Аритон закрыл глаза. Он мучительно старался отделить свой дух от хаоса, владевшего ныне его плотью. Головокружение мешало сосредоточиться. Мышцы напряглись, готовые лопнуть, и он громко застонал от нехватки воздуха. Попытка силой воли удержать слабеющее сознание кончилась обмороком.
В себя его привели телесные муки. Скрючившись от судорог и дрожа всем телом, Аритон стремился уцепиться хоть за какой-то островок своей личности, чтобы вернуть ускользающее самообладание. Уцепиться было не за что; вместо этого ему открывались бездны отчаяния.
— Нет!
Мучительный шепот Аритона отозвался эхом и стих. Его мыслями завладевал бред, а прошлое все теснее обступало его: яркое, неотступное, больно задевающее острыми краями разбитых мечтаний.
Пять лет исчезли, словно дым. Аритон вернулся в тот зимний день, когда требовалось принять решение и он сделал выбор, не задумываясь о горьких последствиях... Его оторвали от игры со сверстниками, такими же учениками Раувенских магов, и теперь он сидел в кабинете деда на вышитой подушке. Лед таял на его сапогах; там, где вода попадала на горячие камни очага, поднимались маленькие облачка пара. В кабинете пахло чернилами, мелом и старыми пергаментами, и от этих запахов душу окутывало удивительное спокойствие. Правда, тогда он еще не умел ценить подобных вещей.
«Я получил весть от твоего отца», — нарушил молчание старый маг.
Аритон вскинул на деда глаза, не в силах справиться с волнением, мгновенно охватившим его. Наконец-то Авар, король Картана, вспомнил о существовании сына, воспитываемого раувенскими магами. Но как ни волновался Аритон, рта он не раскрыл. Заговорить раньше, чем верховный маг задаст вопрос, было бы неучтиво, и мальчик не осмеливался нарушить это правило.
Темные, бесстрастные глаза мага были устремлены на примостившегося у его ног внука.
«У твоего отца нет других наследников. Он просит, чтобы я дал согласие объявить наследником тебя».
Верховный маг поднял руку и улыбнулся, понимая, как не терпится Аритону ответить.
«Я уже дал ответ. У тебя впереди два года, чтобы все обдумать и решить».
Аритон позабыл про всякую учтивость.
«Но я могу ответить прямо сейчас».
В мечтах он часто видел себя наследником престола.
«Я отправлюсь в Картан и с помощью магии освобожу воды, скрытые глубоко под песками. И тогда земля вновь покроется зеленью. Поля станут давать урожай, и необходимость заниматься пиратством и проливать кровь исчезнет. Фалениты и Илессиды наконец-то смогут прекратить давнюю вражду».
«У тебя достойные устремления, мой мальчик. — Голос верховного мага по-прежнему звучал сухо. — Но ты не должен принимать поспешных решений. Твои дарования — музыка и магия. Подумай хорошенько; и в том и в другом у тебя есть огромные возможности. Королям обычно бывает не до занятий искусством, приходится посвящать свою жизнь заботам о подданных».
Предостережение верховного мага сотрясло ум мечтательного Аритона, точно раскаты грома. «Глупец! — рассердился Аритон на того себя. — Ты только все погубишь!»
Но видение, порожденное действием снадобья, разбилось, как приливная волна о камни, разметав все его возражения. Аритон почувствовал, как его закружило и перенесло в другое время. Он снова оказался в кабинете верховного мага. Прошли отпущенные ему два года, и теперь Аритон стоял на коленях перед учителем, готовый отринуть любимый и привычный мир, в котором жил с самого детства.
«Как я могу остаться здесь? — услышал Аритон собственный голос. За эти годы его рассуждения стали мудрее. — Могу ли я оставаться в Раувене, наслаждаясь музыкой и изучением книг, когда подданные моего отца... они ведь и мои подданные... когда чьи-то мужья, отцы и сыновья вынуждены отправляться на разбой и убивать, чтобы не умереть с голоду и не погубить свои семьи? Как я могу закрыть глаза на столь тягостное положение? Картан мечтает о мире, и я в состоянии осуществить эту мечту».
Аритон увидел лицо верховного мага и прочитал на нем всю ужасающую правду. «Прислушайся к своему сердцу, — умоляло его нынешнее, измученное последствиями дурманного зелья сознание. — Забудь о королевском троне. Отрекись от престолонаследия. Земля Картана может стать цветущей и плодородной, но ненависть Амротского королевства все равно не прекратится. Хочешь ли ты испытать месть короля-Илессида, который до сих пор не может простить твоей матери ее измену?»
И вновь время распалось на части. Аритон услышал, как он произносит торжественную клятву наследника престола, увидел мозолистые руки отца, возложенные на его голову. Потом он встал, раскрасневшись от гордости и решимости. В присутствии картанских капитанов с обветренными лицами Аритон принял меч Авара — знак своего наследия.
Это было оружие редкой красоты. Аритон вспомнил, как дымчатая сталь холодила ему пальцы, а от изящества серебряной витиеватой надписи, тянущейся по обеим сторонам лезвия, у него перехватывало дыхание. Легенда утверждала, что меч изготовили руки более искусные, нежели человеческие, и в ту минуту Аритон поверил преданию.
Он тут же опустился на колени перед верховным магом. Когда Аритон положил меч у ног деда, изумруд, вделанный в рукоятку, вспыхнул ослепительным зеленым огнем.
«Пусть этот меч останется в Раувенской башне. Им я скрепляю свое обещание. Я восстановлю мир в Картане».
Аритон стоял, боясь поднять глаза на отца, опасаясь увидеть в них гнев. Однако картанские капитаны встретили заявление юноши приветственными криками, а улыбка Авара показывала, что он более чем доволен своим наследником. Ликуя от радости, Аритон едва расслышал прощальные слова воспитавшего его деда. Теперь же они звучали у него внутри подобно рогу Даркарона, как насмешка над его разрушенными надеждами и безжалостное напоминание о том, куда он попал.
«Внук мой, ты избрал ответственность, поставив ее выше собственных дарований. Ты сделал нелегкий выбор. Приведет ли он тебя к победе или поражению — в любом случае ты отдаешь себя служению людям. Маг или певец могут воодушевить людей, но они не в состоянии вести их за собой. Ты никогда не должен применять магическое искусство, которое постиг в Раувене, ради своих политических устремлений, каким бы сильным ни было искушение. Тебе надлежит вести королевство к такому же гармоничному равновесию, какого ты стремился достичь, развивая дарования, от коих ты ныне отказываешься. Пусть же, вместо сочинения баллад и наложения заклинаний, твои государственные дела найдут не меньший отклик на земле Картана и в сердцах твоих подданных. Да благословит Эт твои усилия».
На прощание дед обнял его. Подавленный воспоминанием об этих минутах, Аритон попытался выскочить из временного промежутка, но горячечное состояние не позволяло диктовать видениям свою волю. Он вновь видел себя на палубе плывущего корабля; его опять окружала вопиющая бедность Картана. Когда зачитывались имена погибших, Аритон плакал, чтобы хотя бы этим облегчить молчаливое горе вдов. Слезы серебряными капельками катились по его щекам, и он не стыдился их.
Но теперь новое видение терзало Аритона: картанская флотилия, готовая к отплытию, и горделивый леопард Фаленитов на реющих над кораблями стягах.
«Остановите их! — закричал он. — Пусть хоть кто-нибудь их остановит!»
Мощная волна безрассудного гнева превратила его в великана. Аритон протягивал руки, громадные, словно горы, пытаясь загородить бригантинам выход из гавани. На кораблях находились чьи-то сыновья, отцы, братья и мужья, многим из которых было не суждено вернуться. Но ветер надул паруса грязновато-красного цвета, и суда выскользнули из великаньих пальцев, лишенных силы.
Преображение чахлых земель Картана в плодородные пашни происходило крайне медленно. Дожди по-прежнему не желали орошать почву. Не оставалось иного, как плыть в Раувен и просить себе в помощь кого-нибудь из магов. Однако вместо Раувенской башни Аритон оказался в подземелье южной башни амротского замка. Мучимый жестоким раскаянием, он ощущал на своем теле запах крови и убийства. Он кричал во все горло, слыша лишь эхо в ответ, а битва, погубившая его отца и лишившая свободы его самого, рваной раной зияла у него в сознании. Втянутый в вихрь жестокости, подкошенный виной, почти ослепившей его, Аритон опять закричал:
