— Не нужно так дергаться, я же не отрубаю тебе ногу…

Сделав еще один тур бинтом вокруг голени, я посмотрела на обеспокоенное лицо Ориаса, что сосредоточенно следил за моими движениями. Если бы не вовремя оказанная первая помощь в тот день, эти бы раны заживали гораздо дольше. Хромота, к сожалению, не исчезнет, но это малая цена за спасенную жизнь.

— Я много раз видела, как Барбатос это делает, не волнуйся.

— Да я…просто…Ну…

— Вот и все, — закрепив бинт, я довольно посмотрела на проделанную работу. Несмотря на то, что делала я это первый раз, выглядело все довольно неплохо. — Выдохни- выдохни. А то даже слов связать не можешь, — я тихо рассмеялась, проводя пальцами по татуировке на руке мужчины. — Что это за узоры?

— А, это… — маар посмотрел на татуировку так, будто видел её первый раз, — забываю уже про неё иногда — так давно я её сделал. Это на древнем маарском. Вот это, — Ориас показал на круг с множеством линий внутри, что начинался от плеча, — дарует носителю силу. А эти, похожие на треугольники, — стойкость.

— О, эти на листья похожи вокруг лозы. Гибкость?

— Нет-нет, — маар тепло улыбнулся, — это жизненная сила. А вот эти, напоминающие змеиную чешую, — холоднокровие.

— Ты сделал татуировку, когда был заключен в шахту?

— Нет, она была у меня задолго до того. Подобные узоры делают многие маары, кто посвящает свою жизнь воинскому искусству. А вот что значат твои узоры… — Ориас взял мою правую руку, рассматривая застывшую на веки чернь.

— Наверное, мне стоит узнать это при встрече с каким-нибудь демоном. Странно, что нам до сих пор не попался никто из этой расы.

— Они, как и русалки, севернее живут. Подальше от Харрана. И правильно сделали…

Я снова улыбнулась, собираясь встать с огромной копны сена, но не смогла. Мою руку держала теплая мужская ладонь. Вопросительно вскинув брови, я посмотрела на маара, что прикрыл свои золотые прекрасные глаза.

— Прости…

— За что ты извиняешься?

— За все это…За постоянные бега, за ночевки в старых разваливающихся сараях, за жареных полевок на ужин, за бинтование гноящихся ран, за порванную обувь и потрепанную одежду, за то, что не могу дать тебе ту жизнь, которой ты заслуживаешь…

Я так и замерла с приоткрытым ртом, собираясь было что-то сказать в ответ. Конечно же, он не был виноват, и некому за все это извиниться, но в груди так потеплело от одной мысли о том, что ему и нескольким другим людям не безразлична моя судьба. Сколько бы врагов не было вокруг, сколько бы убийц не бежало сейчас по нашим следам, есть те, что придут за мной, защитят и никогда не бросят. Я знала это, но по-настоящему оценила только сейчас…

— Спасибо, Ориас.

Маар поднял голову и нахмурился.

— Та благодаришь меня за то, что я не могу дать тебе…

— Я благодарю тебя за то, что рядом.

Ориас широко распахнул глаза. Его длинные, торчащие в разные стороны волосы красиво переливались под лунным светом, падающим из рамы окна, в котором даже не было стекла. Нашим местом на ночевку вновь был старый заброшенный сарай в десяти километрах от деревни, куда отправился Барбатос найти еды.

Потянувшись к лицу маара и обхватив его скулы ладонями, я нежно коснулась чужих холодных губ. Еще один раз. И еще…Спасибо. За теплоту, за любовь, за твою защиту. За твою преданность слову. За твою честность. Еще. Множеством поцелуев я покрывала его губы, скулы, волевой подбородок, щекочущий своей пробивающейся щетиной, пока мужские руки не сжались на моей талии, прижимая к своему телу. Ориас не мог быть нежным, не умел, но его чистота чувств, его искренность пробивали все барьеры. Его напористость, дикость, с которой он целовал и кусал мои обветренные губы, вынуждали пасть под этой силой. Грубый, но страстный с каждой минутой он углублял поцелуй, сбивая дыхание вновь и вновь. Я задыхалась, но наслаждалась этим.

Аккуратно сев на маара сверху, чтобы на задеть зудящую рану, я прижала его голову к своей груди, чувствуя, как губы кусают ключицу, как его язык оставляет влажный след на шее. Как его горячее пламенное дыхание вызывает по телу мурашки, бегущие к низу живота. Он прижимал меня к себе с такой силой, будто боялся, что я в любой момент исчезну, и я жалась к нему по той же причине. Длинные серьги запутались в волосах, чувственный выход в губы затуманил разум, и мужские руки медленно заскользили по бедрам, приподнимая подол простого платья.

Прикусив меня за подбородок, Ориас убрал ладони с моих ног, завозившись со шнуровкой на штанах. Я чувствовала его возбуждение. Не по твердому выпирающему органу, а по прерывистому дыханию, по напряженным брюшным мышцам. Его мускулистое тело сжимало в тисках, в то время как руки с выпирающими венами наматывали на кулак мои волосы. Животная и очень будоражащая страсть.

Приподняв платье, я села на твердый подрагивающий член, испуская из груди первый стон. Большой…Больше чем у Валефора и Альфинура, но не длиннее, чем у Баала. Я зажмурила глаза и вцепилась в плечи Ориаса, и он остановился. Его мускулы стали до невозможности твердыми, и хотя он давал мне время привыкнуть к нему, ему было тяжело сдерживаться. Еще один пылкий поцелуй, и я с криком вогнала орган дальше. Маар начал двигаться, словно специально выбивая из меня все больше стонов, нежели криков. Организм впервые за многое время охватили возбуждение и радость эйфории.

Самой темной ночью рождаются самые яркие звезды, да? Смогли бы мы в том замке переступить это порог и довериться друг другу так, как сейчас? Я рада, что донесла до Ориаса свои чувства, и рада, что, наконец, смогла понять его. Рада, что он показал мне свои желания, и я рада принять их. Рада, что посреди кромешной тьмы, показался яркий теплый свет.

Я и Лийам проводили все свое свободное время за книгами, которые нам дали фениксы. Мужья моей сестры с головой погрузились в войну, поставив себе цель поскорее закончить с артефактом и вернуться к Эолин. Иногда, смотря на них вместе, мне начинало казаться, будто эти трое давно сражаются бок о бок: великолепный стратег Валефор, хитрый и смертоносный Баал и парящий в небесах сильный Альфинур. Последний был счастлив, что Эолин подарит ему ребеночка, но вместе с тем сильно нервничал. Постоянно спрашивал у уже родивших женщин-фениксов, какого это, что нужно делать. И…Я рада, что моя сестра так вовремя забеременела. В этом мраке, где везде корысть и кровь, где Айе смертельно ранили, а артефакт так и не найден, Эолин стала целью, к которой все так хотели вернуться. Она стала подобно олицетворению мирной жизни, дожидаясь своих мужей. Безусловно, неправильным будет называть это словом «мирный», ведь Эолин самой сейчас угрожает опасность, но я уверена, что Ориас и Барбатос сберегут её.

У русалок беременность протекает совершенно иначе, я читала об этом, да и Эолин тоже. Если они связывают себя союзом с расами намного сильнее них, то срок вынашивания плода составляет всего шесть месяцев. Организм, вынашивая отличный от собственного сгусток магии, пытается таким образом скорее избавиться от него, поэтому ребенок в утробе развивается быстрее. Однако, я ни разу не слышала про брак феникса и русалки, поэтому боюсь, что что-то может пойти не так…Но Альфинуру я об этом не сказала. Лишь назвала срок, и тот сразу же воодушевился.

Зато дети, зачатые магическим путем или с помощью обрядов, вынашиваются гораздо дольше. Как минимум год. Значит, у Императрицы еще много времени, чтобы найти нас…Отец Альфинура сказал, что мы можем остаться с ними столько, сколько пожелаем. Глава фениксов действительно очень добр, но в то же время строг. Когда Альфинур сказал ему о том, что у того скоро появится внук или внучка, глава праздновал целый день. Даже завидно. Я бы тоже хотела такую семью, как у фениксов. Но у меня есть Эолин. И Лийам. И их двоих я люблю больше всего на свете.

— Уже ведь месяц прошел… — зачем-то констатировал факт Лийам. Оторвавшись от книги, я недовольно посмотрела на парня.