Затем Таня потащила подругу к выходу. Увы, к ним уже спешила орава женщин разных возрастов. Двое грубоватых типов схватили знаменитость за руки, один сунул ей под нос ручку.

– Ну-ка, Таня, распишись! Хорош же у тебя лифчик! – Оба ухмылялись, довольные своим юмором. На счастье, Том заметил происходящее.

– Спасибо, ребята, в другой раз.

Не успела Мэри Стюарт и глазом моргнуть, как они выскочили наружу, опередив поклонниц. Две женщины уже приготовили фотоаппараты, но Том вовремя успел отпереть автобус и втолкнуть внутрь обеих подопечных.

Поспешное бегство произвело на Мэри Стюарт тягостное впечатление. Она – в который раз! – представила себе, до чего несладко живется подруге. Ведь то же самое грозит ей повсюду: в магазине, в приемной врача, в кино. Она нигде не могла появиться, не привлекая внимания. Что бы она ни делала, чтобы спрятаться, поклонники находят ее повсюду.

– Ужас! – вздохнула Мэри Стюарт.

Таня достала из холодильника две банки кока-колы и дала одну водителю, другую подруге.

– К этому привыкаешь. Почти... Спасибо, Том. Ты нас спас.

– Всегда пожалуйста. – Он сказал, что еще должен принести вещи Мэри Стюарт, и напомнил Тане запереть дверь.

– И не подумаю! Наоборот, высунусь и стану продавать билетики. – Она осталась в ковбойской шляпе. В ней и в ковбойских сапожках у нее был техасский вид.

– Все равно поосторожнее. – С этими словами водитель покинул автобус.

На тротуаре уже собралась толпа. Зеваки фотографировали автобус, тыкали в него пальцами, хотя ни заглянуть внутрь, ни опознать его не могли. Это был просто длинный блестящий черный автобус без единой надписи. Но знатокам надписи ни к чему: они и так все знают.

Вернувшись с чемоданом, Том был вынужден пройти сквозь кордон из полусотни галдящих и толкающихся людей. Когда он открыл дверцу, они попытались оттеснить его и забраться в автобус, но парень был не робкого десятка и никого не пропустил внутрь. Толпа не успела опомниться, а он уже сидел за рулем и заводил мотор.

– Боже, как они агрессивны! – Таня недовольно косилась на беснующуюся толпу.

Поклонники до сих пор ее пугали. Она была объектом непрерывного, изнурительного преследования, безжалостной охоты. Глядя на нее, Мэри Стюарт исполнилась жалостью.

– Не представляю, как ты все это терпишь, – молвила она.

Автобус поехал, обе уселись.

– И я не представляю. – Таня поставила баночку с колой на белый мраморный столик. – А что делать? Никуда не денешься, обязательное приложение. Объяснил бы мне кто-нибудь в самом начале, что микрофон не только средство излить душу, но и способ заработать головную боль! Сперва ты думаешь, что находишься наедине с музыкой. Но где там! Проходит совсем немного времени – и ты понимаешь, что жестоко просчиталась. Пожалуйста, пой себе – хоть в чистом поле, хоть в ванной, – но помни о последствиях. Если им позволить, они сожрут тебя е потрохами. Они готовы все тебе отдать: свои сердца, души, тела, если тебе этого захочется, – но взамен требуют всю тебя, до последней клеточки. Стоит раз оплошать – потом не соберешь костей. – Таня отлично знала, о чем говорит.

Она долго и упорно шла к признанию и уплатила за него высокую цену – много того, чего уже не вернуть. Она доверяла, любила, но больше всего трудилась – так, как никто. Мэри Стюарт хорошо это знала. В итоге подруга покорила вершину и осталась на пике славы в одиночестве – местечко оказалось не слишком уютным. Мэри Стюарт только догадывалась, каково ей, Таня же испытала все на собственной шкуре.

– Рассказывай, как дела. Как долетела? Как Алиса? – Таня уселась в большое удобное кресло – до Уиннемакки, что в штате Невада, где им предстояло провести первую ночь, путь неблизкий.

– Алиса в полном порядке. Она в Голландии. Кажется, влюбилась. У нее до того счастливый голос, что мне ее больно было слушать. Билл тоже не жалуется. – Про Билла ее еще не спросили. Назвав его, она тут же помрачнела. – Судя по всему, он очень занят. – Главное, не захотел, чтобы она была с ним, и этого Мэри Стюарт не могла ему простить. Она умолкла, но вид у нее был совершенно несчастный.

– Ладно, не темни.

– Я еще ни в чем не уверена. – Она долго молчала, глядя в окно. – Я все думаю...

Заглянув подруге в глаза, вспомнила их задушевные беседы в Беркли. Они доверяли друг дружке все свои мечты и не скрывали своих желаний. Тане хотелось тогда одного – выйти замуж за Бобби Джо. Мэри Стюарт собиралась работать, удачно выйти замуж, родить детей. Она вышла за Билла через два месяца после выпуска и какое-то время не сомневалась, что обрела желаемое. Теперь уверенности сильно поубавилось.

– Не знаю, захочу ли я вернуться, когда кончится лето, – тихо сказала она.

Таня вздрогнула.

– В Нью-Йорк? – Она не могла представить Мэри Стюарт калифорнийкой. Кроме Тани, у нее не было на западном побережье друзей, да и вся она принадлежала восточным штатам. Для такого решения требовалась большая смелость. Мэри Стюарт покачала головой. Ее ответ поразил Таню еще больше.

– Нет, к Биллу. Я еще не разобралась до конца, но когда он уехал, во мне что-то оборвалось. Он, видимо, считает,, что ему теперь все позволено. Захотел – и поехал на два месяца в Лондон без меня, хотя я могла бы его сопровождать: его фирма оплатила бы мое пребывание. Но он этого не пожелал. У меня другая стезя: следить за его квартирой, принимать для него звонки, готовить ему еду. А он не считает нужным разговаривать со мной, заботиться обо мне, развлекать. Молча винит меня в гибели Тодда – во всяком случае, в том, что я его не остановила. Ведет себя так, словно мы перестали быть мужем и женой. Вот оно, наказание: я состою в браке, а он .– нет. Это как приговор на пребывание в чистилище. Я позволила ему меня карать, потому что сама чувствовала себя виноватой. Но потом случилась странная вещь: стоило мне по-твоему совету убрать вещи Тодда – и я вырвалась на волю. Конечно, мне грустно, я чувствую потерю, скорблю.

Вот и в последнюю ночь она проливала слезы по сыну и по своему замужеству. Недаром она чувствовала перед отъездом, что уже не вернется, а если вернется, то совсем другой.

– Но виноватой я больше себя не считаю. Это произошло не по моей вине. Ужас, конечно, но Тодд поступил так по собственной воле. Я бы не смогла его остановить. Он не послушал бы даже мать.

– Ты действительно в это веришь? – спросила Таня с облегчением. Именно это она и пыталась внушить подруге в Нью-Йорке, но тогда Мэри Стюарт еще не была готова ее услышать. Видимо, Танины слова оказались не напрасны. Ей хотелось надеяться, что это так.

– Теперь верю, – спокойно ответила Мэри Стюарт. – А Билл, наверное, нет. Боюсь, он никогда не перестанет меня наказывать. – Глядя в окно на пейзажи округа Лос-Анджелес, она вспоминала мужа. – Мы с ним больше не женаты. Тан. Все кончено. Если бы я задала ему прямой вопрос, он не смог бы этого признать. Но между нами все равно ничего не осталось, и он, по-моему, тоже так считает. Иначе я была бы сейчас не здесь с тобой, а в Лондоне с ним.

– Может, он просто еще не готов посмотреть тебе в лицо? – Тане хотелось быть к нему справедливой, но она подозревала, что Мэри Стюарт права. То, что она услышала от подруги в Нью-Йорке, звучало сущим кошмаром. Молчание, одиночество, боль отторжения... Даже для Тани его нежелание взять жену в Лондон выглядело признаком окончательного разрыва.

– По-моему, возвращаться некуда и не к кому. Мне потребовалось много времени, чтобы взглянуть правде в лицо. Особенно трудно это оказалось потому, что раньше я считала наш брак необыкновенно удачным. Больше двадцати лет – это о чем-то говорит! Раньше все было хорошо, даже очень... Мне казалось, что мы – близкие и счастливые люди. Просто поразительно, что так случилось в результате трагедии. Казалось бы, мы должны еще больше сблизиться, а тут...

– Как раз нет, – искренне отозвалась Таня. – Браки обычно не выдерживают потерю детей. Супруги либо начинают обвинять друг друга, либо замыкаются каждый в своей скорлупе. Сама я этого, конечно, не испытывала, зато много читала. Так что ваш случай – не исключение, а правило.