5-3-9-3-5-8… Темный дисплей. Что за чертова штуковина!

— И ты хочешь такой же?

— Возможно.

— Симона, эта модель совершенно допотопная… Ты уж извини, Луи. Думаю, их уже не выпускают.

Я пролепетала что-то в ответ и сосредоточилась на последних двух цифрах. Быстро вышла из меню. Потом под громкие протесты Бастиана вернула телефон на место рядом с тарелкой Луи. Торопливо встала, отодвинула стул, вышла на кухню, нашла ручку и бумажный фильтр для кофеварки. Поспешно записала все возможные комбинации цифр. Держась вне поля зрения парней, детей и Эрика, свернула фильтр и спрятала в носок. И не смогла сдержать улыбку. Меня переполняло чувство маленькой победы.

Почти десять часов вечера. Я только что уложила детей. Эрик набрал полную ванну воды. В нашей новехонькой ванной комнате все работало просто замечательно. Кафель в туалете сиял, отражая матовый свет точечных галогеновых светильников. Эрик обнял меня, погладил по спине.

— Как думаешь? Обновим нашу ванну?

Я бегло поцеловала его в губы и тотчас высвободилась из объятий. Кофейный фильтр по-прежнему лежал в моем носке.

— Сначала пойду прогуляюсь… Думаю, нужно вывести Пирата.

Стоя в дверях, я обернулась к Эрику.

— Скоро вернусь!

Муж послал мне воздушный поцелуй.

Что и говорить, я вела себя просто отвратительно… Пират стоял под лестницей и вилял хвостом.

— Пошли, малыш!

Я открыла дверь. Снаружи было темно и холодно, но меня это не волновало. Я не могла больше ждать, так не терпелось позвонить. В пятницу вечером я все-таки хотела поговорить с Мишелем, и, прежде чем вызвать семейный кризис своим намерением исполнить намеченное, мне нужно было убедиться в том, что он действительно окажется дома.

Пират тут же рванул вперед. В минуту его и след простыл.

Я выудила мобильный из кармана, прошла под аркой за ворота и встала у сарая. Если Эрик и выглянет на улицу, а такая вероятность ничтожна, он в любом случае меня не увидит.

Наклонилась, достала из носка бумажку с номером и поднесла ее к слабо светящемуся дисплею.

Результатом первой попытки, кроме отчаянно заколотившегося сердца, стал голос некоего жизнерадостного француза, которого звали вовсе не Мишелем. Он вообще не знает никого с таким именем! Вторая попытка увенчалась прослушиванием автоответчика, сообщившего, что вызываемый мною абонент недоступен, и предложившего перезвонить позднее.

Третья возможная комбинация цифр, которую я записала на фильтре для кофеварки, связала меня с девушкой, по крайней мере, голос звучал молодо. Я не смогла противиться приступу ревности. В голове пронесся вихрь мыслей. С ноткой превосходства в голосе я произнесла нечто вроде:

— Позовите, пожалуйста, Мишеля.

Девушка была откровенно смущена, потому что никакого Мишеля она не знала.

Я вернулась ко второму номеру. Абонент недоступен. Был ли это номер Мишеля? Вполне возможно, что он находился вне зоны связи, у меня самой такое часто бывало. В зданиях старой постройки очень толстые стены, толщина некоторых достигает метра, как, например, в нашем доме. Наши стены были сделаны из валунов, которые сотни лет назад, задолго до нынешней индустриальной эпохи, один за другим притаскивали сюда крестьяне и укладывали, скрепляя раствором. Этим стенам современная аппаратура противостоять не может. Сигналы едва проникают через такую толщу.

Я попыталась дозвониться еще раз — результат был тем же. Затем сохранила номер в телефонной книжке под женским именем Michelle.

Чтобы совсем замести следы, стерла все последние набранные номера и информацию о разговорах. Нужно будет не забыть вовремя перехватить счет от оператора услуг мобильной связи.

Я посвистела и позвала Пирата. Немного погодя в кустах обозначился его волчий силуэт, и мы пошли домой.

Еще во дворе я услышала, что в доме звонит телефон. По крайней мере половина одиннадцатого. Я вошла, закрыла за собой входную дверь. Остановилась на кухне. Постояла в раздумье.

Потом взяла трубку. В то же мгновение связь прервалась.

Субботний день, пять часов, я больна. Во всяком случае, так всем говорю. Никто не сомневается. Вчера вечером мне действительно стало плохо. В ту самую минуту, когда машина родителей Эрика въехала во двор, я лежала в постели, ощущая, как печет в животе, и каждую минуту готовясь умереть.

Головокружение, тошнота и дезориентация. Эрик собирался вызвать врача, но я убедила его, что ничего серьезного нет. Мне не хотелось видеть у своей постели доктора, который скажет то, что я и без него прекрасно знаю: у меня нервный срыв.

Другая страна, новые язык и культура, масса впечатлений, недостаток общения с людьми своего круга, холод, тревога о детях, отсутствие комфорта, но — если быть честной — в первую очередь напряжение.

Я должна быть сильной и спокойной. Это нужно моей семье — мужу и детям, тогда как все внутри кричит и плачет. Кроме того, в последние несколько недель я очень мало ем. И вчера вечером мое тело сказало: «Хватит. Дальше так нельзя».

Но мне нужно было дальше.

Сегодня утром стало немного лучше, но я предпочла сказаться больной.

Обостренный слух уловил шум заведенного двигателя автомобиля…

Эрик, родители, Изабелла и Бастиан отправились в город — собирались пройтись по магазинам, а потом пообедать. До девяти часов вечера они не вернутся. Я вскочила с постели, подбежала к окну и прилипла к стеклу. Машина родителей мужа выехала со двора.

Жестом я воздала хвалу небу. Через пять минут была уже одета, схватила с комода ключи и поспешила к «вольво».

Машина Петера стояла в самом конце дорожки перед гаражом. Белый автобус, на котором он возил инструменты и стройматериалы, был припаркован рядом. Я не знала, есть ли машина у Клаудии. Оставалось надеяться, что Петер будет дома один. Да что гадать, скоро все узнаю.

Я припарковала машину около «лендровера» и вышла. Несмотря на всю мою решимость, руки дрожали. Необходимость звонить в дверь отпала. Как только я приблизилась к дому, на пороге показался Петер.

На нем были темные брюки и красный пуловер.

— Я думал, ты заявишься раньше, — насмешливо сказал он. — Заходи.

В доме было темно. В гостиной Петер указал мне на диван.

— Садись. Хочешь что-нибудь выпить?

— Спасибо, нет.

Он подошел к бару и налил в стакан виски.

Я огляделась по сторонам, чувствуя себя очень неловко. Атмосфера была мрачной. Почти гнетущей. Без гостей, музыки, свечей и яркого освещения этот дом выглядел иначе, чем в тот праздничный вечер.

Темно-красная велюровая обивка дивана в некоторых местах потерлась. Журнальный столик покрывал слой пыли, на лакированной поверхности виднелись круги. В стенной нише, в вазе с известковым налетом вместо воды, стояли увядшие цветы.

— Как у вас уютно! — нарочито бодро сказала я, чтобы просто начать разговор.

По правде говоря, все ниточки были в его руках, а не в моих.

Петер пробормотал что-то себе под нос и повернулся ко мне. Его лицо было почти не видно, занавески цвета охры за спиной хозяина дома едва пропускали свет.

— Когда я приехал сюда семь лет назад, тут были руины. Заброшенный замок с несколькими сгнившими, разрушенными пристройками. Грош была ему цена. В этой местности никто не жил. Работы не было, и все местные стремились уехать. Я купил этот дом за бесценок. Деньги на покупку занял у приятеля, у меня самого за душой ничего не было. Ни одного франка… Совсем ничего.

Петер повернулся к окну и посмотрел в сад.

Я затаила дыхание, боясь шелохнуться. Это было вступление. К чему? Понятно, что Петер подготовился к разговору намного лучше, чем я.

— У некоторых получается лучше, — он сделал глоток виски. — Они удачно продают свой дом в Голландии или Англии. На собственные деньги покупают здесь развалюху, а потом с помощью таких людей, как я, делают ремонт. При этом не берут в долг, как будто это им вообще ничего не стоит. Подумать только, как они богаты! Намного богаче, чем был я, когда приехал сюда.