Я быстро пробиваю маршруты самолетов в поисковике и улыбаюсь.

…но мы полетим в Нью-Йорк через Амстердам и Токио, чтобы получилось на восток.

Пусть Чарли считает меня чокнутой, но наш рассвет начнется на востоке. Это будет правильный рассвет, и плевать на статистику.

За завтраком собираюсь с духом, чтобы объявить о переезде. Итон смотрит на меня с подозрением, словно чувствует приближение апокалипсиса. Родители мило беседуют о погоде и смеются, подкалывая друг друга. Не хочется портить им идиллию развода. Не знаю, с какой стороны зайти. Чем дольше молчу, тем труднее открыть рот.

Итон останется с мамой после развода, в этом самом доме, а папа съедет в соседнюю деревню, ту, где замок на холмах и куда прибило тело Трейси месяц назад. Папе тяжело, конечно, он до последнего пытался сохранить брак, но с мамой у них не то, что любви не осталось, но и уважения друг к другу. Дальше было бы только хуже. Зато теперь они самые настоящие друзья, и это гораздо лучше для них. Никогда я не видела маму настолько энергичной, как сейчас, когда она делится планами на лето. Планами, где она – одна.

Итон, мама, Аманда… Они ведь понимают, что я в любом случае уеду в конце лета. Аманда и сама отправится к Тому, как только перестанет бояться и примет предложение. У каждого человека – своя дорога, и я не могу повернуть назад или сойти на обочину лишь из страха, что меня собьет какой-нибудь чокнутый водитель.

Я откладываю нож, которым размазывала масло по тосту, и с натянутой лучезарной улыбкой объявляю брату торжественным тоном:

– Прикинь, а Чарли знаком с Тришей Вудс!

– Шутишь?! – выпучив глаза, восторгается Итон.

– Более того, уверена, что Чарли познакомит тебя с ней, когда ты приедешь к нам в Лос-Анджелес летом.

Ну вот. Сказала.

Такой долгой минуты молчания в моей жизни еще не случалось, не считая молчания Чарли в трубку прошлым вечером.

– Э-э? – крякает брат.

– В каком смысле – к вам, Рианна? – напряженно уточняет мама.

Папа просто молчит, сверля меня недовольным взглядом. Загорелый после отпуска, он очень симпатичный, потому что загар отвлекает внимание от слишком острых скул и подчеркивает яркие глаза.

Глядишь, скоро снова женится.

– К нам с Чарли, – бодро отвечаю. – Он предложил переехать к нему прямо сейчас, в Нью-Йорк, чтобы я могла там сдать экзамены. А летом мы переселимся в Лос-Анджелес. Чарли будет работать и учиться, и я, надеюсь, тоже.

– Прямо сейчас? – пищит мама, комкая салфетку. – Но… ты уже опоздала на паром, а следующий… Пол, во сколько следующий паром?! – В голосе мамы нарастает истерика, и я тяжело сглатываю.

– Не сейчас-сейчас, а дней через десять.

– А-а!!! Уф, ну-у в таком случае, у нас времени вагон! – взмахивая салфеткой, смеется мама, а потом так же резко смолкает.

Итон сидит весь серый. Папа тоже.

Я с силой закусываю губу, чтобы не взвыть от расстройства, и принимаюсь через силу доедать остывший тост. Он хрустит так громко, что почти смешно.

– Итон может прилететь к нам на время каникул, – предлагаю беззаботно, хотя внутри у меня ведьму сжигают на костре, до того душно и обидно, что испортила семье настроение.

– А куда именно? – строго спрашивает папа.

– Пока не знаю…

– А учиться ты где будешь?

– Не знаю…

– В Штатах образование платное, это тебе не Шотландия, – укоряет он. – Ты потратишь сбережения, которые мы копили тебе с рождения, на платный универ, хотя могла бесплатно учиться в Абердине?

В этом весь папа. Практичный человек, разумный.

– Браво, Пол, – огрызается мама, вступившись за меня. – Дочь уезжает непонятно куда непонятно с кем, а ты о деньгах, как всегда!

Она хватает серебряный молочник и переставляет его на другую сторону от своей чашки, а папа фыркает, оттягивая галстук.

– Я к тому, что дочь отдаст свои сбережения на учебу и останется без денег. Она будет содержанкой у этого шалопая Осборна, так выходит? Моя дочь – содержанка?

– Нет, я найду работу, – мямлю. О финансовой стороне переезда я пока не успела подумать.

– Работу? Кем? Официанткой? Стриптизершей? – не унимается папа.

– А что в этом плохого? У дяди Эндрю невеста – парикмахер. Мэнди обожает делать маникюр. А я буду подавать подносы, пока не получу диплом. Любой труд – это все еще труд. Это благородно.

Еще недавно я так не считала, потому что была снобом. Но сейчас я правда верю в то, что говорю. Да и как не верить, если выбора все равно нет. Но папа не согласен:

– Ты думаешь, сотня баксов чаевых что-то изменит? Чарли – богатый наследник, у него определенный стиль жизни. Ты будешь его содержанкой, пока не сможешь работать после получения диплома. Неужели моя дочь согласится на такое?! – он хлопает ладонью по столу, и его тарелка, звякнув, подпрыгивает вместе с мамой, которая не ожидала, что папа начнет ссориться вне расписания.

– Он собирается спонсировать мою игру, – неуверенно заступаюсь я за свое решение, задетая правдивостью папиных слов.

– Это не спонсирование, дочка. Это благотворительность. Он это делает из жалости, чтобы всучить тебе деньги за секс. А если вы расстанетесь? Что ты будешь делать? Придется перевестись в Абердин из Штатов, снова нарушив планы. Все это – излишний стресс и бессмысленная суета. Не понимаю, зачем тебе так себя мучить.

– Мы с Чарли не расстанемся, – возмущаюсь тихо, насупив брови.

– По статистике, среди юных пар…

– Да знаю я статистику! – не выдержав, кричу, поднимаясь. – Ладно, потом поговорим, мне пора в колледж.

Я хватаю рюкзак и несусь прочь из дома. Но в колледже тоже нет покоя, все только хуже становится: Мэнди никогда не орала на меня так громко.

– Ты в своем уме?! Это же чужая страна! Я без тебя умру, а ты даже на похороны не успеешь прилететь!

После встряски, которую устроил мне папа, это как последняя капля. Губы начинают дрожать, и я шмыгаю носом, как маленькая.

– Я его люблю.

– В гробу я видала такую любовь, которая тебя с корнем вырывает из дома, от родных, от друзей… О боже… Ты найдешь новых друзей… Точно, я тебе просто надоела. Ты меня забудешь через неделю, променяешь на загорелых смешливых американок.

– Мэнди, ты ревнивая параноидальная истеричка. Я люблю тебя, а когда любят, то не забывают.

Я смаргиваю слезы, глядя куда угодно, только не в зареванное лицо Аманды. Она хватает меня за руки, потом отталкивает и снова хватает. Музы они такие. Неуравновешенные.

В итоге мы, увы, так и не приходим к мировому соглашению, и день постепенно скатывается в тлен. Хуже и быть не может. Да еще Чарли не отвечает, хотя я звонила ему три раза. Хотелось услышать слова поддержки. Но его там, наверное, на части рвут. Ему не до меня сейчас.

У меня тоже есть неотложное дело. Я давно не видела мистера Килмора, нарочно избегая его после того, что узнала о Трейси. Но я должна рассказать ему о переселении народов, поэтому после занятий, набравшись смелости из резервного запаса, вхожу в его кабинет и молча останавливаюсь у дорогого сердцу дубового стола. Каждая мелочь в кабинете близка мне, все напоминает о долгих часах наших дебатов в старые-добрые времена.

Мистер Килмор сидит рассеянный и несчастный. Он смотрит на меня – и я вижу пустоту во взгляде. Это ужасно. Самый мудрый человек, каких я встречала, потерял нить бытия.

– Я переезжаю в Штаты, – сообщаю тихо, вдруг понимая, насколько это не важно. Моя новость кажется жалкой на фоне колоссальной потери мистера Килмора.

– Тебе нужна рекомендация? – безучастно спрашивает он.

– Да, пожалуй, – пожимаю плечами, скручивая белые концы блузки в жгуты.

– Мартин собирается в миссию в Ботсвану через три дня.

Эта новость отрезвляет меня, выдергивая из неловкости и апатии.

– Правда?! Так быстро все решилось?

– Да. Очень быстро. – Мистер Килмор стискивает челюсти.

– И что будет дальше?

– Ничего. Ничего не будет, – мрачно говорит он и дергает бабочку из-под воротника клетчатой рубашки.