– Хочешь приготовить блинчики из индийских принцев? – пробормотала я себе под нос. – Нет, голубушка, я тебе не позволю!

Я выпустила в рыбу очередь самых сильных разрядов, какие только смогла скопить в руке, и с удовлетворением увидела дымящиеся дырки в ее туше. Рыба свирепо заметалась в воде, пытаясь увернуться от моих выстрелов. Не переставая палить, я попросила Шарф спустить с леера веревочную лестницу, чтобы братья могли подняться на борт. После этого мне оставалось только удерживать рыбу на почтительном расстоянии, пока Рен и Кишан не окажутся в безопасности.

Когда оба, мокрые и обессиленные, выбрались на палубу, я крикнула Нилиме:

– Поплыли отсюда!

Я продолжала пускать в рыбу разряд за разрядом до тех пор, пока ей не надоело нас преследовать, а мы не удалились на приличное расстояние. Убедившись, что опасность миновала, я смерила обоих братьев испепеляющим взглядом и гневно прошествовала в рубку.

Влетев внутрь, я громко объявила:

– Итак, теория препятствий блестяще подтвердилась. Что и следовало ожидать. Значит, нужно проложить верный курс между препятствиями. Передайте обоим братьям, что они полные кретины, с чем я их поздравляю и прошу оставить меня в покое, хотя бы на какое-то время!

Нилима и мистер Кадам не сказали мне ни слова. Кипя от возмущения, я покинула рубку и направилась в свою каюту. Заперев дверь, я наполнила джакузи, решив как следует отмокнуть. Отмокая, я терзалась чувством вины из-за этого проклятого поцелуя. «Получается, что если я хочу остаться верной Кишану, мне придется приложить гораздо больше усилий. И прежде всего я не должна оставаться с Реном наедине. Похоже, у меня не хватает воли противостоять ему… Он слишком… слишком… убедительный». Не знаю, как так получилось, что я забыла о самобичевании и промечтала о Рене, пока вода не остыла. Из этого состояния меня вывел рокот двигателя. Мы снова пустились в путь, а значит, приближались к логову зеленого дракона. Я вздохнула, открыла глаза и вышла из ванны.

Одевшись, я вернулась в рубку. Там все было тихо. Солнце садилось, Рена и Кишана не было видно. Нилима в полном одиночестве стояла у штурвала, четко следуя указаниям мистера Кадама. Взяв одеяло, я свернулась калачиком в кресле рядом. Время от времени Нилима поглядывала на меня, но я глубоко ушла в свои мысли.

– Думаешь, что теперь делать, да?

Я вздохнула:

– Ну да. Не знаю, как заставить Рена понять, что он теперь лишний.

– Вот как? – Нилима странно взглянула на меня. – Ты уверена, что вопрос стоит именно так? Мне казалось, ты думаешь о том, кто из них сделает тебя счастливой.

– Нет! Об этом я вообще не думаю!

– Ну да, ну да. Значит, ты твердо решила остаться с Кишаном?

– Я дала ему слово.

– Разве ты не давала такого же слова Рену?

Я поморщилась:

– Давала. Но это было давно.

– Видимо, для него не так давно, – сказала Нилима, глядя в черноту за стеклом.

– Видимо. – Я со вздохом уставилась на свои руки, скрещенные на коленях. – И что, по-твоему, мне теперь делать?

Нилима очаровательно потянулась, потом снова приняла то же положение.

– Ты ведь ведешь дневник, да?

– Да.

– Тогда я бы посоветовала тебе описать обоих. Перечислить их сильные и слабые стороны. Написать, что тебе в них особенно нравится. Отметить, что бы хотелось изменить. Это поможет тебе разобраться в своих чувствах.

Следующие несколько дней я честно пыталась записать все свои мысли об обоих братьях, но почему-то все время выходило так, что о Рене я могла писать без конца, как плохое, так и хорошее, а о Кишане получилось только хорошее, зато совсем мало. Решив, что я недостаточно стараюсь, я стала проводить с ним больше времени. Я задавала ему тысячи самых разных вопросов, а потом старательно записывала его ответы в дневник.

Помимо этого я несколько раз целовала его (в исследовательских целях), пытаясь объективно оценить свою реакцию. Кишан, по-моему, принимал мой интерес, не говоря уже о поцелуях, за чистую монету. Иными словами, целовались мы часто, но ни разу ни один из этих поцелуев не вызвал у меня ничего похожего на то, что я испытывала с Реном. Вопреки всем моим стараниям, я скоро убедилась, что не могу повторить даже ощущения нашего первого поцелуя, случившегося той ночью, когда к Рену вернулись воспоминания. В результате у меня стали закрадываться подозрения, что, как ни странно, Кишан к этим ощущениям не имел никакого отношения.

Однажды вечером, когда мы с Кишаном прогуливались по палубе, мне пришла в голову мысль провести еще один тест.

– Кишан, я хочу кое-что проверить. Ты мне поможешь?

– Конечно! А что делать?

– Встань здесь. Нет, сзади меня! Вот так, отлично. Теперь подожди.

Я накопила приличный заряд и направила его в воду. Белая молния выстрелила из моей ладони и с шипением вошла в океан. Поднялось облачко пара.

– Так, замечательно, теперь встань ко мне вплотную и прижми меня к своей груди.

– Вот так?

– Да. Очень хорошо. Так, положи свою голову мне на плечо, возьми меня за руки. Да-да, вот так, сверху.

Кишан послушно провел ладонями вверх по моим рукам, замер. Я сосредоточилась и выплеснула в молнию всю свою энергию, но второй разряд ничем не отличался от первого. Никакого золотого свечения, никакого раскаленного взрыва невиданной силы. И всепоглощающего ощущения единения тоже не возникло. Если точно – вообще ничего не возникло. Белая молния зашипела и погасла. Я тупо уставилась в воду.

– Ну, что? – спросил Кишан. – Что-то не так?

Я с фальшивой улыбкой повернулась к нему. Чмокнула в губы и весело заверила:

– Нет! Все так! Это была глупая идея, забудь.

Тут откуда-то сверху донеслось насмешливое фырканье, и я увидела Рена, облокотившегося на перила. Он смотрел на меня и улыбался наглой, понимающей улыбкой. Я метнула на него злой взгляд и нарочно страстно поцеловала Кишана. Тот обнял меня за талию и с большой охотой ответил на поцелуй. Когда я снова посмотрела наверх, Рен хмурился.

Вечером того же дня Кишан ушел в рулевую, а я лежала в шезлонге на прогулочной палубе, любуясь звездами. Внезапно я почувствовала теплый толчок, знакомое ощущение натяжения в сердце и поняла, что он рядом.

Глубокий, завораживающий голос спросил:

– Можно мне сесть?

– Нет.

– Я хочу с тобой поговорить.

– Говори что хочешь и с кем хочешь, а я ухожу. Кажется, я перегрелась.

– Солнце зашло, Келси. Сядь и выслушай меня.

Он пододвинул еще один шезлонг и разлегся рядом со мной, закинув руки за голову.

– Как долго ты собираешься это продолжать, Келси?

– Понятия не имею, о чем ты.

– Неужели? Я видел, как ты сегодня испытывала Кишана. Ты не чувствуешь к нему ничего похожего на то, что чувствуешь ко мне. И сама не чувствуешь рядом с ним того, что со мной.

– Ошибаешься! Наша любовь прекрасна, как небеса!

– «Любовь небес делает человека небожителем»[26].

– Вот именно, у нас небесная любовь!

– Я совсем не это имел в виду.

– А я так интерпретировала!

– Прекрасно. В таком случае у тебя не будет проблем с интерпретацией следующих слов: «О, как весна любви напоминает апрельский день, изменчивый полет! Едва блеснуло солнце золотое, на небе туча темная встает»[27].

– Не надо винить тучу в том, что ты сделал своими руками, Рен. Я предупреждала тебя о последствиях, а ты сказал… Постой, дай-ка я тоже процитирую: «Мне не потребуется второй шанс. Я больше никогда не стану тебя добиваться». Разве это не твои слова?

Он поморщился.

– Были мои. Но…

– Никаких «но», Рен! Сказанного не воротишь. Как и прошлого.

– Келси, я сделал это ради тебя. Не потому, что это было нужно мне, а лишь для того, чтобы спасти тебя.

– Ну и что? Я все понимаю, но что сделано, то сделано. Я не собираюсь обижать Кишана только потому, что ты, видите ли, передумал! Нет, Рен, тебе, как и мне, придется иметь дело с последствиями своего выбора!