Беру Чарли за теплую, идеальную для меня руку и погружаюсь в эйфорию; если так и дальше пойдет, мне понадобятся мамины транквилизаторы.

Тащу Осборна на кухню и говорю:

– Дайте мне пять минут!

Достаю еще одну чашку, завариваю чай. Мечтательно поднимаю глаза к белому потолку и мысленно пишу на нем розовыми чернилами: «Ри + Чарли = Научный проект». И много-много сердечек. М-м, как романтично.

Когда гормоны счастья оккупируют мозг, то ничего плохого не замечаешь. Вот и сейчас я стою перед командой мечты и игнорирую злые взгляды, которыми в Осборна швыряет Томми. И то, как Мэнди старается вообще не обращать внимания на младшего Килмора. Она подчеркнуто внимательно смотрит в столешницу, расчесывая короткие пряди светлых волос вдоль висков, и жует жвачку. Аманда сегодня подрисовала стрелки на веках и нанесла немного румян, и выглядит просто сногсшибательно мило.

Раскладываю на столе продукты и быстро делаю сэндвичи с тунцом: для Итона, когда тот вернется, и для Мэнди, она их тоже любит. Наверх бабахаю еще порцию – с ветчиной и сыром, для остальных. Вываливаю виноград и малину на большую тарелку, чувствуя себя супер-пупер-хозяйкой, ставлю чашки с горячим чаем и, замерев у стола, киваю:

– Ну, ешьте быстрее!

Чарли прочищает горло и с опаской уточняет:

– Ри, ты не заболела?

– Наоборот, выздоровела, от тупняка! Ты меня вылечил, Чарли. Ты сказал: жизнь – это игра… Господи, да я сто миллионов раз эту фразу слышала, но сегодня оно щелкнуло. У дяди Эндрю на третий размер груди Джоанны щелкнуло, а у меня – на эту идею.

Подхватываю планшет, снимая с паузы видео об игре «Жизнь», и начинаю взахлеб рассказывать.

У Конвея есть поле – вселенная, внутри которой работают единые законы эволюции, неважно, что это – галактики или социальные группы.

Поле разбито на клетки, в исходной точке происходит «большой взрыв», задавая вектор жизни – и начинается самопроизвольное рождение, развитие и смерть всего, что есть внутри. Сам процесс жизни хоть и совершенно непредсказуем, но! – зависит от изначальных условий взрыва, ограничен законами вселенной и подчиняется естественному отбору. Судьба предопределена лишь в том, что все родится и умрет внутри своей вселенной, пройдя цепную реакцию. Тот момент, когда все случайности не случайны.

– Супер, это все, конечно, невероятно интересно, но вопрос: кто подаст мне немного винограда? – уныло вздыхает Мэнди, и Том небрежно толкает к ней тарелку с фруктами.

– Именно! – щелкаю пальцами, глядя на подругу, и та дергается от моего громкого оклика.

– Что?

– Я хочу подробно рассмотреть именно человека, эту уникальную вселенную, которая осознает себя внутри другой, масштабной вселенной. Меня волнует, как отдельно взятый Осборн, попадая в обреченную на гибель случайность, может вырваться из нее и влиться в созидательный поток. Как оно работает? В общем… давайте создадим игровое приложение!

У меня мозг уже готов взорваться от восторга.

– А «осборн» у тебя – единица деградации, что ли? – ошеломленно уточняет Чарли. Он сидит, полуобернувшись к столу, и барабанит пальцами по мраморной столешнице. Ему явно передалось мое воодушевление.

– Нет, внутренней эволюции. В осборнах будем начислять очки игрокам. У вас сорок пять осборнов из ста! – хохочу от собственной остроты. Меня будто гормоном счастья накачали.

Погруженная в яркие мысли, взбудораженная, подхожу к соседу по наитию, словно это самая обычная вещь, и забираюсь к нему на колени. Кажется, лопну, если этого не сделаю. Я как бенгальский огонь сейчас.

Пока пытаюсь дотянуться до планшета, чтобы еще раз показать, что к чему, Чарли обхватывает меня за талию, придерживая, и мы как ни в чем ни бывало продолжаем разговор.

– Каждый шаг игры – это судьбоносный выбор. Важно осознать, чем ты руководствуешься, принимая решения, и куда этот выбор тебя заведет, учитывая и внутренние, и внешние факторы. В какой точке заданной случайности ты находишься и есть ли шанс ее изменить?

Облокачиваюсь о твердое мужское плечо и накручиваю на палец прядь своих чрезмерно мягких от нового кондиционера волос.

– Короче, нам придется поработать, друзья мои.

В комнате невероятно тихо. Я понимаю это, когда Мэнди скрипит стулом по паркету и смущенно извиняется:

– Упс… У меня нога затекла, не могла больше ждать.

Отрываю взгляд от потолка, который все это время меня очень внимательно слушал, и с тихим ужасом смотрю на Чарли.

О боже. Я увлеклась и забралась на соседа, как мартышка.

Осборн задумчиво поглаживает меня большим пальцем по бедру, словно так и надо и все происходящее – привычно для нас. В обычно холодных голубых глазах ни намека на смех, но и льда нет. Чарли смотрит пристально, с легким прищуром. От размеренных прикосновений пробуждается ноющее желание не только в животе, но даже в кончиках пальцев, и я мгновенно забываю, о чем рассказывала. Хочется прильнуть к Чарли, провести ладонями по щекам и гладкому подбородку, по крепкой шее и тому шраму, который над ключицей. Запустить пальцы в его волосы на затылке, взъерошить и проверить теорию Джоанны.

Мгновенно вспыхиваю, и рука Чарли на моем бедре сжимается крепче.

Мне душно. Мне плохо. Нервно усмехаюсь и отклеиваюсь от парня. Поднимаюсь осторожно, будто на минное поле ступаю, и подтягиваю тарелку с сэндвичами к Чарли.

– Ну, вы поняли, да? – спрашиваю напряженно, отходя подальше от стола.

– Более чем, – фыркает Мэнди и явно имеет в виду не науку.

Я выговорилась и спустилась с небес на землю, и нутро уже не разрывает на части от идейных гормонов. Меня словно выжали, как лимон, и мозг парит в прострации.

Том допивает чай и сухо спрашивает:

– И чем я могу помочь?

– Ты сможешь создать алгоритм для вопросов-ответов?

– О’кей, не проблема, – соглашается Томми, этот скромный гений.

– У тебя вообще проблем не бывает, не-такой-как-все, – подкалывает его Мэнди.

– Ты лак для ногтей забыла и не знаешь, чем бы заняться? – вдруг огрызается Том, и подруга возмущенно фыркает:

– Я источник вдохновения, мне маникюр по статусу положен. И вообще, кто бы говорил, сам из салона недавно, – она тыкает ухоженным пальцем в крашенные волосы Тома и сокрушается: – Вот же мудак! Как был заносчивой задницей, так и остался.

– Да и ты не поумнела. Могу выдать тебе диагноз из игры прямо сейчас, без алгоритма: упс, вы деградируете со скоростью высыхания лака! – Томми шутливо хлопает ресницами.

– Дурак. – Аманда швыряет в него виноградиной, но бывший одноклассник ловко ловит красную ягоду и съедает с таким снисходительным видом, что даже мне неуютно.

Чарли хмыкает и лениво потягивается, подчеркивая, что находится в отличной форме.

– Кстати, хорошая мысль – добавить голосовые результаты. Забавно звучит, – говорит он. – И раз уж мне дали слово, то… а от меня ты что хочешь?

Ничего. Мне ничего от него не нужно, я пригласила соседа, чтобы поделиться идеей, увидеть его глаза и… То есть… в общем-то, звать его было необязательно. Я вдруг теряюсь, и голос кажется слегка истеричным, когда пожимаю плечами и отвечаю:

– Думала, тебе будет интересно послушать, на что именно ты меня вдохновил.

– Эй, это моя работа – вдохновлять тебя! – обижается Мэнди, а Чарли восклицает:

– Аллилуйя! Я, порочный мешок генетического мусора, принес пользу человечеству, и все благодаря святой Рианне Ламлашской!

Томми прыскает со смеху, хотя час назад посылал Осборну лучи лютой ненависти. Перебежчик! Скрещиваю руки на груди, насупившись, а Чарли завершает поток злословия неожиданным предложением:

– Не собираюсь быть нахлебником и готов отрисовать макет и персонажей для твоего приложения.

– Нашего приложения, – уточняет Томми.

– А ты умеешь?! – поражаюсь.

– Ты ранишь меня в самое сердце, Ри. Я же цифровой художник, с дизайном тоже дружу. Подруга у меня – программист от компьютерного бога. Поможет Тому, если понадобится.

Никогда бы не поверила, что Осборн… художник. Это же так… То есть… У меня разрыв шаблона. Жмурюсь и мотаю головой, чтобы прогнать туман неверия.