.

Стриженая голова замоталась из стороны в сторону.

— В моих венах не осталось ничего, кроме отравы.

— Неправда.

С рычанием Зет выставил руки с татуировками раба на запястьях.

— Хочешь, чтобы она взяла в рот вот это? Я лично — не хочу.

— Зетист, — прозвучал голос Беллы.

Распахнув дверь, она стояла на пороге.

Зет зажмурился, а Фури шепотом повторил:

— Она хочет только тебя.

Брат чуть слышно ответил:

— Моя нечистая кровь может ее погубить.

— Нет.

— Пожалуйста… Зетист, — взмолилась Белла.

Ее робкий, полный желания голос оледенил сердце Фури. Оцепенев, он молча наблюдал, как брат медленно повернулся к двери.

Белла сделала шаг назад, не отводя глаз.

Минуты превратились в дни… десятилетия… века. А потом Зетист вошел внутрь и закрыл дверь за собою.

Ничего не видя перед собой, Фури развернулся и пошел прочь.

Вроде куда-то нужно поспешать?

Занятия… Его ждут ученики.

В десять минут пятого Джон подхватил спортивную сумку и забрался в автобус.

— Здравствуйте, сэр, — приветливо улыбнулся догген, сидевший за рулем. — Добро пожаловать.

Джон кивнул и бросил взгляд на сидящих в салоне. Двенадцать парней оценивающе смотрели на новичка.

«Однако. Не густо любви к ближнему в ваших глазках, ребята», — подумал он.

И плюхнулся на сиденье за водительским креслом.

Когда автобус тронулся с места, между кабиной и салоном опустилась перегородка, блокирующая передний обзор. Джон передвинулся к окну, стараясь хоть краем глаза отслеживать обстановку.

Тонированные стекла пропускали достаточно света, чтобы рассмотреть будущих одноклассников. Ребята были того же калибра, что и он: тощие недомерки, и различались только цветом волос. Был даже рыжий. Все — в белых кимоно, в ногах одинаковые черные сумки «Найк», набитые, похоже, едой и сменной одеждой. У каждого еще и рюкзак. Конечно: там предметы из списка, разосланного Тором, — тетради, ручки, мобильник и калькулятор.

Ловя затылком взгляды, Джон пристроил рюкзак на животе и успокаивал себя мыслями о том, кому он может послать эсэмэску. В памяти высвечивались номера Уэлси, Тора, Братства, Сарелл…

Он улыбнулся. Прошлой ночью они проболтали в Интернете несколько часов. У чата — неоспоримые преимущества: печатая слова, все на равных. И если за ужином девушка ему лишь приглянулась, то сейчас-то — по-настоящему…

— Как тебя звать?

Джон посмотрел на длинноволосого блондина, сидевшего через проход. В ухе у парня посверкивала бриллиантовая сережка.

«Ладно хоть спросил по-английски», — подумал Джон и полез в рюкзак за блокнотом.

— Ау! Ты глухой?

Джон написал свое имя и показал соседу.

— Джон? Что за имечко такое? И — какого черта ты пишешь?

Началось… Легкой жизни в этой школе не жди.

— Что, язык проглотил?

Джон ответил долгим взглядом и отрицательно покачал головой. По теории вероятностей, в каждой группе найдется урод, претендующий на роль доминирующего самца. Похоже, этот белобрысый с серьгой и есть кандидат.

— Не можешь говорить? Вообще?

Парень повысил голос, явно работая на публику.

— И какого ж ты черта подался в солдаты, если не можешь сказать ни слова?

«Ты ведь не словами дерешься?» — написал Джон.

— Ага, твои мускулы впечатляют.

«Как и твои», — хотелось написать в ответ.

— Почему у тебя человеческое имя? — встрял рыжий, сидевший сзади.

Джон написал: «Вырос среди них», и развернул блокнот.

— Хм. А меня зовут Блэйлок. Джон… даже странно.

Поддавшись неожиданному порыву, Джон задрал рукав и показал браслет с надписью, которая ему приснилась.

Блэйлок подался вперед. Светло-голубые глаза распахнулись.

— Его настоящее имя — Тэррор.

Салон загудел.

Джон опустил руку и отвернулся к окну, проклиная себя за несдержанность.

Блэйлок сбавил обороты и представил остальных ребят. Белобрысого звали Лэш. Подходящее имечко[1].

— Тэррор, — пробормотал Блэйлок. — Старинное имя. Обычно так зовут воинов.

Джон нахмурился, понимая, что пора уходить в тень, и написал: «А твое разве нет? А их?»

Парень покачал головой.

— В наших жилах течет кровь воинов, поэтому нас и отобрали, но имена попроще… А твои предки — кто? Неужели кто-то из братьев?

Джон нахмурился. Такой вариант ему в голову не приходил…

— Воображает, что он слишком хорош, чтобы ответить, — сказал Лэш.

Джон пропустил замечание мимо ушей. Понимая, что со своим именем, человеческим воспитанием и немотой он обречен на постоянные издевки. Похоже, вся эта школа станет долгоиграющим тестом на выживание, так что имело смысл поберечь силы.

Дорога заняла минут пятнадцать, из которых последние пять, судя по остановкам, они проезжали систему ворот тренировочного центра.

Когда автобус остановился, и перегородка поднялась, Джон надел рюкзак, закинул на плечо сумку и первым выбрался наружу. Со вчерашнего дня подземная парковка почти не изменилась: прибавился только их автобус. Он отошел в сторону, наблюдая за клубящейся публикой в белых кимоно.

Ворота распахнулись, и «публика» замерла на месте.

Фури умел произвести впечатление. Роскошная грива и фигура атлета, затянутая в черную кожу, заставили всех прикусить языки.

— Привет, Джон, — воин помахал рукой. — Как дела?

Ученики перевели взгляд на Джона.

Тот улыбнулся в ответ. И попытался раствориться в толпе.

Белла молча смотрела, как Зетист мечется по комнате. Похоже, он испытывал те же чувства, что и она прошлой ночью. Словно запертый в клетке, несчастный, загнанный зверь.

Так какого же черта его мучить?

Она уже открыла рот, чтобы все отменить, как вдруг Зетист остановился около двери в ванную.

— Подожди минутку, — попросил он и захлопнул за собой дверь.

Белла присела на кровать, надеясь, что это ненадолго. Но, услышав, как включился душ, погрузилась в раздумья.

Попыталась представить, как возвращается в родной дом, открывает двери, проходит по знакомым комнатам, сидит на стульях и спит в знакомой с детства кровати. Что-то было не так. Как если бы не она сама, а ее призрак туда вернулся.

О чем говорить с матерью и братом? И как себя вести с глимерией?

Репутация Беллы в высшем обществе пошатнулась еще до похищения, а теперь на ней можно было ставить крест. Жить в яме, в плену у лессера… Аристократия этого определенно не поймет и осудит. Поэтому мать и разговаривала так сухо.

«Боже», — вздрогнула от ужаса Белла. Во что превратится жизнь?

Единственное, что помогало не развалиться на куски, — это мысль о том, что она будет спать рядом с Зетистом, который, как лед, вымораживал панику и, как огонь, согревал тело.