Было решено выписать нескольких пациентов с признаками стойкого улучшения. Зашла речь и об Эшли.

– По-видимому, следует попробовать групповую терапию, – вздохнул Келлер. – До сих пор ей ничего не помогает.

– Сколько больных предлагаете задействовать?

– Не более полудюжины. Ей пора начинать общаться с другими людьми. До сих пор Эшли жила в собственном мирке, а это, вероятно, ей только во вред. Я хочу, чтобы она вырвалась из этого замкнутого круга.

– Что ж, идея не так плоха. Пожалуй, стоит попытаться. Но, Гилберт, не переусердствуйте. Помните о нашем разговоре. Тут нужна крайняя осторожность.

Доктор Келлер сам пришел за Эшли и повел ее в маленькую гостиную, где уже оживленно беседовали несколько человек.

– Я хотел бы познакомить вас кое с кем, – объяснил Гилберт и стал называть имена, но Эшли, отвыкшая от общества, слишком смущалась, чтобы все сразу запомнить. Звуки сливались, путались, лица плыли перед глазами. Наконец она немного освоилась, но собравшиеся показались ей немного странными. Мысленно она успела дать всем прозвища: Толстуха, Скелет, Лысая, Хромой, Китаянка и Добряк. Все были очень вежливы с ней.

– Садитесь, – предложила Лысая. – Хотите кофе? Эшли придвинула к себе стул.

– Спасибо.

– Мы слышали о вас, – вставил Добряк. – Вам много пришлось перенести. Эшли кивнула.

– Впрочем, всем нам досталось от жизни, – вмешался Скелет, – но здесь помогают встать на ноги. Это чудесное место.

– И лучшие в мире доктора, – добавила Китаянка. “Странно, они кажутся совершенно нормальными”, – подумала Эшли.

Доктор Келлер не уходил. Он улыбался, сыпал комплиментами, незаметно направляя беседу в нужное русло. Минут через сорок он поднялся.

– Пожалуй, нам пора, Эшли. Эшли послушно встала:

– Была рада познакомиться. Надеюсь, мы еще встретимся.

Но тут к ней подскочил Хромой и, настороженно озираясь, прошептал на ухо:

– Не пейте здешнюю воду. Она отравлена. Они стараются прикончить нас, чтобы развлекаться на денежки, которые получают от штата.

Эшли невольно ахнула.

– Спасибо, – едва выговаривая слова, пролепетала она. – Я…, я запомню.

Вылетев в коридор, она облегченно вздохнула. Гилберт взял ее под руку и повел в комнату.

– Чем они больны? – поинтересовалась Эшли, когда они отошли на достаточное расстояние.

– Паранойя, шизофрения, расщепление сознания, компульсивные расстройства. Но их состояние улучшается на глазах, Эшли. Еще несколько месяцев, и они выйдут отсюда. Вы хотели бы почаще общаться с ними?

– Нет.

Доктор Келлер пришел в полное отчаяние. Он словно бился о глухую стену, не получая ни ответа, ни результата. Все попытки достучаться до Эшли заканчивались крахом. Ничего не оставалось делать. Пришлось вновь просить совета у Отто.

– Я топчусь на месте, – жаловался Келлер. – Групповая терапия потерпела полный крах, как, впрочем, и сеансы гипноза. Нужно попробовать что-то еще.

– Что именно?

– Я хотел попросить у вас разрешения повезти Эшли обедать в город.

– Мне это не кажется уместным, Гилберт. Она может быть опасной. Вспомните убийство…

– Знаю, знаю. Но пока я враг номер один. И изо всех сил пытаюсь стать другом.

– Но эта самая Тони однажды уже едва не прикончила вас. Что, если снова попробует?

– Я сумею справиться.

Доктор Луисон надолго задумался.

– Так и быть, – наконец выговорил он. – Может, лучше, если кто-то поедет с вами?

– Не стоит, Отто. Все будет в порядке.

– И когда собираетесь начать?

– Сегодня же.

– Вы хотите пригласить меня на ужин?

– Да. По-моему, вы слишком тут засиделись. Вам полезно немного побыть в другом окружении. Что скажете, Эшли?

– Согласна.

Эшли сама не ожидала от себя такой реакции. К собственному удивлению, она волновалась, как девушка перед первым свиданием. Конечно, Гилберт прав: она почти зачахла в четырех стенах. Но в глубине души она чувствовала, что дело не только в этом. Ей импонировала мысль о том, что Гилберт Келлер явно выделяет ее из всех остальных пациентов.

Они отправились в японский ресторанчик “Отани Гарденз”, находившийся всего в пяти милях от лечебницы. Правда, доктор прекрасно сознавал, чем рискует. В любой момент Тони или Алетт могли разбушеваться. Но ничего не попишешь – приходится держаться начеку. В конце концов, все делается для того, чтобы Эшли стала наконец ему доверять.

– Как забавно, – заметила Эшли, оглядывая посетителей, заполнивших ресторан.

– Что именно?

– Все эти люди совершенно не отличаются от тех, с кем я вижусь в больнице.

– На самом деле это именно так и есть, Эшли. У каждого свои проблемы. Разница лишь в том, что пациенты лечебницы не в силах справиться с ними сами. Им нужна наша помощь.

– А я и представления не имела ни о каких проблемах до тех пор, как… Словом, вам и без того все известно.

– А знаете, почему так получилось, Эшли? Вы старались их затолкать поглубже и отрешиться от всего, запрятать голову в песок, как страус. В той или иной степени это присуще всем людям.

И, намеренно переменив тему, осведомился:

– Ну как стейк?

– Спасибо, превосходно.

С той поры у доктора Келлера вошло в привычку раз в неделю обязательно приглашать Эшли на обед или ужин. Они успели перебывать во многих местных ресторанчиках, уютных и чистеньких, с национальной кухней. До сих пор ни Тони, ни Алетт не осмелились показаться.

Как– то Гилберт повез свою пациентку на танцы в небольшой ночной клуб с прекрасным оркестром. Они много смеялись, шутили, совершенно забыв о том, что придется возвращаться в тоскливый и размеренный больничный обиход. В эту минуту они были просто людьми. Веселыми, нарядными, беззаботными.

– Вам здесь нравится? – осторожно спросил Гилберт.

– Очень! Я ужасно вам благодарна. Знаете, вы совершенно не похожи на других докторов.

– Они не танцуют?

– Вы понимаете, о чем я.

Он чуть прижал ее к себе, и оба остро ощутили важность и значимость момента. Роковые слова уже были готовы сорваться с языка Келлера. Но какое он имеет право? Кто он для Эшли?

"Это очень опасно для вас, Гилберт. Остерегитесь…”

– Не втирай мне очки, доки! Я прекрасно знаю, чего ты добиваешься! Хочешь, чтобы эта идиотка Эшли посчитала тебя своим другом?

– Я и есть ее друг, Тони. Так же, как и ваш.

– Врешь! По-твоему, на ней клином свет сошелся, а я – так, жалкое ничтожество!

– Ошибаетесь, Тони. Я уважаю вас и Алетт не меньше, чем Эшли. Вы все для меня одинаково дороги.

– Это правда?

– Честное слово. И кроме того, я не могу забыть, как прекрасно вы поете. И, должно быть, играете?

– На пианино.

– Если я договорюсь о том, чтобы вам разрешили воспользоваться фортепьяно в комнате отдыха, вы не откажетесь нам спеть?

– Возможно, – с деланным безразличием бросила Тони, хотя в голосе явно звучали взволнованные нотки.

– В таком случае буду счастлив поскорее услышать вас, – улыбнулся Гилберт. – Можете считать этот инструмент своим.

– Спасибо, – коротко ответила Тони. Верный своему слову, Гилберт добился, чтобы Тони позволили проводить ежедневно один час в комнате отдыха. Вначале девушка пыталась закрывать дверь, но любопытство остальных пациентов оказалось сильнее. Вскоре Тони начала давать настоящие концерты, и в благодарной публике не было недостатка.

Доктор Луисон одобрил попытки Келлера достучаться до больной и даже осведомился, как быть с Алетт.

– Я хочу, чтобы она проводила побольше времени в саду, за мольбертом. Конечно, за ней будут постоянно наблюдать, но, думаю, для нее это окажется неплохой терапией, – объяснил Келлер.

Но Алетт наотрез отказалась взять в руки кисти. Как-то на очередном сеансе доктор Келлер заметил: