Скинув халат, она забралась на стол и оседлала распростертого юношу. Когда она погладила его сокровенную плоть, слуги подошли ближе. Удивленная тем, что его тело не откликается на ласки, она припала к нему ртом. Комната огласилась дикими звуками. Стонами ублажавших себя мужчин, жадными всхлипываниями женщины.

Острая боль стыда и унижения пронзила грудь. По щекам поползли слезы. Раньше его никто не касался. До превращения его тело не было готовым для секса, однако это не мешало мечтать. Но даже в самых дерзких мечтах он не мог представить, что все будет так ужасно.

Вдруг Хозяйка подняла голову и отвесила ему оплеуху.

— Принесите бальзам, — сказала она сквозь зубы. — Эта штуковина отказывается работать.

Слуга вручил ей горшочек.

Чья-то рука коснулась его кожи и начала втирать скользкое снадобье в тело. Низ живота загорелся огнем. Неизвестно откуда возникшая тяжесть потянулась вверх и легла на бедро.

— Вот это да… Святая Дева, — пробормотал слуга.

— Ничего себе размер, — отозвался другой.

— Потрясающе! — с восторгом добавила Хозяйка.

Раб поднял голову. Над животом возвышался налитый кровью тяжелый отросток.

Женщина снова оседлала его бедра. Влажное тепло обхватило плоть. Раб распахнул глаза. Поглотив его своим телом, хозяйка сидела сверху и ритмично раскачивалась.

Мужчины, стоявшие рядом, вновь застонали. Эти утробные звуки становились все громче по мере того, как учащались движения женщины. А потом все трое закричали.

Обессилев, хозяйка повалилась ему на грудь и, тяжело дыша, приказала:

— Держите ему голову.

Слуга положил рабу на лоб тяжелую ладонь и погладил его длинные волосы свободной рукой.

— Мягкие-то какие. Смотрите, они разного цвета.

Женщина уткнулась лицом в шею юноши и прокусила кожу. Тот закричал от боли и от страха. Он видел и раньше, как питаются его соплеменники от партнеров противоположного пола, но тогда это казалось нормальным. Почему же сейчас ему стало так больно, что закружилась голова?

На какое-то время он потерял сознание, а когда очнулся, хозяйка уже подняла голову и облизывала губы. Спрыгнув со стола, она оделась и вместе со слугами покинула камеру, оставив его одного в темноте.

Спустя несколько минут в дверь вошли стражники. Это были знакомые парни, которым он не раз подавал эль, но теперь они прятали глаза и молчали. Юноша стыдливо глянул на свое нагое тело и обнаружил, что действие бальзама не кончилось и его срам все так же тверд и велик. Влажный блеск плоти вызывал приступы тошноты.

Раб хотел объяснить приятелям, что чертова штука стоит против его воли, но слова застряли в горле, и он лишь тупо смотрел, как цепи отстегивают от стола. Спустив ноги, он тотчас осел на пол. Слишком уж долго он лежал без движения, и слишком мало прошло времени с момента его превращения. Никто не рискнул прийти на помощь. Всем было противно прикасаться к нему, даже и находиться рядом. Когда он попытался прикрыть наготу руками, стражники натянули цепи, не давая пошевелиться.

Самым нестерпимым было то, что пришлось идти в таком виде в другое крыло замка. Могучая плоть раскачивалась в такт шагам и колотила по бедрам. Когда глаза свело от стыда и по щекам поползли слезы, охранники презрительно зафыркали.

Новая камера тоже была укреплена стальными прутьями, но в ней был хоть какой-то комфорт: кровать, ковер на полу и даже ночной горшок. И было светло от факелов.

Принесли еду. Поваренок, с которым они были знакомы бог весть сколько лет, молча, поставил поднос и тут же убежал, старательно отводя глаза.

Стражники сняли цепи и заперли дверь.

Полностью уничтоженный, он забился в угол и обхватил руками свое новое тело. С которым так жестоко обошлись и которое некому было приласкать, кроме него самого.

Раскачиваясь взад-вперед, он размышлял о будущем. И раньше-то у него не было ни нрав, ни знаний, ни личности, но, по крайней мере, он мог свободно передвигаться и его тело и кровь принадлежали ему.

Вспомнив прикосновения чужих рук, он задохнулся от отвращения. Тело все еще пахло Хозяйкой, а несчастная плоть никак не могла обрести привычный размер.

И это лишь начало. Что же будет, когда она придет в следующий раз?

Зетист потер лоб и перевернулся на спину. Она приходила к нему еще не раз… и не одна. Он попытался отогнать воспоминания и наконец уснуть. Перед глазами мелькнул дом Беллы на краю заснеженного поля.

Заставленные вещами комнаты казались такими пустынными. С исчезновением хозяйки это место перестало быть домом, — да, были стены, крыша, но не было самого главного.

Души.

И в этом они с ним были похожи.

Когда Буч О'Нил припарковал «эскалейд» во внутреннем дворе, уже совсем рассвело. Стоило ему выбраться из машины, как по ушам ударил тяжелый рэп «G-Unit», вырывавшийся из Берлоги. Значит, соседушка дома. Этот чертов грохот был ему необходим как воздух, иначе чужие мысли без спроса ломились в его бедную голову.

Буч подошел к двери и набрал код. Замок щелкнул и пропустил его в тамбур, где нужно было еще раз отметиться. Вампиры знали толк в двойных дверях, — можно было не беспокоиться, что кто-нибудь по небрежности впустит в дом солнечный свет: одна из дверей всегда оставалась закрытой.

Домик привратника, называемый среди своих Берлогой, был оборудован без излишеств. Только самое необходимое: гостиная, кухня и пара спален. Но копа здесь все устраивало, особенно же сосед. Они жили душа в душу, как два сапога пара, — короче, как… братья.

Когда коп вошел в гостиную, на кожаном диване было пусто, хотя плазменная панель показывала спортивные новости и в воздухе висел приторный душок красной травки. Похоже, к ним заглянул братец Фури.

— Есть кто живой?

Оба красавца вмиг нарисовались в дверях. Оба еще не успели скинуть свои черные кожанки и высокие ботинки — спецодежду профессиональных убийц.

— Что-то вид у тебя хреноватый, коп, — хмыкнул Вишу.

— А мне на самом деле хреново.

Буч жадно стрельнул глазами на косячок Фури. Хоть сам-то он давно завязал, хорошая затяжка была бы сейчас очень кстати. Но чтобы не увеличивать число пороков (в смысле, пирокантов), он оставил себе только два.

Виски и безответную любовь. Худо-бедно эта система работала. Когда неразделенная страсть становилась невыносимой, он принимал лечебную порцию виски, когда же лекарство переставало действовать и тоска по Мариссе снова брала свое — увеличивал дозу. И снова, снова и снова по чертову кругу, как на карусели, пока комната не начинала вертеться вместе с ним.

— Ты поговорил с Зетом?

Буч стянул кашемировое пальто и повесил на вешалку в шкаф.

— Угу, но ему это не шибко понравилось.

— Но он уберется оттуда?

— Пожалуй, если не спалит этот дом к чертовой матери. У него так подозрительно дергался глаз. Ты знаешь ведь: всякий раз, когда это происходит, тянет свалить куда подальше.

Фури запустил руки в свою разноцветную гриву. Длинные волосы рассыпались по плечам. И так-то парень был не урод, а с такой шевелюрой — просто красавец писаный. Нет, кроме шуток, — Буч считал его симпатичнее многих женщин, особенно когда Ви сбрасывал свою черную кожу и наряжался в стильные шмотки.

Черт! Если не знать, как этот воин страшен в бою, его легко было принять за голубого.

Фури жадно затянулся.

— Спасибо, что взял это на себя…

На столе, заставленном компьютерами, зазвонил телефон.

— Внешняя линия, — пробормотал Ви, подходя к монитору.

Брат был местным гуру, — не только прекрасно разбирался в информатике, но знал еще кучу полезных вещей, поэтому связь и системы безопасности висели на нем. Вишу мониторил все хозяйство с помощью «квартета игрушек», как он любовно называл свои четыре суперкомпьютера.

Хороши игрушки… Буч не разбирался в этом дерьме, но готов был поклясться, что такая техника стоит разве еще на игровой площадке Министерства обороны.