Кристен чуть было так и не сделала. Она уже готова, была шагнуть к нему, чтобы их тела наконец соприкоснулись. Лишь собрав всю свою волю в кулак, она удержалась. Господи, если бы он только сказал это по-другому, если бы речь шла не о любви…

– Кристен?

– Нет! – Она отказывала не только ему, но и себе. – Я не люблю тебя!

Она почувствовала, что выпалила эти слова с излишней горячностью. Неудивительно, что он проигнорировал их, сам сделав этот первый шаг и схватив ее в объятия. Он все крепче, прижимал ее к себе, и для охваченной пламенем Кристен его поцелуи были бальзамом. Он раздвинул ее губы, упиваясь ее страстью.

– Я сдаюсь, Кристен. Прикоснись ко мне не потому, что ты меня любишь, а потому, что ты нужна мне. Пожалуйста! – горячо прошептал он ей на ухо.

У него вырвался стон, из самой глубины души, словно он испытывал смертельную муку. И ее сердце не могло больше сопротивляться. Ее тело уже проиграло эту битву. Она обхватила ладонями его лицо, заставляя его посмотреть ей в глаза, и его взгляд возбудил ее больше, чем любая ласка.

"Да, мой сакс, я стану прикасаться к тебе, я стану ласкать тебя до тех пор, пока ты не отдашь мне свое сердце!» Она не сказала этого вслух, однако на ее лице он мог прочесть все ее чувства – надежду, желание, любовь. Но она поцелуями закрыла ему глаза, чтобы он не увидел слишком многого. А потом снова прижалась губами к его губам, и их закружило в водовороте страсти.

Шесть горячих буханок орехового хлеба положили в корзину и вынесли во двор, где стояла багажная повозка. Король и его свита наконец покидали Уиндхерст, и Ида разбудила Кристен очень рано, чтобы та успела испечь хлеб им в дорогу.

Слуги снова сгрудились возле окон, чтобы посмотреть, как дворяне усаживаются на своих великолепных коней. Небо было затянуто черными тучами, и, похоже, путешественникам грозило в самом скором времени вымокнуть до нитки. Однако король не собирался откладывать отъезд. Альфред не желал зависеть от погоды.

На этот раз Кристен стояла у окна вместе со всеми. Она видела, как король обнял Ройса, как они оба рассмеялись над тем, что сказал Альфред. А потом юный король Уэссекса вскочил в седло и выехал за ворота Уиндхерста.

Его отъезд не огорчил ее, потому что ей не нравился весь этот переполох, который наделал его визит. Но, с другой стороны, это означало, что срок действия соглашения, которое они заключили с Рейсом, подошел к концу.

В сопровождении Иды она медленно направилась в сторону кухни.

– Ройс что-нибудь говорил тебе сегодня утром? – осторожно поинтересовалась она.

– Да, говорил.

– О? Очень не похоже на тебя ходить вокруг да около, – г сердито заявила Ида. – Если тебя интересует, сказал ли он что-нибудь по поводу кандалов, так и спроси. Ладно, можешь не спрашивать. Он приказал надеть их на тебя, и ни на что другое ты и не могла рассчитывать.

– Да, на другое я и не рассчитывала.

– Если тебя это хоть немного утешит, так он был огорчен не меньше тебя.

– Нет, меня это не утешит. Видя ее апатию, Ида разозлилась.

– Ты заключила с ним один уговор. Заключи теперь другой. Ты же не дура. Пораскинь мозгами, и тебе удастся получить все, что захочешь.

Старухе удалось наконец вывести ее из себя, и Кристен ответила с мрачным сарказмом:

– Предлагая мне это, ты предаешь своего, господина. Ты забываешь, как мало мне можно доверять. Я могу сбежать среди бела дня.

– Ну что ж, не слушай меня. Ты ведь никогда меня не слушаешь. Что я могу понимать? Я всего лишь знаю этого молодца с пеленок. Я…

– Господи Боже мой! – взвилась Кристен. – Если ты не прекратишь цепляться ко мне, женщина, я…

– «Господи Боже мой»? – раздался у нее за спиной голос Ройса. – Какого Бога ты имеешь в виду?

Она резко повернулась, слишком разгоряченная, чтобы заметить его удивление.

– Что тебе нужно, сакс? Разве у тебя нет дел, тебе не нужно охотиться или обучать своих воинов? Я не выношу, когда ты подкрадываешься ко мне сзади!

Ройс знал, что было причиной ее раздражения. Он предвидел? что будет непросто снова надеть на нее кандалы. Поэтому и пришел сюда удостовериться, что не произошло никаких неприятностей. Но она совершенно сбила его с толку, когда" у нее вырвалась фраза, которую мог использовать только христианин.

– Так к какому Богу ты обращалась? – повторил он.

Девушка упрямо сжала губы, не собираясь отвечать. Он схватил ее за плечи ;и принялся трясти до тех пор, пока она в припадке бешенства не оттолкнула его от себя.

– Посмей еще раз тронуть меня, так, и я кулаком раскрою тебе щеку, сакс!

Она ожидала, что Ройс взорвется от ярости, но вместо этого он расхохотался.

– Я задал тебе простой вопрос Кристен. С чего ты сразу начинаешь обороняться?

Услышав его смех, она моментально остыла. Почему она все еще продолжает держать это в секрете? Вначале для этого были причины, но их больше не существует.

Кристен, наконец усмотрев в своем поведении смешную сторону, улыбнулась, и Ида отвернулась, укоризненно покачивая головой при виде такой быстрой смены настроений. Ройс был сбит с толку не меньше нее. Его просто поражало, с какой легкостью Кристен усмиряла свои самые буйные вспышки гнева.

– Прости меня, милорд, – сказала она, хотя в ней не было видно ни малейшего раскаяния. – Я не хотела толкать тебя… нет, хотела, но мне жаль, что так вышло.

– Что вовсе не означает, что впредь это не повторится.

– Верно. – Ее глаза смеялись. Ройс улыбнулся и покачал головой.

– Ну, а теперь ты ответишь на мой вопрос?

– Я молюсь тому же Богу, что и моя мать, – сказала она, пожав плечами.

– Тогда почему ты не называешь его по имени?

– Называю. – Когда он недоумевающе поднял бровь, она пояснила:

– Моя мать молится тому же Богу, что и ты.

Он сразу посерьезнел.

– Как такое могло случиться?

– Очень просто, милорд. В течение многих лет викинги устраивали набеги на разные земли и захватывали в плен христиан. Моя мать была одной из них. Мать моего отца тоже была христианкой. Мой отец и братья, – тут она улыбнулась, – предпочитают не рисковать и молятся всем богам подряд.

– А ты?

– Я верю только в одного истинного Бога.

– Но ты одобряла намерение своих друзей напасть на монастырь! – нахмурившись, напомнил он ей.

Она тоже нахмурилась.

– Я никогда не одобряла этого. Но я готова была понять их точку зрения, чего нельзя сказать о тебе. Я уже рассказывала тебе, что мой брат скрыл от меня свои планы. Я не объяснила тебе, почему он это сделал, но причиной было то, что я всеми силами попыталась бы воспрепятствовать этому. Поэтому он предпочел, чтобы я ничего не знала. И в результате погиб! Умом я понимаю, что такова была Божья воля, но в моих жилах течет также и кровь викингов, и сердце мое взывает о мщении. Не станешь же ты уверять меня, что саксонские христиане не мстят за убийство своих близких?

Этого он не мог отрицать. Церковь сурово осуждала кровавые междоусобицы, но была не в силах остановить их.

– Почему ты никогда не говорила мне, что ты христианка? – спросил он.

– А что это изменило бы? Твои другие рабы тоже христиане, и все же они остаются рабами.

– Это многое меняет, Кристен. Это роднит нас с тобой и дает мне в руки мощный рычаг, с помощью которого я могу воздействовать на тебя, чего мне так не хватало. Теперь я смогу доверять тебе.

Она подозрительно прищурилась.

– О чем это ты, сакс?

– Теперь я готов поверить твоему слову, если ты поклянешься именем Бога. Поклянись, что ты никогда не станешь пытаться бежать отсюда, и я предоставлю тебе такую же свободу, как и остальным слугам.

– И больше никаких кандалов?

– Никаких.

– Тогда я клянусь…

Кристен замолчала. Все происходило слишком быстро. Она собиралась связать себя клятвой, предварительно не обдумав этот поступок.

– Кристен?