– Не знаю, может быть, это все проделки глупой птицы из Шангри-ла, но там у меня открылись глаза – не только на прошлое и Джесубай, но и будущее, на тебя. Я узнал, что не всегда буду один. Я увидел это в Роще сновидений. Там я понял, что ты тоже любишь меня. Но я все испортил. Я стал давить на тебя. Преследовать. А потом вернулся он, и ты, несмотря ни на что, продолжала его любить. Возможно, это никогда не уйдет. Возможно, ты всегда будешь чувствовать связь с ним.

Я хотела его перебить, но Кишан прижал палец к моим губам:

– Нет, не надо. Я все понимаю. Теперь понимаю. Тогда я не был готов к серьезным отношениям. Мне нечего было предложить. По крайней мере, женщине. Но Шангри-ла дала мне нечто гораздо более ценное, чем лишние шесть часов пребывания в человеческом облике. Она дала мне надежду. Научила ждать. И я ждал. Я научился быть терпеливым. Научился жить в новом мире, в новом тысячелетии. А теперь… что гораздо важнее, мне кажется, я научился любить.

Он провел пальцем от моего лба к подбородку, взял в ладони мое лицо, заглянул в глаза.

– У меня остался всего один вопрос, Келси… Скажи, мои чувства находят отклик в твоем сердце? Ты испытываешь ко мне хотя бы малую часть того, что чувствую я? Найдется ли у тебя в сердце уголок для меня? Пусть совсем маленький, но такой, который я смогу назвать своим? Навечно застолбить за собой? Клянусь, что буду любить, лелеять и беречь его больше жизни. И охранять до конца своих дней.

Руки Кишана легли на мою талию, он прижался лбом к моему лбу.

– Скажи, любовь моя, ты любишь меня хоть немного?

Я взяла его лицо в свои руки. Слеза скатилась по моей щеке. Клянусь, что я помедлила всего долю секунды, прежде чем ответить.

– Конечно. Ты больше никогда не будешь один. Я тебя не оставлю. Я тоже люблю тебя, Кишан.

Я наклонилась и прикоснулась губами к его губам. Кишан привлек меня к себе и поцеловал – нежно, сладко и ласково. Я забросила руки ему на шею, притянула ближе, а он крепко обвил меня за талию. Сначала все было просто замечательно. Приятно, хорошо и радостно. А потом что-то произошло.

Внутри меня что-то щелкнуло и раскололось, меня со страшной силой потянуло куда-то. Голову отбросило назад, все тело обожгло огнем. Неистовое пламя разгоралось все сильнее, я уже не помнила, когда в последний раз испытывала нечто подобное. Поддавшись безумию, я страстно целовала Кишана, а он отвечал мне с удесятеренным пылом. Во мне бушевал пожар – испепеляющий, очищающий и очистительный. Я вся растворилась в блаженном тепле огня, возникшего между нами. Могучего, всепоглощающего огня. Мое сердце раскрылось. Связь вернулась. Все мое тело содрогнулось от силы, с которой она заняла свое место. Я вновь стала целой.

Время остановилось.

Потом что-то огромное ударилось о палубу за моей спиной, несколько свечей погасли, задутые порывом горячего ветра. Я услышала треск ломающегося дерева. Последовал удар такой силы, что внутри у меня все загудело, и я пошатнулась. Наши губы разомкнулись, но Кишан удержал меня на ногах.

Что это такое? Дракон? Метеорит?

Я вытаращила глаза, когда шезлонг со свистом пролетел через палубу и плюхнулся в океан, по пути сбросив со стола тарелки, бокалы, восьмислойный торт и подсвечники из ракушек. Кишан непонимающе глянул на меня, но в следующую секунду мы оба оцепенели, потому что откуда-то сверху прогремел гневный и властный голос:

– Отпусти. Ее.

Мы с Кишаном завертели головами, но никого не увидели.

А голос из тьмы повторил:

– Я сказал: отпусти ее.

Тень выступила в круг света и остановилась на мостках над нами.

Я запрокинула голову и ахнула.

– Рен?

Кишан шагнул назад и заслонил меня собой. Тогда Рен с яростным рычанием шагнул с края верхней палубы вниз. Он пронесся по воздуху – весь в белом, босой, со сверкающими синими глазами – и приземлился на корточки. Потом выпрямился и медленно направился к нам, как темный ангел гнева и возмездия.

Холодный, расчетливый, безжалостный ангел медленно произнес:

– Не… заставляй меня повторять.

Его глаза ни на миг не отпускали Кишана. Его суровое лицо внушало ужас. Он был похож на стремительно приближающийся ураган. Я положил руку на локоть Кишана, и разъяренный взгляд Рена впился в мою ладонь. Потом его глаза снова с быстротой молнии взметнулись к лицу Кишана.

– Рен! – осторожно заговорил Кишан. – Что случилось? Успокойся. Ты не в себе. – Не поворачивая головы, он сделал еще один шаг назад и негромко сказал, обращаясь ко мне: – Келси, встань мне за спину. Только медленно.

Я с усилием сглотнула и отошла, убрав руку с руки Кишана. Рен наблюдал за нами, как кот, следящий за трепыханием загнанной в угол мыши. Он слегка наклонил голову, зорко ловя каждое наше движение. Кишан снова заговорил с ним негромким, успокаивающим голосом, и мы потихоньку начали пятиться назад.

– Если он бросится на нас, я займусь им, а ты беги за Кадамом, – еле слышно шепнул мне Кишан.

Я кивнула, боясь выглянуть у него из-за спины.

Рен сделал широкий шаг вперед:

– Отойди от нее, Кишан. Сейчас же.

Кишан мотнул головой:

– Я не позволю тебе тронуть ее!

– Тронуть ее? Я не собираюсь ее трогать. А вот тебя, напротив, я собираюсь убить.

Кишан поднял руку:

– Рен, я не знаю, что на тебя нашло. Может, это яд кракена. Но я прошу тебя, успокойся и отойди.

– Вишшва![22] – рявкнул Рен.

Потом он начал кричать на Кишана на незнакомом мне языке и так быстро, что я не разобрала ни слова. Не знаю, что именно он говорил, но слова были такие, от которых Кишан затрясся и заиграл желваками. Грозный рык заклокотал в его груди.

– Келси, – прошипел Кишан сквозь стиснутые зубы, – уходи. Беги!

Чем бы ни был одержим Рен, его состояние становилось все опаснее. Кишан сказал ему что-то, но его слова ничуть не успокоили Рена. Скорее напротив, они еще сильнее распалили его.

Кишан сделал еще один шаг назад и сжал мою руку.

– Уходи! Я его задержу.

Я повернулась было, чтобы бежать, но вдруг услышала душераздирающий стон и звук падения, гулом отозвавшийся по палубе. Стремительно обернувшись, я увидела Кишана, стоявшего над распростертым телом Рена.

– Что ты с ним сделал?!

– Ничего. Я до него не дотрагивался. Он вдруг схватился за голову и упал.

Рен стоял на коленях, упершись головой в доски палубы. Он раскачивался из стороны в сторону, зажимая руками уши, и стонал от боли. Внезапно он всем телом запрокинулся назад, словно его сотрясала судорога. Стиснув кулаки, Рен зарычал от боли – никогда в жизни я не слышала более страшного, леденящего кровь вопля. В этом жутком крике слышался хохот Локеша, терзавшего Рена, боль многомесячных пыток и смертная мука человека, потерявшего все, ради чего стоит жить.

Я должна была броситься к нему. Он нуждался во мне. Его страдания просочились под мою кожу, проникли в кровь, сделались моими. Я должна была прекратить их. Я не могла позволить ему так мучиться, не могла допустить, чтобы он так страдал. При этом я откуда-то знала, что могу положить конец этому кошмару, этой тьме, омрачившей его разум и душу.

И тогда я почувствовала. Там, под болью, под мукой, за непрекращающейся агонией, находилось что-то прочное, сильное, нетронутое и нерушимое. И оно вернулось. Мост между мной и Реном был восстановлен. До сих пор он был скрыт под волнами боли. Но даже затопленный, он всегда оставался на месте, такой же крепкий, прочный и надежный. Я бросилась к Рену, но Кишан оттащил меня назад.

Рен снова выпрямился и тяжело задышал, упершись дрожащими руками в палубу. Мое сердце часто-часто забилось в такт его сердцу. Я чувствовала, как мои руки трясутся в едином ритме с его руками. Так мы трое простояли несколько минут. Наконец Кишан шагнул к брату и протянул ему руку. Рен сделал несколько глубоких вдохов, схватил руку Кишана и с усилием встал на ноги. Он поднял голову, но посмотрел не на Кишана. Он смотрел на меня.