На самом деле, даже себе не смогла бы ответить — сострадаю ли я Дмитрию Петровичу или радуюсь тому, что он начисто позабыл наш поцелуй. И, вообще, слишком уж я много глупостей ему наболтала.

Бабушка хихикнула, чего за ней тоже раньше не замечала, и вдруг хлопнула Заречного по плечу.

— И все-то ты, милок, подмечаешь! Дак, разве ж перепутать можно, ежели последнее, что я услышала перед обмороком, был его крик «Полиция!»?

Мужчина замер, покосился на сухонькую ладонь, которую Гриппа так и не убрала с его плеча, и процедил сквозь зубы:

— Гражданка Усольцева, держите себя в руках!

— Кто гражданка? Я? — ничуть не обиделась она. — Для тебя, милок, Агриппина Саввична я, но, так и быть, можешь звать меня бабуля!

— Что-то я не заметил вашего ко мне расположения в своем кабинете, где вы, простите, гром и молнии метали! Причем, в прямом смысле этого слова! — выпалил Дмитрий Петрович, а потом взглянул на меня и как-то притих. Даже сердитая складка, залегшая между бровями, разгладилась. И взгляд посветлел: сделался из темно-синего васильковым.

— Я, знаешь ли, тоже всего видеть не могу, — развела руками Гриппа. — Бывает, ошибаюсь. Не без этого. Ну да ты зла-то на старую женщину не держи, Димочка. И, вообще, кто былое помянет тому глаз вон!

Заречный растерялся. Ох, чувствую, видел он мою бабку совсем иной, а сейчас просто удивлялся разительным переменам. Да и Димочкой, могу поспорить, его называли не часто. Может, наедине очередная пассия мурлыкающим голоском. Мысль не понравилась. Хорошо, что ей не дали развиться и обрасти подробностями.

— Ну а меня можешь Ядвигой Мефодьевной звать или бабушкой Ядвигой. Это как уж тебе сподручнее, — тут же включилась в разговор вторая хитрая бестия и цепко ухватила Дракона Петровича за вторую руку. — А чего это мы тут стоим? Завтракать давно пора. Светлана пади и плюшек уже настряпала да медок свежий выставила. Чай давно ты пирогов-то не едал, касатик?

И повели они его, горемычного. Он и пошел, увешанный, как новогодняя елка, моими родственницами. Правда, Заречный все же обернулся, нашел меня взглядом и заметно успокоился, заметив, что я иду следом.

Почти поднявшись на пригорок, Дмитрий Петрович вновь вспомнил о главном.

— А полиция? Труп?

— Мы ж не сбегаем. Надо им будет, так они нас у лесника-то живо сыщут, — ответила ему Гриппа.

— И то верно. А уж мы им быстренько все и расскажем, — вторила ей Ядвига.

Я же понимала, что полиция о нас даже не спросит. Светлана уж давно чары навела. Спишут на бандитские разборки, да и прикроют дело. Жалко ли мне было Павла? Любая жизнь бесценна, только вот ценить ее и оберегать каждый должен сам. Он сам сделал выбор, отдав душу за лихие быстрые деньги, без труда нажитые. Потому что совершенно не важно — доброе колдовство или злое, закон всегда один — свершиться оно должно лишь с добровольного согласия. Только в этом случае равновесие не нарушается.

Вскоре показалась усадьба лесника. Утром она выглядела еще внушительнее. Прямо как княжеский терем. Чары отвода глаз спали или их сняли за ненадобностью. У крыльца в машине копался дядя Саша. Шумели сосны, щебетали птицы, жужжали шмели и пчелы, собирая нектар диких цветов. Из трубы поднимался дымок, и пахло сдобной выпечкой. Типичная мирная картина летнего утра. Словно и не было на берегу трагических событий.

— Ушли на речку и с концами! — пожурил моих старушек дядя Саша. — А молодца где такого выловили?

— Его Еленушка, рискуя жизнью, спасла! С гордостью ответила Ядвига. И самое забавное, что в ее словах не были ни слова неправды.

Я снова поймала внимательный и оценивающий взгляд синих глаз. И только сейчас поняла, в каком виде стою перед интересным мужчиной. Халат грязный, тапки давно утеряны, босые ноги в пыли и зеленых травяных разводах, во всклокоченные волосы намертво впутались несчастные бархатцы. Ничего не скажешь! Страшно красивая невеста у змея получилась!

Да еще Светлана масла в огонь подлила. Выпорхнула на крылечко вся такая чистенькая, ухоженная, в голубом домашнем платье, из-под косынки кокетливая прядка светлых волос выбилась. А ведь она не старая еще. На нее Дракон Петрович посмотрел пристальнее, и взгляд задержал дольше, в глазах даже интерес мелькнул, мужской такой.

— Прошу за стол, гости дорогие! — пропела она.

И ведь прекрасно понимала, что родственница не кокетничает, не пытается перетянуть на себя внимание. Просто на ее фоне я сейчас проигрывала, а змей… Змей поступал так, как привык. Выделял среди самок самую пригодную.

Стало стыдно, а еще немного обидно. Все же, наверное, плохо, что он меня совсем не запомнил. С другой стороны, все текло своим чередом, и вел себя Заречный, как обычный мужик, не сильно обремененный моралью, считающий, что женщин на свете много и все лучшие на какое-то время обязательно должны принадлежать ему. Возможно, так оно и было. Особенно, если учесть его колоритную внешность, но мне почему-то совсем не хотелось становиться очередной его легкой победой. Жила же без него. А в очередях пусть другие стоят.

Я первой направилась в дом.

— Еленушка, куда это ты? — окликнула меня Ядвига.

— Думаю, нам всем не помешало, бы, привести себя в порядок! — не оборачиваясь, и возможно излишне резко ответила я.

Душ, снова горячие упругие струи помогли прийти в себя. И чего я, собственно, так растеклась лужицей? Мужик, конечно, красивый, неглупый и, по всему видно, не привык слова на ветер бросать и с делом их разлучать. Только вот с чего я взяла, что он мой? От того, что бабушки о какой-то судьбе толковали? Так сколько было людей, которые с дорожки предназначенности сворачивали? Не сосчитать. И не всегда после этого жизнь их хуже сложилась. Человек на то и человек, чтобы мыслить и самому свою судьбу по кирпичику выстраивать, не полагаясь на магию, гороскопы и зелья.

Любовь должна родиться, взаимное уважение, доверие. Он должен стать для меня самым лучшим, и я для него тоже. Настолько, что все недостатки вдруг перестанут раздражать, они скорее будут вишенкой на торте совместной жизни. А без этого никакая судьба не сделает меня счастливой. Счастье — его заслужить нужно, заработать, выстрадать. Иначе, просто не оценишь. Не сможешь, если оно даром досталось.

Чем больше я об этом думала, тем больше убеждалась: валить мне отсюда надо. В город. Подальше от бабушек с их опекой и от Заречного, который плевать хотел и на судьбу, и на меня вместе с нею. Навязываться не в моих правилась.

Волосы сушила не спеша. Заплела их в небрежную косу, за косметикой и не подумала лезть. Себя уважать перестану, если поддамся внутренней симпатии, и стану на себя его внимание перетягивать. Да еще перед кем? Перед горячо любимыми родственницами! А что, к примеру, будет, когда его окружат холеные красотки, требующие внимания? Тоже бороться бесконечно?

Эх, Ленка, одно ясно — понравился он тебе, аспид синеглазый! Прямо в душу запал. Обычные джинсы, кроссовки, тонкий свитер. И все же не удержалась, полезла в рюкзак и провела несколько раз тушью по длинным, пушистым, но светлым на концах ресницам. Веснушки замазывать не стала. Пусть уж как есть. Завтрак бы еще пережить в кругу любимой семьи, члены которой сговорились устроить мою личную жизнь.

Светлана принимала гостей на своей любимой кухне. По всему дому витали такие ароматы, что рот невольно наполнялся слюной, а желудок жалобно сжимался, напоминая, что со времен сомнительной успокоительной настойки, в нем практически ничего не было.

Еще спускаясь по лестнице, услышала беседу. И как это родственницам удалось опередить меня? Не то, что бы я подкрадывалась, но старалась шагать тише, чтобы не упустить ничего важного. Возможно, даже не предназначенного для моих ушей. Благо хозяйство свое дядя Валера содержал в порядке, ступени на лестнице не скрипели.

Мои родственницы неспешно и очень благожелательно общались с Драконом Петровичем, который, в свою очередь, хоть и не понимал, чем вызваны такие перемены в поведении Агриппины Саввичны, ведь своих намерений в отношении ее дома он не менял, старательно поддерживал разговор. Впрочем, ему и самому было любопытно, потому что последнее, что змей помнил, как оказалось, это рыбалку с неким помощником Антоном.