Ртуть вызывает психические и соматические расстройства, и если в зубах Петера полно амальгамовых пломб, частицей которых является ртуть, то час, когда он откинет копыта в результате целого букета болезней, всего лишь вопрос времени.

Возможно, в молоке, которое он пьет, полно ботулина, или в один прекрасный день его уложит в постель бактерия легионелла, живущая в кондиционере, или, если он злоупотребляет заменителем сахара либо сладкими прохладительными напитками, его охватит непроходящая депрессия, из-за которой он решит, что жизнь никчемна, и сведет с ней счеты.

Даже если выпить совершенно безобидной воды (только несколько литров сразу), можно заработать гипонатриемию, серьезно подорвать здоровье и умереть. Когда-нибудь.

Крики и ругательства мешали мне сосредоточиться. Я огляделась. Наверное, я была самым старым клиентом этого интернет-кафе и к тому же единственной женщиной. Вокруг меня в полутемном помещении с черными стенами, заклеенными постерами, сидели мальчишки школьного возраста. Они играли в компьютерные игры, орали и бранились.

Я вздохнула и набрала по-английски «poison[48]».

На французской клавиатуре буквы расположены иначе, чем на знакомой мне латинской раскладке, но я понемногу освоилась с этим порядком и делала все меньше ошибок.

Чуть ли не миллион ссылок. Я просмотрела несколько веб-сайтов. Почти все они оказались сайтами американских организаций, озабоченных защитой детей от отравления дома и вне его.

Я вернулась к голландским сайтам и попала на странички онлайн-энциклопедии с удобным списком различных видов ядов и пояснениями к каждому из них.

Я заерзала. Листья наперстянки, Digitalis purpurea, содержали диоксин. Однократной дозы свыше 0,25 милиграмма этого вещества достаточно, чтобы перестало биться сердце. Яд, который запросто можно вырастить в саду и который, согласно энциклопедии, встречается в лесах, на открытых участках, повсеместно. Стопроцентно природный.

Атропин, как оказалось, тоже сильнодействующий яд. Его получают из ягод белладонны и вместе с другими компонентами используют в своей практике офтальмологи. Так они добиваются расширения зрачка. Чтобы умертвить живое существо, достаточно десяти-двадцати ягод или одного листика белладонны весом в полграмма. Этот листик я могла бы подмешать в салат. Возможно, он окажется немного горьким, но вкус можно замаскировать сладкой заправкой.

Наперстянка и белладонна оказались не единственными смертоносными растениями и цветами. Передо мной открылся целый мир. Определенные сорта мака используются для приготовления опиума и героина, а рицин, получаемый из клещевины, смертелен даже в минимальных дозах.

Я посмотрела за окно. Ноябрь. Найти цветы или ягоды вряд ли удастся.

Конечно, оставался цианистый калий, единственный яд, название которого я знала и о котором, кстати, упомянул Петер. Без цвета и без запаха, быстродействующий, эффективный. Цианистый калий действует, если даже вдыхать его пары, ну а если принять хоть немного внутрь, результат не заставит себя ждать.

Информации о том, как достать цианистый калий, не было, но его существование как такового меня немного успокоило.

Мысль, что потенциальные отравители в тишине своих квартир могли спокойно заносить смертельную информацию в компьютер и делиться ею, возымела легкий утешительный эффект.

Я набрала в окошке слово «cyaankali[49]» и предоставила поисковой системе свободу действия. Шестьсот ссылок по теме. Вполне достаточно.

Вдруг оказалось, что узнать, как приготовить цианистый калий, не так уж и сложно. Нужно то-то и то-то смешать с поташем и древесным углем. Так было сказано на одном из веб-сайтов. После чего получается нечто, напоминающее сахар, но по сути иное. Это и есть цианистый калий. У террористов этого добра полные бочки, сообщал третий сайт.

Мир несправедлив.

Поташ? Я набрала в окошке поиска и это слово. Оказалось, что это карбонат калия, используемый стеклодувами как сырье. Его получают из золы бука и дуба. Необходимо спалить тысячу кубометров этих деревьев, и выйдет три четверти кубометра поташа.

Пока еще мне не встретились снотворные препараты. Чтобы использовать их, не нужно иметь докторскую степень по химии. И от сезона сие не зависит.

Французский доктор без лишних вопросов выписал лекарства, о которых я его не просила. А уж если попросить, он наверняка выдаст вагон и маленькую тележку рецептов.

Я отключилась от сети, заплатила молодому человеку в бейсболке четыре евро и вышла на улицу. Шел дождь, сильный ветер гнал по дороге листья и мусор. Машина стояла тут же, рядом с тротуаром. Я немного посидела в «вольво», глядя, как капли падают на лобовое стекло, собираются в ручейки и стекают вниз. Вынула из кармана куртки телефон.

Я уже забыла, что именно собиралась сказать Мишелю или спросить у него. Собственно говоря, я была всего лишь рассержена. Луи научил меня всяким французским ругательствам. Шанс, что если я все же дозвонюсь до Мишеля, то использую их все до единого, ни одного не забуду, был велик. Телефон я достала скорее по привычке, чем на самом деле собираясь звонить.

Эту тираду я заготовила специально для него. Голос дамы, которая монотонно бубнила, что вызываемый мною абонент в настоящее время находится вне зоны действия сети, был мне уже знаком до боли.

Я завела машину и поехала. Без пятнадцати одиннадцать утра.

Возможно, Мишеля нет дома. И все-таки я припарковалась в хорошо знакомом переулке и вышла. Ветер надул куртку пузырем и растрепал мне волосы. Я перешла улицу, зашла в общежитие и поднялась на второй этаж. Около его комнаты я остановилась и постучала. Потом еще раз.

Тишина.

Я прислонилась спиной к стене и простояла около получаса, не в состоянии сдвинуться с места. Что я здесь делаю? Что за бред приходит мне в голову? Чем я занималась сегодня утром в интернет-кафе?

Да пока ничем.

Я провела рукой по влажным волосам. Захотелось выкурить сигарету.

Восемь лет назад с курением было покончено, но если бы сейчас кто-нибудь предложил мне сигаретку, взяла бы с удовольствием.

Услышав, что кто-то поднимается по лестнице, я испугалась.

Тяжелые, шаркающие шаги.

У парня, появившегося в коридоре, было квадратное лицо. Темные волосы заплетены в дреды и собраны на затылке в неопрятный узел. Военная куртка была ему велика на три размера, каблуки ботинок стоптаны. Проходя мимо, он пристально и почти враждебно посмотрел на меня.

Я его узнала. Однажды Мишель поздоровался с ним за руку.

— Добрый день, — внезапно сказала я чучелу.

Парень замедлил шаг и оглянулся. Светло-зеленые, чуть навыкате глаза на загорелом лице казались накрашенными.

— Добрый день, — повторила я. — Я ищу Мишеля.

Он даже глазом не моргнул. Засунул руки в карманы куртки и двинулся дальше. Сделав пару шагов вслед, я пролепетала:

— Я не могу до него дозвониться. Мобильный не отвечает. Уже около двух недель. Раньше таких проблем не было. Я беспокоюсь. Вдруг он заболел или с ним что-нибудь случилось?

В ту самую секунду, когда я уже засомневалась, способен ли этот человек говорить, он повернулся и ответил:

— Я его тоже давненько не видел.

Я сделала стойку.

— Может, он переехал? Или в отпуске?

— Насколько я знаю, нет.

Под его пристальным взглядом я чувствовала себя неловко. Осознала, что нахожусь в той части города, которая, мягко говоря, мне незнакома, в абсолютно пустом коридоре, наедине с парнем, который сильно смахивал на наркомана.

Выражение лица молодого человека изменилось. Он улыбнулся, но улыбка не сделала его приятнее.

— Но я-то дома. Хочешь выпить… Или еще чего-нибудь?

Я отступила.

— Нет, спасибо. Мне пора идти.

Быстро, как будто сам дьявол наступал мне на пятки, я прошла коридор и спустилась по лестнице.