— Госпожа, нам ничего не угрожает. Подумайте сами, если они убьют нас, то и их тоже сразу убьют!

— По ним видно, что им нечего терять… — пискнула я, но Цейхан крепче сжала мою руку.

— Успокойтесь, вы же наследница Изумрудного Клана. Наверняка, сейчас они начнут у вас что-то требовать. Просто согласитесь с их требованиями.

Я едва заметно кивнула. Если это действительно так, если нас не убьют…Да, конечно, они потребуют свободы! Я дам её им, лишь бы только уйти отсюда…

Криков больше не было. Гула тоже. Из толпы нам навстречу вышел хромой громила с перекошенным лицом. Стражи приняли боевую стойку.

— Эй…Госпожа, отзови этих ребяток вооруженных, вы все-равно не в выигрыше. Не будете рыпаться, уйдете отсюда живой.

Императрица, императрица, императрица…Повторяла я про себя, как сумасшедшая, пытаясь этим словом вернуть себе уверенность. Её я так и не вернула, ноги подкашивались, но я вернула осанку и маску благородства и спокойствия. Я не буду вести себя как напуганная девчушка из села.

— Вот оно как. Тогда, полагаю, выбора нет. Но, помните, вы дали слово.

— Рад. Убивать женщин я не люблю.

Меня усадили в какую-то каморку, где вся мебель — лавка, полка и тумба — была выдолблена из камня. Единственным украшением здесь было потускневшее пыльное полотно с геометрическими узорами. Я начала немного замерзать, а потому, будто невзначай, пощипывала холодные кончики пальцев. Все-таки я всю жизнь прожила в тепле, и пронизывающая тело дрожь была для меня так же необычна, как и для северянина песок. Рядом со мной, держа осанку, гордо восседала Цейхан. Мне бы стоило поучиться у нее выдержке, на её лице не было ни капли страха. Мои же коленки предательски дрожали, когда я каждый раз бросала взгляд на сидящего передо мной перекошенного мужчину. Внешне он был отвратителен. Квадратное лицо, тусклые серые глаза, сальные волосы, прилипающие к его большому лбу. У него был тремор подбородка, и сам мужчина очень сильно и громко кашлял, даже не прикрывая рот рукой. Только сейчас я заметила, что вместо голени правой ноги у него была простая палка. Я не хотела с ним разговаривать, он выглядел подобно настоящему маньяку, у которого неизвестно что на уме, поэтому я постоянно отводила глаза, делая вид, что рассматриваю каменную стену.

Мужчина вновь сильно закашлялся, и я увидела, как Цейхан презрительно скривила рот.

— И долго вы будете молчать? — заговорила она, вскидывая подбородок и щуря глаза. Хороший вопрос, ведь мы сидим здесь с ним уже минут двадцать без стражи.

Шахтер собрал в рот слюну и смачно выплюнул её в сторону. Я вздрогнула и прикрыла глаза. Отвратительно.

— Столько, сколько нужно…

— Моей госпоже здесь холодно, я требую, чтобы вы выпустили нас.

— Да не уж-то? — мужчина закашлялся и почесал подбородок своими искривленными грязными пальцами. — Хотите по шахте погулять? Среди отморозков, что хотят запихнуть в эту красотку свои причиндалы? — он небрежно кивнул в мою сторону. Меня затошнило только от одного представления о том, что эти люди прикасаются ко мне. — Я вас тут охраняю сижу, пока остальные письмецо вашей семье пишут…

— Зачем вам это… — произнесла я тихо, обнимая себя руками. Становилось все холоднее.

— Ну, барышня, вы — залог нашей свободы. Вон, гляди, видишь палку вместо ноги? Это мне гады-надзиратели подарили. С нами тут, как с животными. Одни мужички такого отношения и заслужили, но есть тут и раскаявшиеся, их-то за что…Тебе холодно что ль?

Я нахмурилась. Слабо верилось в то, что тут есть раскаявшиеся люди. Они все подняли восстание и убили своих надзирателей. Мне все-равно, что было до этого. Факт остается фактом. Цейхан дотронулась до меня своей рукой, её ладонь была очень теплой. Почему здесь мерзну только я? Не потому ли, что во мне течет кровь русалки?

Мужик что-то пробормотал себе под нос и вышел из каморки на долю секунды. Вернулся он с грязным вонючим тулупом, который он протянул мне. Я не смогла взять его в руки, меня опять затошнило, и шахтер, тяжело выдохнув, кинул одежку на лавку. По меху проползло какое-то насекомое, и меня передернуло.

— Ничего получше у нас нет.

— Отпустите нас…

— Вы, барышня, простите, — мужик склонил голову и снова закашлялся, — мы тут подыхаем и делаем это все от отчаяния. На вашем месте могла бы оказаться любая другая, но не повезло только вам.

— Вы хотите, чтобы Изумрудная Императрица дала вам свободу взамен свободы своей дочери? — голос Цейхан был грубым и раздражительным.

— Да.

— И давно вы все это планировали?

— Давно, да только все возможности не было. А сейчас прямо-таки судьбой нам было восстание предназначено. Ваш приезд, болезнь стражей и надзирателей, обвал одной из пещер…

— Вам это все воздастся, — Цейхан почему-то улыбнулась. Мужик улыбнулся ей в ответ.

— Нам уже терять нечего.

Я замерзала. Холод с кончиков пальцев медленно перебирался по рукам к груди, и вот у меня уже дрожит все тело. К тулупу я так и не притронулась, но Цейхан грела меня своим теплом, прижимая к себе. Я начинала засыпать. Интересно, сколько мы здесь уже? Сейчас, наверное, вечер. Наверное, мама уже читает письмо о том, что меня взяли в заложницы. Наверное, мама сильно злится…

Я замерзала. Не чувствовала своих ног. Из моего рта выходил пар. Затем, кажется, я все-таки задремала, а, когда проснулась, шахтера в каморке не было. Цейхан спала. Она была очень теплой. Я посмотрела на свою дрожащую кисть — на среднем пальце появился маленький волдырь. Коморка была настолько маленькой, что я не могла здесь нормально развернуться: два шага влево, один — вправо. Тяжесть в груди…Будто легкие ни с того, ни с сего стали больше в несколько раз. Мне нужно походить, размяться, слишком…холодно. Я прислонилась к каменной стене, прикрыв глаза. Там, где я родилась, тоже было холодно. Из детства я помню босые стоптанные ноги, костлявые ручонки и грязные бирюзовые волосы…Я забыла об этом. О прошлом, в котором мне было суждено погибнуть от голода. Я не хотела вспоминать свое детство, и вбила себе в голову то, что я истинно императорских кровей…

Я боялась остаться одна, как много лет назад. Боялась вновь почувствовать голод, холод и ненависть всего мира. Но теперь, когда все эти чувства овладевали мною вновь, я чувствовала страх, жалость к себе, беззащитность, из-за которой не ты решаешь жить ли тебе дальше. Мне было очень холодно. Хотелось плакать, хотелось спать…Нужно…походить. Да, я должна походить, так, возможно, станет теплее. В детстве я часто бегала, согревая себя и без одежды. Кутаясь в какую-то потрепанную тряпку…Почему же сейчас я не могу надеть этот тулуп?

Не знаю, что точно мной двигало, но я вышла из каморки. Найти факел, найти хоть что-то теплое, просто походить и вернуться. Уйти из этой маленькой коморки, в которой нет ничего, кроме страха уснуть и замерзнуть во сне. В коридоре никого не было, поэтому я просто начала быстро ходить туда-сюда, растирая себя ладонями. Пропала хотя бы сонливость, потому что я боялась, что сюда вот-вот кто-то придет. Кто-то из тех самых отморозков.

Что я сделала не так? Почему заслужила это? Предавший меня Табрис, холодный Валефор, будущий наг-муж, милый повар, которого я не сделаю счастливым, внезапно отгородившаяся от меня мама…Даже сердце защемило. За что? Почему я…

— О, нашей красавице условия номера не по душе?

Я была готово разрыдаться, услышав насмешливый голос. Лысый, с железными зубами и отрезанным ухом мужлан… Отвратительный, как и все здесь…

— Холодно… — мой голос дрожал.

— Да не, прохладно, но не более, — он широко улыбнулся и пошел прямо ко мне. Я отвернулась и быстро направилась в коморку. — Куда же ты? Раз тебе холодно, тебя надо согреть!

Он схватил меня за руку, и я тут же вспомнила слова того шахтера о «причиндалах». С ненавистью, я выдернула свою кисть, но лысый шахтер поймал мое запястье и, крепко сжав, потащил куда-то прочь.