Он встал и присел на корточки возле моего шезлонга. Взял меня за руку, переплел свои пальцы с моими.

– Ты кое-что забыла, йадала. Любовь – это не последствия. И не выбор. Более того, она не справедливость. Любовь – это жажда, она нужна душе так же, как вода телу. Любовь – это драгоценная влага, которая не только смягчает пересохшее горло, но оживляет самого человека. Она делает его храбрецом и великаном, она вселяет в сердце простого смертного мужество сражаться с драконами ради женщины, которая об этом попросит. Отними у меня влагу любви, и я рассыплюсь в прах. Отнять ее у того, кто умирает от жажды, и отдать другому – значит проявить жестокость, на которую я никогда не считал тебя способной.

Я возмущенно фыркнула, он вздохнул.

– «Ты для меня – приятное мученье», Келси.

– Кто это сказал?

– Что именно? Первую часть – я, вторую – Эмерсон.

– Ясно. Ну, продолжай. Кажется, ты рассказывал о том, как у тебя оживают разные части тела?

Он сощурился:

– Ты надо мной смеешься?

– Тебе не кажется, что ты ударился в мелодраму? – Я изобразила пальцами щепотку. – Самую чуточку?

– Может быть. Возможно, это от того, что я трус. Шекспир не зря писал, что «Трус умирает много раз до смерти, а храбрый смерть один лишь раз вкушает»[28].

– И как это делает трусом тебя?

– Так, что я умирал много раз, все больше из-за тебя, и все еще жив. Любить тебя – все равно что стараться спасти человека из царства Аида. Только дурак будет снова и снова добиваться женщины, которая перечит ему на каждом шагу.

– Ах, вот как? Значит, ты дурак, а не трус.

Он нахмурился.

– Возможно, я и тот, и другой. – Он долго всматривался в мое лицо, потом тихо спросил: – Неужели я просил невозможного, когда взял с тебя слово подождать меня? Верить в меня? Ведь ты обещала мне, Келси. Разве ты не знала, как я тебя люблю?

Я отвела глаза.

А Рен продолжал:

– Я умирал каждый день в разлуке с тобой.

Я поспешила загнать подальше чувство вины и призвала на помощь гордость:

– Тебе повезло, что у кошек девять жизней. У меня, к сожалению, всего одна жизнь и одно сердце, а им столько играли, что я удивляюсь, как оно еще бьется!

– Может, стоит перестать предлагать свое сердце каждому встречному? – сухо посоветовал Рен.

– Я не влюбляюсь в первых встречных, что бы ты ни думал, мистер Гипербола! – Я ударила его в грудь. – По крайней мере, не кручу романы с полуголыми красавцами с искусственными прелестями! Да, кстати, это ты дал мне отставку, а не я тебе! Это ты во всем виноват, вот и расхлебывай!

– Скажем так, я не ожидал, что ты тут же закрутишь с кем-то другим. Мне казалось, что на таком небольшом корабле ты не сможешь развернуться в полную силу. Но нет, оставьте Келси на пять минут одну, и к ней тут же выстроится очередь. Все мужчины на борту участвуют в конкурсе, верно?

Я с ненавистью посмотрела на него:

– Ты сам сказал, что мы с Кишаном…

Он сердито взъерошил свои волосы:

– Я знаю, что я сказал! Тогда мне казалось, что так будет правильно. Но даже тогда какая-то часть меня верила, что ты этого не сделаешь. Я не думал, что смогу уговорить тебя полюбить другого. Я совершил ошибку. Огромную ошибку. Но теперь мы квиты, Келси. Ты бросила меня и нарушила слово, которое дала. Я бросил тебя. Может, спишем взаимные долги? Перевернем страницу и забудем?

– Нет, не забудем. И не перевернем. Потому что это уже не только наше дело. Теперь в него вовлечен еще один человек.

– Келси, да в наше дело всегда вовлечен кто-то еще! Я только и делаю, что восстанавливаю наши отношения, спасаю нас от разрыва и, скажу без ложной скромности, поднаторел в искусстве вырывать тебя из объятий других мужчин. Сколько их было? Десять? Двадцать?

– Опять преувеличиваешь.

Рен потерял терпение:

– Возможно. Но знаешь что? С меня довольно. Все, хватит. Прекрасно, просто прекрасно. Замечательно. Резвись, продолжай в том же духе, собирай вокруг себя хоровод фанатов, а я все время буду рядом, чтобы расшвыривать их.

Слеза скатилась по моей щеке, несколько секунд я молчала, потом тихо заговорила:

– Рен, ты меня бросил. Ты сам толкнул меня в объятия другого мужчины. Неужели ты думал, что сможешь просто щелкнуть пальцами и я прибегу к тебе, как собачонка? Что я смогу бездумно разбить сердце Кишану и не раскаиваться в этом?

– Я знаю, что своим поступком причинил тебе боль, заставил страдать нас обоих, и прекрасно понимаю, что это причинит боль Кишану. Будь я храбрее, я бы оставил все как есть, но я не могу. Ты спросила, почему я называю себя трусом. Я трус, потому что не хочу отказаться от тебя. Не желаю даже думать об этом. Так что смирись и ты, ибо я не перестану добиваться тебя. Я готов к новой битве за твое сердце, йадала. Даже если в этой битве мне придется сражаться против тебя.

– Но Рен! Почему ты не можешь просто смириться с моим решением?

– Не хочу. И не могу. Ведь ты любишь меня так же сильно, как я тебя, и если мне придется вбить это в твою упрямую голову, я это сделаю.

– Ага, вот как ты заговорил! Значит, решил обойтись без поэзии?

Он вздохнул, взял меня за подбородок, повернул к себе:

– Мне не нужны стихи, моя према. Мне нужна лишь возможность прикоснуться к тебе. – Он провел кончиками пальцев вниз по моей шее к плечу.

Кровь застучала у меня в висках, губы задрожали, я со свистом втянула в себя воздух.

– Твое сердце знает. Твоя душа помнит. – Рен наклонился и стал целовать меня в шею, едва касаясь губами чувствительной кожи. – Вот этого ты не можешь отрицать. Вот от этого не можешь спрятаться. Ты предназначена мне. Ты моя, – тихо шепнул он, не отрывая губ от моей шеи. – «Рожден я, чтобы укротить тебя и сделать кошку дикую – котенком, обычной милою домашней киской…»[29].

Я ахнула и отпихнула его обеими руками.

– Не смей, Рен! Замолчи! Не смей продолжать эти стихи!

– Кел-си…

– Нет!

Я вскочила и бросилась бежать, уронив книгу на палубу. Но все равно услышала, как Рен угрожающе сказал мне вслед:

– Войска ополчились к битве, прийатама. Чем сильнее противник, тем слаще победа.

Не выдержав, я обернулась через плечо и завопила:

– Засунь эту победу себе в пасть, тигриный нос!

После этого я позорно бежала с поля битвы, сопровождаемая его тихим смехом.

На следующее утро Кишан постучал в дверь моей каюты. Во сне я убегала от белого тигра, который гнал меня через джунгли. Когда Кишан открыл дверь, я резко села на кровати и заорала:

– Я тебе не газель!

Он рассмеялся:

– Я знаю, что ты не газель! Хотя ноги у тебя почти такие же длинные. Хм-м… Было бы приятно погоняться за тобой и посмотреть на твои ножки…

Я швырнула в него подушкой.

– Зачем ты меня разбудил?

– Во-первых, уже почти девять утра. А во-вторых, мы прибыли на остров зеленого дракона. Так что вставай и одевайся побыстрее.

Мы стояли у большого острова. Во все стороны, насколько хватало глаз, тянулись золотые пляжи, за которыми стеной стояли разнообразные, но сплошь могучие деревья. Разноцветные птицы порхали над берегом. Здесь было тепло, гораздо теплее, чем на туманном острове синего дракона. Этот остров был полон звука и цвета. Стоя на палубе, мы слышали вопли мартышек и звонкую перекличку птиц.

Вскоре к нам присоединился Рен, нагруженный всем нашим оружием. Выложив его на стол, он подошел ко мне.

– Слушай! – воскликнул Кишан. – Слышишь?

– Что? – спросила я.

Рен дотронулся до моей руки.

– Ш-ш-ш… – Он склонил голову набок и прикрыл веки.

Я вслушивалась изо всех сил, но услышала только вопли разной островной живности.

Наконец Рен открыл глаза.

– Кошки. Пантеры, согласен? Леопарды?