– Может быть, ты все еще не поняла, что было совершено преступление, – сурово сказал он.

– Против рабыни? – насмешливо спросила она, вспомнив о том, как он сам говорил ей, что у нее нет никаких прав.

– Против человека, которому ты нанесла увечье. Она насторожилась, ее яркие аквамариновые глаза приобрели холодный стальной блеск.

– Какое преступление? То, что я защищала себя? Ты смеешь называть это преступлением?

– Не я. Закон. Раб может носить оружие только по особому разрешению своего господина. Раб не может ни на кого нападать, особенно на лиц высокого происхождения. За нападение на дворянина даже свободный человек должен платить огромный штраф, а что касается раба…

– Так вот почему ты считал, что я должна быть расстроена? – продолжала насмехаться она. – Меня повесят за то, что я пыталась защищаться?

– Не говори ерунды. Мне, как твоему господину, придется заплатить штраф, и конечно же я это сделаю. Просто я хочу, чтобы ты поняла всю серьезность этого происшествия вместо того, чтобы отмахиваться от него, как от несущественного эпизода.

– Я не стану благодарить тебя, – грубо сказала Кристен. – Мне не нравится сама мысль о том, что этой свинье будут еще что-то платить. У меня на родине все эти негодяи давно были бы уже мертвы за то, что пытались сделать со мной.

– Ты не можешь рассчитывать, что здесь с тобой будут обращаться так же, как у тебя дома, Кристен. – Эти слова прозвучали почти мягко, поскольку его гнев поостыл после напоминания о том, что она не всегда была рабыней и привыкла к более почтительному обращению. – Мне тоже не нравится, что этому грубияну Рэндвульфу еще причитается награда, и я позабочусь о том, чтобы он еще немного пострадал за свой вергельд.

Вергельд – это было количество шиллингов, в которое, согласно закону, оценивался каждый свободный человек в зависимости от его общественного положения. Это была сумма, которая выплачивалась человеку, если ему нанесли увечье, или человеком, если он сам нанес кому-то увечье. В Уэссексе существовало всего три уровня различия, согласно которым устанавливался вергельд: двенадцать сотен шиллингов за короля и членов его семьи, шестьсот шиллингов за особ знатного происхождения и двести шиллингов за керлов. Рабы вовсе не имели вергельда, но их стоимость была приравнена к восьми головам рогатого скота.

Кристен знала все это благодаря Иде. Ей было известно, что полный вергельд выплачивался за убийство, а меньшие суммы – за нанесение телесных повреждений. Более того, согласно закону, за определенные увечья устанавливалась определенная сумма. Кристен подумала, что за сломанное ребро, которое на какое-то время ограничивает возможности пострадавшего, придется заплатить довольно приличную сумму, как и говорил Ройс, особенно учитывая, что размер полного вергельда для дворян был установлен в шестьсот шиллингов, а большинству людей эта сумма могла показаться баснословной.

И тут до Кристен дошло, что Ройс вовсе не был раздосадован из-за того, что ему придется платить этот штраф. Он разозлился потому, что она так презрительно отнеслась к той заботе, которую он проявил о ней. А теперь еще он говорит, что лично проследит за тем, чтобы Рэндвульф так легко не отделался. Тем самым он дает ей понять, что отомстит за нее. Кому еще из тех, кого она знала, даже среди своих собственных соплеменников, пришло бы в голову мстить за раба? Господи, ну почему этот человек не может быть последовательным? Почему он заставляет ее чувствовать себя то самой последней из своих слуг, то самой любимой и желанной женщиной в мире?

Кристен опустила глаза, раскаиваясь в том, что была так груба с ним.

– Я ценю то, что ты собираешься сделать для Меня, но это совершенно излишне. Как я уже говорила, никакого вреда…

Ей не удалось закончить. Два молодых, взбудораженных раба вбежали в зал с криком, что прибыл король. При этом известии Ройс поспешно направился к дверям и, казалось, мгновенно забыл о существовании Кристен. Но это было не так. Он обернулся и позвал Иду.

– Сними с нее кандалы, Ида. – Потом, повернувшись к Кристен и устремив на нее пристальный взгляд, тихо добавил:

– Мы должны заключить уговор, ты и я, но сейчас у меня нет времени. Ради всего святого, женщина, веди себя хорошо.

Кристен смотрела, как он быстро направился к дверям. Она увидела, как леди Дарель поспешно догнала его и стала что-то говорить, но он лишь махнул рукой, приказывая ей замолчать, и не сбавил шага, так что она едва поспевала за ним. Все присутствовавшие в зале сгрудились возле окон, чтобы наблюдать за прибытием короля.

Кристен не тронулась с места даже тогда, когда ненавистные железные обручи вокруг ее щиколоток разомкнулись и она, вытащила длинную цепь у нее из-за пояса. Медленно ее губы раздвинулись в ослепительную улыбку. Ройс собирается заключить с ней уговор, каким бы он ни был, и готов положиться на ее слово. Он решил наконец, что может доверять ей. Кристен пребывала в состоянии эйфории. Ей хотелось громко кричать от восторга, и она сделала бы это, если бы Ида пристально не наблюдала за ней. Старая женщина все-таки оказалась права. Ей всего лишь нужно было немного потерпеть.

– Да, я вижу, что ты довольна. – Сама Ида не улыбалась. – Но помни о его предостережении, милая. Не вздумай сделать что-нибудь такое, за что на тебя снова наденут вот это. – И она отшвырнула кандалы в угол.

Кристен рассеянно кивнула. Ее мысли были все еще заняты Рейсом. Она пыталась понять, что может означать его внезапное доверие. В ней снова проснулась надежда, что она не ошиблась в своем избраннике. Он все еще считал ее своим врагом, но Гаррик и Бренна тоже в свое время были врагами, однако, несмотря на это, им удалось соединить свои жизни.

Зал начал наполняться гостями. Кристен, пребывавшей в приподнятом настроении, передалась часть возбуждения, которое испытывали все собравшиеся оттого, что им предоставилась возможность лицезреть великого короля саксов. Но удивлена была лишь одна она, потому что все остальные уже видели его раньше. Он был так молод, моложе Ройса!

Сначала она решила, что ошиблась. Это не мог быть тот самый человек, под чьим предводительством саксонские войска шли в бой со свирепыми датчанами, тот, который добился временного мира для своего народа. В нем не было ничего такого, что выделяло бы его из толпы сгрудившихся вокруг него приближенных. Все они были пышно одеты, у некоторых одежда отличалась даже больший" великолепием, чем у него. Среди присутствовавших были более зрелые мужчины с мужественной внешностью, которых скорее можно было бы принять за короля.

И тем не менее этот юноша был королем. Кристен не нуждалась в том, чтобы Ида подтвердила это. В нем было одно особое качество, отсутствующее у всех остальных. Это было то же качество, которое она разглядела в Ройсе в тот самый первый миг, когда увидела его, когда его осанка и манеры, а не его одежда, сказали ей, кем он был на самом деле. Этот человек привык повелевать. Все остальные, среди которых было немало могущественных лордов, также привыкших повелевать, держались с ним особенно почтительно.

Если не считать его молодости и той атмосферы власти, которая окружала его, на первый взгляд Альфред Уэссекский не отличался особо примечательной внешностью. Он был довольно высок для сакса, светловолос, у него были живые голубые глаза, взгляд которых отличался удивительной проницательностью. Он вовсе не был похож на воина, и лишь позже Кристен узнала, что он больше любил заниматься науками. Ей предстояло также узнать, что он, хотя и не был наделен примечательной внешностью, обладал неиссякаемой энергией, которая наряду с его фанатичной решимостью сохранить свое королевство под властью саксов делала его выдающимся человеком своего времени.

Но сейчас он ничем не отличался от остальных мужчин, казался несколько усталым после долгого путешествия и был непритворно рад, когда леди Дарель вручила ему кубок вина. Он внимательно выслушал Ройса, который представил ему кое-кого из своих людей, а потом все расселись за столами, накрытыми для пира. Глядя на Ройса, Кристен испытывала чувство гордости. Она не имела на это права, потому что он не принадлежал ей, но тем не менее она все равно гордилась им.