Рядом с Назаром мой пульс не частит и ладошки не потеют. Я боюсь его подвести, опозорить, не дотянуть до стандартов высшего общества, но это не имеет ничего общего с волнением. Мне хорошо с ним, в большинстве случаев, и я рада, что моё сердце остаётся спокойным. Вот только оно не должно рваться из груди в присутствии другого мужчины.

Мой взгляд снова падает на Дамира. Красивые длинные пальцы, уверенно обхватывающие руль, вены, оплетающие крепкие руки, часы на левом запястье, расстёгнутая пуговица рубашки.

Дыхание учащается. Я просовываю ладони между своих сомкнутых ног и сглатываю застрявший ком. Нужно отвлечься, придумать тему для разговора.

— Как поживает Альвина?

Отличный вопрос, просто замечательный! Вот сейчас Дамир спросит, а почему я сама ей не позвоню и не заведу дружеский разговор.

— Да нормально, развлекается. Сейчас, скорее всего, в клубе отдыхает, — небрежно бросает Гордеев.

— И вы спокойно отпускаете её?

Назар никогда не разрешит мне ходить в клубы без него. Он считает, что это плохое место для молодой красивой девушки, и я полностью его поддерживаю.

— Конечно. Альвина не моя собственность, чтобы что-то ей запрещать.

— Дело не в собственности, а в её безопасности. Мало ли, что может случиться в таких злачных заведениях.

— Тебе точно двадцать? — удивлённо выгибает бровь Дамир. — Повторяешь фразы закостенелых стариков. Ну или ревнивых собственников, — он недовольно поджимает губы.

— Ничего подобного! — вспыхиваю я. Как он смеет оскорблять Назара?

— Хватит, — грубо обрывает меня Дамир, сверкнув стальным взглядом. — Эту тему я обсуждать не желаю.

— Но вам всё равно стоило бы больше внимания уделять своей девушке! Счастливые не ходят по клубам.

Я складываю руки на груди и смотрю на светофор, который загорается красным светом. Целых шестьдесят секунд. Вечность.

Машина плавно тормозит, щека и шея начинают покалывать от того, что Дамир опять меня разглядывает.

— У меня нет девушки. Альвина — моя сестра.

Тело странно вибрирует, в груди становится горячо и щекотно. Я поворачиваюсь к Дамиру, зачем-то улыбаюсь и переспрашиваю:

— Точно? Почему же вы никак её не представили?

— Было любопытно, — он всем своим видом показывает, что не намерен объясняться передо мной. Что ж, не больно-то и хотелось. Зато теперь я знаю, что Гордеев — не козлина в превосходной степени, который перед носом у любовницы пристаёт к другой девушке.

— Вы невыносимы, — бурчу я, старательно скрывая улыбку. Нельзя, чтобы Дамир догадался о моей радости.

Спина мягко вжимается в кресло, сигнализируя о том, что светофор загорелся зелёным. До квартиры Назара остаётся несколько минут, и я уже чувствую себя гораздо спокойнее.

— У тебя есть загранпаспорт?

— Да. А что?

Я вижу очертания новостройки, в которой живёт Назар. Почти приехали.

— На этих выходных я лечу в Германию на встречу с бизнес-партнёром. Ты, естественно, должна меня сопровождать.

Нет! Нет! Нет! Только не в эти выходные!

— Когда? На сколько дней? — шелестящим голосом спрашиваю я.

— Вылет в пятницу вечером. Возвращаемся в понедельник.

Машина останавливается на парковке возле дома Назара. Я дрожащими пальцами отстёгиваю ремень безопасности, провожу ладонями по лицу, быстро мотаю головой.

— Я не смогу, Дамир Александрович. Простите.

— Почему?

— У моей мамы операция в субботу. Я должна быть с ней. Нельзя оставлять её одну, — тараторю, захлёбываясь отчаянием.

Вдруг случится непоправимое, а меня не будет рядом? Риск минимальный, но это всё же операция, и довольно сложная.

Тяжёлый вздох и долгая пауза.

— Что ж, поздравляю, Илана, с первым серьёзным испытанием. До вечера пятницы ты должна отменить встречу с Вебером и перенести её на следующие выходные.

— Спасибо вам огромное! — мой голос взлетает вверх, меня трясёт от радости и облегчения. — Я всё сделаю, Дамир Александрович. Я больше вас не подведу.

В порыве благодарности я дотрагиваюсь до ладони Дамира, а затем, наплевав на правила, крепко сжимаю его руку. Она тёплая, приятная на ощупь, слегка шероховатая. Я случайно касаюсь его запястья там, где бьётся пульс.

Поднимаю голову и сдерживаю ошеломлённый возглас. Карие глаза Дамира опасно блестят, зрачки расширены.

А его свободная рука тянется к моим волосам.

Я затаиваю дыхание, будто в замедленной съёмке наблюдаю, как рука Дамира приближается к моим волосам, как его длинные пальцы, которыми я любовалась всю дорогу, находятся в каких-то считанных сантиметрах от моей горящей кожи. В этот момент я отчаянно мечтаю, чтобы он дотронулся до моего лица, погладил по щеке, коснулся подбородка. Дикое, нерациональное, совершенно неуместное и запретное желание острой вспышкой пронзает тело, я не успеваю толком его опознать и проанализировать, поэтому не отшатываюсь от Гордеева. Рвано и поверхностно дышу, когда он пропускает сквозь пальцы мои локоны, тихонько всхлипываю, когда его запаха становится слишком много, а потемневший взгляд окончательно затягивает в опасный омут.

Это наваждение, безумие, сумасшествие. Так нельзя, я должна отвернуться, сбежать.

Поздно. Дамир меня касается. Его шероховатые подушечки скользят по чувствительной коже, задевают висок, скулу, щеку, двигаются ниже. Я плотно сжимаю губы и дёргаю головой, без слов показывая, что он должен остановиться.

— Вы обещали, что не будете приставать, — шепчу я, хватаясь за призрачную надежду. Сейчас Гордеев отступит. Поймёт, что переступил черту, и оставит меня в покое.

— Поездка закончилась, Илана. Я выполнил своё обещание, — в его голосе прорезается чарующая хрипотца. — Тебе нравится то, что я делаю.

Мычу что-то нечленораздельное в ответ, мотаю головой. Ладонь Дамира ныряет в мои волосы, оттягивает их так, что позвоночник начинает покалывать, а внизу живота разливается медовое тепло. Мои глаза удивлённо распахиваются, и в чёрном взгляде Гордеева я вижу мерцающий огонь. Мы слишком близко друг к другу.

— Вы ошибаетесь, — по крохам собираю остатки здравомыслия, чтобы удержаться на краю пропасти. Падение уничтожит меня и моё счастливое будущее с Назаром.

— Разве? — усмехается Дамир. — Тогда почему ты не отпустишь мою ладонь?

Опускаю глаза вниз, смотрю на наши соединённые руки и не могу поверить в реальность происходящего. Я первой дотронулась до Гордеева, пусть и в порыве искренней благодарности. Прошло уже несколько минут, но руку я так и не освободила. Ей уютно в тёплой широкой ладони Дамира.

— Простите, — я отдёргиваю ладонь. — Мне пора идти.

— Уверена, что хочешь именно этого?

Дамир снова трогает моё лицо. Бесцеремонно, нагло, будто имеет на это полное право. Большим пальцем он гладит мой подбородок, и с каждым новым прикосновением я всё глубже вязну в греховности этого момента. Тело вибрирует от напряжения и постыдного удовольствия, которое горячей лавой растекается по венам и артериям. Глаза помимо воли закрываются, из губ вылетает тихий стон. Ещё одну секундочку, всего одно запретное мгновение — и я уйду, громко хлопнув дверцей. А завтра уволюсь, потому что балансировать на грани вряд ли смогу. Я слабая, безвольная предательница.

Пора открыть глаза. Вздохнув, я пытаюсь убрать руку Дамира со своего лица. Не получается. Либо во мне слишком мало сил, либо Гордеев решил наплевать на мои жалкие попытки освободиться.

— Вы напрасно приняли мою благодарность за что-то другое, — слова выталкиваются из горла с огромным трудом, потому что я вру. Никто не позволяет трогать лицо и волосы в знак благодарности. Это абсурд. Я противна сама себе.

Дамир щурится. И наконец-то убирает руку, позволяя мне сделать полноценный глубокий вдох. Я не чувствую радости, лишь опустошение и едкую горечь.

— Ты вообще умеешь слышать свои желания? Или позволяешь другим всё решать за тебя? — Дамир отстраняется.