Не дожидаясь ответа банкира, Распутин подтянул к себе стоящий у кресла портфель, достал кожаную папку и, откашлявшись, начал излагать заунывным тоном университетского лектора.

— За вами, Улоф Ашберг, стоит влиятельнейшая группа финансовых и промышленных англосаксонских магнатов. Их штаб-квартира занимает деловой центр в 35-этажном небоскрёбе в Нью-Йорке по адресу Бродвей 120, в силу чего эту группу уже условно назвали «Бродвейским сообществом». Этот «Клуб банкиров» объединяет таких китов финансово-промышленного мира Америки, как Джон Пирпонт Морган, Джейкоб Шифф, Кун, Лёб, Крейни и так далее — весь список не зачитываю — потом сможете ознакомиться. В том же здании находятся кабинеты директоров Федеральной резервной системы США, руководителем которой является банкир Пол Варбург, родной брат финансового советника Вильгельма II и родственник Джейкоба Шиффа, а также офис очень интересной компании «Америкэн Интернешнл Корпорейшн». Её сфера деятельность туманна, как Альбион, но бюджет составляет $50 миллионов, а в учредителях — все те же крупнейшие банки J.P. Morgan & Co., Kuhn, Loeb & Co., National City Bank.(*) Боссом проекта, его неутомимым мотором и главным локомотивом поезда под названием “Развал России”, является главный русофоб всей Америки Джейкоб Шифф. Сам он женат на Терезе Лёб, является директором National City Bank, Wells Fargo, Union Pacific Railroad и ещё десятка других компаний, работающих практически во всех отраслях Америки. Со стороны Британии связующим звеном антироссийского заговора является резидент МИ-6 в Америке Уильям Вайсман, старший партнер в «Кун и Лёб». Через него банкирами проводятся согласования с правительством Англии — премьером Ллойдом Джорджем, главой МИДа Бальфуром и все тем же военным министром и банкиром Милнером. Альфред Милнер — наследник Сесила Родса и глава «Круглого стола», руководитель Великой ложи Англии, глава «Рио Тинто» и «Джойнт Сток банка», непосредственно связан с главным казначеем Британской короны бароном Ротшильдом. Ваш непосредственный шеф — президент моргановского Guaranty Trust Макс Мэй, он же директор шведской компании — Svenska Economibolaget. В Стокгольме живёт наездами по два-три месяца, каждый раз снимая новые виллы. Кстати, вот-вот должен появиться и остаться до осени… Не знали? Ну вот я вам сообщаю. Его обычная охрана, выполняющая также роль детективов и агентов по особым поручениям — четыре человека из отставных полицейских…

Громкий стук прервал монолог разошедшегося не на шутку Распутина. Извинившись перед откровенно струхнувшим банкиром, Григорий выскочил за дверь и наткнулся на встревоженную Анну. Она, ни слова не говоря, подтащила напарника к окну и через занавеску показала на двоих неспешно прогуливающихся джентльменов, в которых Распутин сразу опознал немецких попутчиков из поезда “Мальмё-Стокгольм”.

— Давно?

— Больше часа. А сейчас к ним подошли еще двое, поговорили и зашли в наш подъезд…

Её последние слова сопровождались противным скрежетом дверного звонка.

— Выследили, стало быть… И где ж это мы наследили? Если гости так настаивают, придётся принять. Готова?

Ревельская горько усмехнулась и кивнула.

На требовательный звонок дверь открыла прехорошенькая горничная в свежем, накрахмаленном чепчике и переднике, с нежнейшим личиком и хрупкими руками. Она больше походила на хозяйку апартаментов, нежели на прислугу.

— Можно ли видеть Фру Суменсон? — осведомились добрые молодцы, не вынимая рук из карманов и не пытаясь поклониться.

— Простите, — сделала книксен служанка, — фру Суменсон сейчас нет, но она скоро будет. Проходите.

В прихожей стояла инвалидная коляска. На ней восседал белый, как лунь, парализованный старик с трясущейся головой.

— Больше никого в квартире нет? — осведомился первый молодец, пробегая цепким взглядом по гардеробной.

Служанка мотнула головой и опасливо исподлобья посмотрела на говорящего.

— Зигфрид, проверь, пожалуйста, — улыбнулся молодец напарнику.

Молча кивнув, второй со словами “эншулдиген, флойляйн” отодвинул оторопевшую служанку и попытался просочиться мимо инвалидного кресла, но зацепился за какую-то железяку и с руганью грохнулся на пол.

— Зигфрид, какой ты неловкий!

Первый сделал шаг вслед за напарником и с удивлением уставился на подушку, лежащую на коленях у деда. Она неожиданно подпрыгнула, как живая. Среди цветов узорной наволочки вдруг появилась дырка, через которую, как вода через дыхательное отверстие кита, вылетел фонтанчик пыли, в центре которого чернела крохотная точечка. Она росла, приближалась, становясь больше, пока не затмила всё вокруг, вобрав в себя дневной свет, заменив его ночным мраком, растворив весь мир и самого солдата.

Второй штурмовик, услышав непривычный хлопок, сопровождаемый знакомым, приглушённым лязгом затвора, встрепенулся, попытался вскочить на ноги, но был остановлен резким болезненным ударом кулака по затылку. Он коротко ойкнул и послушно уткнулся носом в пол, плохо соображая, что с ним происходит.

Не получив условленного сигнала от своих подчинённых, Кейтель с силой ударил зажатой в кулаке перчаткой по своей левой ладони, чертыхнулся и, повернувшись к Дёницу, зло процедил сквозь зубы:

— Ну вот и всё, Карл, они здесь, можешь не сомневаться. Отправляй вестового за помощью. Привлечём и местную полицию. Никуда нашим русским друзьям теперь не деться. Будем брать с поличным. Шнель!

Распутин в это время, обыскав тушки штурмовиков, сидел, прислонившись к стенке, держа в руках найденный у одного из них свежий номер Aftonbladet, где в разделе объявлений жирным шрифтом было набрано и обведено затейливой рамкой-виньеткой: “Поэт-безумец, мистический монархист, ищет ту, которая сможет создать для него смысл жизни. Писать до востребования в Берлин или моему хорошему знакомому художнику в Стокгольме “для Вальтера”…” Ниже был набран текст, не предусмотренный изначально, но интуитивно понятный: “Прошу потенциальную избранницу воздержаться от необдуманных шагов хотя бы до первого свидания. Любую Бурю можно усмирить, если прочесть вслух самую знаменитую фразу её творца…”

—-------------------------

На заставке — Лильефорс Бруно Андреас(Bruno Liljefors) «Eluding The Fox», 1912. Gavin Graham Gallery

(*) Среди директоров AIC был и Джордж Герберт Уокер, дед Джорджа Ге́рберта Уо́кера Буша — 41-го президента США.

— Что вы можете сказать, коллега, — нарочито церемонно обратился Григорий к Анне, крутя в руках газету с прочитанным объявлением, — насчёт общеизвестных произведений популярных авторов с названием “Буря”? Блесните эрудицией, озарите огнём просвещения потёмки моего невежества.

— Первое, что приходит в голову — это Пушкин:

“Ты видел деву на скале

В одежде белой над волнами

Когда, бушуя в бурной мгле,

Играло море с берегами…”

— Нет, вряд ли… Что ещё?

— Есть Боратынский…

— А у него что? К своему стыду, не знаком.

— “Завыла буря; хлябь морская

Клокочет и ревёт, и чёрные валы

Идут, до неба восставая,

Бьют, гневно пеняся, в прибрежные скалы…”

— И это не то…

— Что за шараду мы разгадываем?

Анна закончила перебинтовывать голову штурмовика, в лоб которому по касательной прилетела пуля крошки-браунинга, рассекла кожу, чуть не сняла скальп, контузила, но не убила. Распутин молча протянул газету.

— Сомневаюсь, что автор сего объявления хорошо знаком с русской классикой, — произнесла она, прищурив глаза, словно пытаясь между газетных строк обнаружить правильный ответ. — В Европе очень популярен Шекспир со своим “The Tempest”. С начала войны слова принца Фердинанда “ад пуст, все дьяволы сюда слетелись” из этой пьесы наиболее охотно цитируют в газетах.

— Прекрасно! — щелкнул пальцами Григорий. — Аня, ты — гений! Пробуем!