— Если они смогли здесь выжить, Барри, то мы-то уцелеем и подавно.

Джесси и Барри отсутствовали слишком долго. Очень долго. Мало кто смог бы выжить в пустыне столько дней.

Одиночество щемило сердце Дороти, она терзалась в сомнениях и муках — увидит ли она когда-нибудь своих любимых? Хотя она была трезвым деловым человеком и финансовым цербером, содержавшим в порядке дела Дома Линкамов, но одновременно она была матерью и женой, если не официально, то по сути. Грудь давило от тяжелых предчувствий.

Каждый раз, когда очередной патруль возвращался ни с чем, в ее душе рвалась еще одна тонюсенькая ниточка надежды, связывавшая ее с дорогими сердцу Джесси и Барри. Стычка с Линкамом, происшедшая в ту последнюю ночь, наполняла ее сердце скорбью и запоздалым сожалением, чувством вины и неуверенности. Надо ли было требовать, чтобы он уступил ее просьбам? Если бы он уступил, то они не потерялись бы в этих бесконечных песках. Или надо было поддержать его, хотя в душе она и была с ним не согласна?

Она знала, что если сын и муж вернутся живыми, то Джесси сделает вид, что между ними ничего не произошло; но он ничего не забудет, так же как и она. Та размолвка, словно тяжелый занавес так и останется висеть между ними.

Умом она понимала, что Джесси хотел приучить сына переносить трудности, хотел, чтобы тот с детства знал, как живут простые люди, как они работают, хотел, чтобы Барри закалился жизненным опытом и трудностями, а не познавал жизнь на мягких подушках в атмосфере полного потакания своим прихотям. Но как можно требовать от матери, чтобы она не желала своему сыну счастья, чтобы она не тревожилась о его безопасности, о его жизни? Барри не исполнилось еще и девяти лет… и теперь он бредет где-то по пустыне, и, быть может, его уже нет в живых.

Когда мальчик вместе с отцом поднимался на борт орниджета, у него было такое одухотворенное, такое торжественное лицо. Он гордился тем, что с ним обращались как с мужчиной. Она никогда не видела его таким прежде.

Боже, как она ненавидит эту планету!

Дороти пошла по залам, стараясь хоть чем-то занять себя. Если Джесси погиб, то не следует ли ей отказаться от вызова, брошенного Хосканнеру? Он сделал ее ближайшей помощницей в деловых вопросах. Без Джесси и Барри это будет уже не Дом Линкамов, и Совет Благородных, несомненно, возьмет под свою опеку все движимое и недвижимое имущество, распределит его между другими аристократическими родами. Она вернется на Каталан и будет вести там жизнь обычной простолюдинки, предаваясь сладким воспоминаниям.

Она заметила впереди Каллингтона Юэха, который медленно, едва поднимая ноги, шел вверх по лестнице, держась за массивные каменные перила. Седовласый пожилой господин, едва не задохнувшись, вышел на верхнюю лестничную площадку.

— О, Дороти! Я искал вас.

— Какие-то новости? — Голос ее дрогнул от волнения и заботы, хотя она попыталась прикрыть эту дрожь сухим надтреснутым кашлем. — Гурни должен был вернуться уже несколько часов назад.

— Он еще не вернулся, но генерал Туэк говорит, что связь восстановлена полностью. Он заинтересован в немедленном возобновлении добычи пряности. Некоторые корабли были оснащены дополнительным оборудованием — живой резиной, они могут пролетать больше и с меньшим риском поломки. Да, доктор Хайнес исправил еше несколько спутников. Но вы же знаете, как неожиданно подчас возникают новые проблемы.

— Особенно здесь. Я ненавижу этого Хосканнера за то, что он оставил нас здесь с такой дрянью.

— Не присланы также новые комбайны, которые вы заказали на Иксе. — Юэх потрогал свои седые усы. — Они не опаздывают?

— Да, первый заказ просрочен уже на целую неделю. Она поразилась, до чего странно звучат в устах их старого семейного врача разговоры об оборудовании для добычи пряности, но она радовалась этому теперь, когда рядом не стало Джесси. Не стало. Каким же беспощадным и окончательным приговором звучали сейчас эти слова. У Дороти упало сердце, но она усилием воли привела в порядок свои мысли. Джесси рассчитывает на нее, на ее способности не дать рухнуть Дому Линкамов.

— Да, там на производстве какая-то задержка.

Гурни попытался переговорить непосредственно с иксианским представителем, но тот уклонился от прямого ответа, а в последние дни все силы и средства были брошены на поиски пропавшего неизвестно куда орниджета. Дороти нахмурилась.

— Случайности бывают, конечно, — заговорил доктор Юэх. — Но некоторые случайности происходят вполне целенаправленно.

Чувствуя, что женщина вконец расстроена и несчастна, старик помассировал ей плечи и шею, надавил на какие-то точки своими чуткими пальцами хирурга, но Дороти ощутила, что у него самого дрожат руки.

— Обычно это хорошо помогало моей жене, Ванне. Ее это расслабляло и успокаивало.

— Вашей жене? Я не знала, что вы были женаты, Каллингтон.

— О, это было очень и очень давно. Она умерла… от болезни, которую я не знал, как лечить. Вот почему я теперь изо всех сил стараюсь помочь другим. — Он печально усмехнулся.

Юэх, который сам себя полушутя, полусерьезно называл «клистирной трубкой», получил медицинское образование на Груммане, далекой планете, известной своими странными болезнями, вызванными болотными испарениями и плодами, с поверхности которых сочились сильнейшие контактные яды. Он стал преданным семейным врачом в Доме Линкамов много лет назад, заявив, что желает провести остаток дней в ласковом мире Каталана. Здесь, на Дюнном Мире, старый врач, как казалось, был выбит из своей привычной колеи и чувствовал себя не в своей тарелке.

Дороти отвела его руки.

— Спасибо, Каллингтон, я действительно чувствую себя лучше.

Его ореховые глаза наполнились сочувствием.

— Нет, вы все еще сильно взволнованны. Но мне нравится, как вы себя ведете. — Он неторопливо отошел в сторону и отправился к очередному больному. Она редко видела доктора отдыхающим.

Дороти же направилась в южное крыло. Встретив одну из горничных, Дороти потребовала чайник меланжевого чая и чашку. Потом сама взяла поднос и поднялась с ним на пятый этаж по винтовой лестнице. Ее успокоит меланжа и… оранжерея.

Она надавила на полый камень в глухом торце коридора. Когда потайная дверь открылась с легким шорохом и шипением, Дороти вошла внутрь, и в нос ей ударил запах распада и гниения.

Тайная оранжерея, точнее, бывшие в ней растения страдали уже несколько недель, с тех пор как Дороти перекрыла водоснабжение и пустила драгоценную влагу на другие, более важные цели. Пятнистые грибы превратились в труху и месиво, зеленые папоротники — в почерневшие и пожелтевшие палочки. Некогда яркие и пестрые цветы засохли, и лепестки усеивали теперь отвердевшую без влаги почву. Всего лишь несколько растений продолжали упрямо цепляться за жизнь, но, судя по всему, и им осталось недолго.

Среди мертвых растений словно стервятники летали насекомые, питавшиеся разлагающимися остатками. Распад и гниение стали настоящим пиршественным праздником для этих мелких трупоедов, и они весьма сильно размножились. Но скоро и этому жуткому и отвратительному процветанию, как и всей бывшей здесь экосистеме, наступит конец.

Эти растения стали жертвами совершенно невообразимой ситуации, они попали, словно в ловушку, в место, где они не могли жить. Как Дом Линкамов, подумалось ей, который едва ли сможет существовать на этой безжизненной планете, но надеется, что жизнь еще вернется к нему.

Чувствуя, как ею овладевает обреченность, Дороти поставила поднос на плазовый стол, смахнула со стула пыль и мертвых насекомых и села. Она налила в чашку ароматный чай, пар, поднимавшийся от чая, немедленно исчезал в сухом воздухе. Утраченная влага, напрасно потраченная влага. Она подняла чашку, и крепкий запах корицы защекотал ей ноздри.