Прозвенел колокольчик, Бессмертная заторопилась:

— Учти, Талия очень неплохо владеет мечом, но бывает вспыльчива, так что кроме любви бери у нее уроки и старайся не ссориться по пустякам.

У нее уже не оставалось времени, а он погружался в новую жизнь, и она решилась:

— Можешь рассказать, что чувствовал в могиле?

Он посмотрел на нее с некоторым удивлением, затем ответил, медленно подбирая слова:

— Это не сон, даже страшный, это другое: сразу будто ты есть, и тебя нет. Главное — корни.

— Корни?

— Да, червяки не лезут, а вот корням все равно, тыкаются, хотят влезть в тело, их надо отгонять. Крохотные молнии. Из тебя самого бьют. И страшно, что на следующий корень молний не хватит.

Снова, резче, прозвонил колокольчик.

— Прощай, — сказала женщина полутора тысяч лет от роду.

— До встречи, — ответил младший Бессмертный.

Автор вдохновился фильмом Сальвадора Дали и Луиса Бунюэля «Андалузский пёс».

Митос видит, как горят глаза Кроноса. Жёлтые полупрозрачные нити вытекают из зрачков и тянутся к запястьям Митоса, опутывают их и не отпускают.

— Забудь о свободе, брат. Забудь навсегда.

Митос хватает со стола нож Кроноса, чтобы разрезать нити, но те настолько прочны, что лезвие ломается.

— Ты не любишь, когда на неё покушаются, правда? Никто не любит.

Кронос смеётся, нити натягиваются. Лопается кожа на запястьях, из открытых ран начинает фонтанировать кровь пульсирующими толчками, повторяя удары сердца.

— У тебя нет сердца, ты ошибаешься.

Ослепительно-алый цвет крови режет глаза, Митос пытается зажмуриться, но тщетно.

— Это всего лишь лёгкие надрезы на поверхности твоего самолюбия, брат. Ты к ним скоро привыкнешь.

Митос смотрит на свои руки и видит раны, целые дыры в плоти, из которых начинают выползать чёрные муравьи.

— Но я могу причинить тебе совсем другую боль. Соглашайся быть с нами, если не хочешь умереть.

Жёлтые путы покрываются плесенью и сгнивают, его руки свободны, но они больше не принадлежат Митосу; обе его руки отделяются от тела и с мягким глухим стуком падают на камни мостовой.

— Никакой свободы, только я.

Свет меркнет окончательно, и откуда-то из ночного мрака слышится заунывный вой собаки.

«Андалузский пёс воет, значит, кто-то скоро умрёт».

— Что-то ты неважно выглядишь, Митос.

Сайлас всегда был исключительно внимательным к нему. Странно, брат часто не воспринимал элементарные вещи, понятные, казалось бы, даже младенцу, но проявлял участие к Митосу, невзирая ни на что.

— Плохо спал. Ничего, это пройдёт.

— Ты долго думал перед тем, как предложить мне это?

Кронос особым тоном выделил «это», у него вышло не совсем привычно для их общения: брезгливо-насмешливо, Митоса всего передёрнуло.

— В противном случае, ты проиграешь, — спокойно ответил Митос, хотя на самом деле ни о каком спокойствии речи не шло: внутри его полыхало адское пламя сомнений, а по коже ползли муравьи страха из ночного кошмара.

— Я проиграю, а ты, стало быть, победишь?

— Пока не знаю.

— Хочу тебе кое-что показать, — улыбнулся Кронос. Улыбка вышла светлой, почти солнечной, и внутри Митоса всё сжалось. Кронос медленно расстегнул браслет наручных часов. — Смотри внимательно, брат.

Он поднял руку с часами и со всей силы бросил их на бетонный пол, а Митоса догнала странная мысль, что часы были дорогими и их жаль.

— Я — конец времени! — Кронос не смотрел на брата, будто того и вовсе не существовало, однако Митос иллюзий не питал. Кронос слишком заигрался с символами вечности? Так что с того?

— Хочешь сказать, что и мои часы ты остановишь подобным образом?

— Возможно, — сказал уже тише Кронос. — Возможно.

— Я убил Сайласа! Я убил Сайласа, — еле двигал онемевшими губами Митос, стоя на коленях у обезглавленного тела. По его собственному телу ещё бежали электрические разряды Выброса, но Митос почти не ощущал их силы.

Он чувствовал боль, выворачивающую суставы, исступлённую боль, которую усиливало осознание непоправимости произошедшего.

Митос только что убил Сайласа, единственного брата, которого любил.

Единственного ли?

Митос, вынырнув из пучин боли, вдруг осознал, что поединок Кроноса и Маклауда не завершён.

«Не было Выброса, значит, они оба живы».

Митос не знал, радоваться этому или нет, как вдруг увидел на лестнице Кроноса.

Он спускался вниз и никуда не спешил.

Трудно спешить с куском арматуры, застрявшей в груди.

Губы Кроноса беззвучно шевелились, а его глаза были глазами из кошмара.

«Забудь о свободе, брат. Забудь навсегда».

Митос поднялся на ноги и подобрал меч.

Он почти разобрал последнее слово, которое смог прошептать Кронос перед тем, как упасть и умереть.

Лучше бы он услышал проклятие или очередную угрозу.

— Стой, где стоишь, Маклауд.

— Это мой бой, ты не должен вмешиваться.

— С каких пор ты рубишь головы тем, кого ещё не победил? Это Выброс Сайласа всадил в грудь Кроноса кусок металла, твоя катана ни при чём. Так что у меня есть причина вмешаться.

— Подумай, что ты делаешь.

— Я только тем и занимаюсь в последнее время, что думаю, — глаза Митоса опасно сузились. — Рехнуться можно от такого количества дум.

— Тогда подумай ещё: Кронос — убийца.

— О, совсем как ты и я.

— Он собирался уничтожить полмира.

— Открой учебник истории — Цезарь, Наполеон, Гитлер — там таких, как Кронос, полно.

— Вот именно. Гитлер, Сталин и прочие диктаторы, тираны и деспоты, которых вовремя не остановили. Но Кроноса я остановлю.

— Кажется, я привёл плохой пример. Имена, которые я назвал, лишь подстегнули твою неуёмную прыть. Пожалуй, я забыл ещё одно имя — Дарий. Диктатор и тиран, тот же смысловой ряд. Что скажешь, Мак?

— Кассандра была права: ты Всадник и всегда им будешь.

— Мне плевать, что обо мне думает и говорит Кассандра. Но мне не наплевать вот на него, — Митос кивнул на лежащее на полу тело. — Сегодня я уже потерял одного брата, не хочу лишиться второго. Маклауд, представь на мгновение, что Коннор умер. Представил? И каково тебе? Вот именно. Поэтому я последний раз повторю, громко, чтобы ты смог, наконец, меня услышать: бой окончен.

Маклауд опустил катану.

— Ладно, пусть будет по-твоему. Ладно.

«Ты всё равно не отступишь», — устало подумал Митос, смотря на удаляющуюся спину друга.

Похоронная команда, возглавляемая хмурым Джо Доусоном, чётко выполняла инструкцию по зачистке места и уборке трупа.

Чёрта с два Митос дал им спокойно забрать тело, Доусону пришлось пустить в ход всё своё красноречие, чтобы Митос отдал им Сайласа.

Но уже через час Бессмертный, немного успокоившись, был благодарен Стражу за понимание и терпение.

Чёрно-белый мир понемногу возвращал утраченные цвета. Растёкшиеся по серому бетону циферблаты начинали показывать точное время.

Митос не сразу почувствовал, как на плечо легла тяжёлая рука.

«Мы закончили».

«Пока, Джо. До встречи в баре».

«Кронос. Что ты будешь делать с ним?»

«Вопрос на миллион долларов, Доусон. Я не знаю. Честно — не знаю».

Ерунда какая — вытащить кусок железа из груди Бессмертного и подождать несколько минут, когда он очнётся.

Ерунда, но Митос сам чуть не умер за эти минуты, пока Кронос оживал.

«Что я ему скажу, когда он заговорит? У него будут вопросы. Я смогу ответить хотя бы на один из них?»

Митос снял с предохранителя пистолет и мысленно начал обратный отсчёт.

«Подчинись тому, чему не обязан подчиниться, и наступит освобождение».