Остальные охотники набросились на поверженного кимека, как стая гиен, вооруженных, правда, не клыками, а термическими резаками и большими гаечными ключами. Позвал ли этот механический охотник троих спутников к себе на помошь? Аборигены быстро оторвали от корпуса кимека передающую антенну и умело демонтировали его конечности. Рука чудовища попыталась выстрелить, но быстрые каладанцы успели отвинтить и ее.

Из динамика, вмонтированного в корпус, кимек разразился ругательствами и угрозами, но люди не обращали на них ни малейшего внимания, нисколько, по-видимому, их не боясь. Местные жители работали очень усердно, снимая с монстра гидравлические механизмы, волоконные кабели, нервные электроды, аккуратно складывая эти вещи, как ценное сырье. Наконец они извлекли из гнезда канистру — емкость с мозгом, отделив его от корпуса, правда, на этот раз отделение произошло отнюдь не по воле кимека.

Онемев, Пирс смотрел на эту, кажущуюся такой безвредной прозрачную канистру, вместившую все злодейское сознание кимека. Аборигены не торопились уничтожить мозг, очевидно, на его счет у них были иные планы. Они взяли его как трофей.

Сгорая от любопытства, Пирс сбежал вниз по склону, покрытому ледяной и каменной крошкой. Местные жители следили за его приближением с любопытством, но без угрозы. Говорили они на каком-то тарабарском наречии, совершенно не понятном Пирсу.

— Кто вы? — спросил он на стандартном галахском языке, принятом для межгалактического общения, надеясь, что кто-нибудь из них сможет его понять.

Один из мужчин, сухощавый пожилой человек с короткой рыжеватой бородкой и более светлой кожей, чем у его товарищей, приветствовал Пирса победным жестом, потом встал перед ним и, ткнув себя в грудь, сказал:

— Тиддок.

— Пирс Харконнен, — представился он, но потом поправился, решив сократить имя: — Пирс.

— Отлично, Пирс, — ответил мужчина на вполне внятном галахском, но с сильным акцентом. Видя удивление молодого человека, Тиддок заговорил, медленно подбирая в памяти чужие слова и выражения: — Наш язык того же корня, что и галахский, но времен Великого Переселения дзен-суннитов, бежавших давным-давно из Лиги. Я много лет работал в городах аристократов, выполняя черную работу. Там я и набрался галахского — услышишь здесь одно слово, там два…

Обездвиженный и парализованный, пленный кимек продолжал ворчать, ругая взявших его в неволю людей. Не слушая этого рыка, аборигены взяли две конечности и, используя их как шесты, соорудили носилки для канистры, привязав ее между конечностями. Так обычно носят пойманных диких зверей. Двое самых крепких мужчин взвалили импровизированные шесты себе на плечи и направились к склону. Другие собрали снятые с кимека детали и тоже стали подниматься вверх.

— Идем с нами, — сказал Тиддок.

Пирс согласился. Другого выбора у него, правда, и не было.

Пирс, шедший вслед за суровыми людьми, все сильнее страдал от пульсирующей боли в одном колене. Боль усиливалась с каждым шагом, заставляя его напрягать спину до такой степени, что в конце концов у него заныла и поясница. Пока он еше не осмыслил и не осознал смерть своих родителей. Ему не хватало матери, ее доброго заботливого внимания, ее ума. Катарина спасла ему жизнь, отстрелив капсулу от гибнувшей яхты до того, как кимеки успели уничтожить ее.

Как это ни странно, тосковал Пирс и об отце. Несмотря на грубость Ульфа, он всегда желал добра своему сыну, стараясь заставить его почувствовать и в полной мере осознать ответственность за благосостояние семьи Харконненов. Сохранение имений семьи всегда стояло на первом месте. Теперь же оказалось, что только один Ксавьер станет продолжателем рода Харконненов. Пирс не питал иллюзий — было очень мало надежды, что ему когда-нибудь удастся выбраться с Каладана… но по крайней мере он пока жив.

Он, хромая, взбирался вверх по склону, стараясь не отстать от проворных аборигенов. Отделенный от корпуса мозг кимека продолжал что-то злобно бормотать, болтаясь между двумя самодельными шестами. Гнусные оскорбления так и сыпались из динамика — сначала на галахском, а потом на других языках. Казалось, Тиддока и других очень забавляла эта ругань.

Местные обращали мало внимания на бормотание злобного мозга, но иногда они оборачивались к нему и показывали зубы. Особенно усердствовал Тиддок. Кроме угрожающего оскала он иногда показывал мозгу режущий инструмент и делал вид, что вот-вот пустит его в ход. Но эти угрозы только распаляли ярость плененного мозга. Очевидно, эти люди уже сталкивались с кимеками и знали, как надо сражаться с ними.

Но Пирс боялся появления трех остальных охотников. Они не откажутся от преследования — и как только кимеки найдут следы обвала и обнаружат разобранный ходильный корпус своего товарища, для них не составит никакого труда выследить, куда пошли сделавшие это туземцы. Правда, этот кимек мог и не сообщить о своей беде до обвала. Эти механические чудовища не любят признаваться в своей слабости.

Пирс огляделся, осматривая укрепление, сооруженное этими людьми. Впереди козырек льда образовывал гигантский навес, служивший прикрытием поселения. Туземцы устроили свой лагерь в большом кармане, вытопленном во льду горячими потоками вырывавшихся из-под земли газов. В сложенных из грубых камней хижинах женщины и дети энергично занимались своими делами. Они оторвались от своих привычных обязанностей, чтобы взглянуть на прибывших. Все жители поселения были одеты в толстую теплую одежду, ботинки и шапки, подбитые мехом какого-то местного, неизвестного Пирсу животного. Он слышал лай и повизгивание домашних животных, разглядел и мохнатых белых зверей, бегавших возле домов.

Рядом с ледяным укрытием, проходя сквозь слои льда и камня, клубился пар, булькали пузыри в горячих грязевых лужах и в нескольких местах из-под земли били гейзеры. Идя вслед за мужчинами этого племени по узким каменным ступеням, ведущим к поселку, Пирс не переставал удивляться этому замечательному соседству льда и пламени, не забывая при этом время от времени бросать тревожные взгляды через плечо — не преследуют ли их уцелевшие кимеки. С ледяной крыши поселка иногда срывались капли воды — купол крыши медленно подтаивал. Но когда Пирс внимательно присмотрелся к массивной крыше, то решил, что этот ледник — как и сам поселок — видимо, существует здесь едва ли не с незапамятных времен.

Когда внезапно наступила темнота — словно на землю упал непроницаемо-черный занавес, — каладанские женщины развели костры в центре площадки под куполом, используя в качестве топлива куски дерева. Из деревни выслали разведчиков следить за возможным приближением кимеков, а остальные уселись пировать и праздновать победу. Люди брали куски свежего мяса, припасенные с предыдущей охоты, нанизывали их на длинные вертела и помещали над костром.

Канистру с мозгом кимека положили в сторонке, в снег, и забыли о ней.

Беседуя на своем гортанном наречии, туземцы сидели вокруг костра, передавая друг другу куски поджаренного мяса, не забыв угостить и чужеземца. На вкус Пирса, мясо было уже с душком, но он съел порядочный кусок, не желая обидеть радушных хозяев. Его терзал сильный голод, и он, кроме мяса, съел еще часть своего рациона из аварийного пайка, предложив остальное туземцам, которые с готовностью отведали диковинное угощение.

Несмотря на присутствие многих людей, тревога продолжала грызть Пирса, и он попытался убедить бородатого вождя в том, что опасность еще не миновала.

— В лесу остались другие кимеки, Тиддок. Я думаю, что они могут явиться сюда.

— Но мы уже убили одного, — ответил вождь.

— Но где остальные? Они все еще бродят поблизости…

— Мы убьем и их, если они явятся. В случае, конечно, если ты их еще интересуешь. Кимеки нетерпеливы. Они быстро теряют интерес. Ты очень важен для них? Мои люди их абсолютно не интересуют. — Он потрепал Пирса по руке. — У нас есть разведчики. И мы умеем защищаться.

После еды Тиддок и его соплеменники уселись теснее вокруг костра и принялись на своем языке рассказывать друг другу притчи и вспоминать о пережитых приключениях. Рассказывая истории, люди передавали по кругу сосуды с крепким напитком. Завернувшись в шкуру, чтобы не страдать от холода, Пирс отхлебнул питье, согревшее его изнутри. В промежутках между историями вождь пересказывал Пирсу их содержание — в них повествовалось о порабощенных дзен-суннитах, которые бежали сюда как от машин, так и от рабства в Лиге Благородных.