– Не знаю, Том. Не задавай мне вопросы пару минут, дышать нечем.

Ночь темная, как бездна; уличных огней все меньше, когда мы выезжаем к заливу и, минуя ряд ухоженных особняков, снова удаляемся вглубь поселения. Я хорошо знаю эту местность, мы бывали у сержанта на семейных ужинах, и мне ничего не стоит найти взглядом величественный каменный особняк в отдалении. Здесь шикарный пестрый сад с подрезанными клумбами, подъездная аллея за воротами… Я крепче сжимаю руль, когда замечаю джип Осборна в конце улицы, у проезда в рощу. Минутное облегчение распространяется жаром по венам: мы не ошиблись, он здесь. Выключаю фары и медленно проезжаю мимо дома еще ярдов десять и только тогда паркуюсь.

– Вы двое, оставайтесь снаружи, – обращаюсь к Джерри и Кэт. – Проверьте джип, заберите ключи, вдруг Чарли оставил. Уезжать будем в двух машинах, так что, Джерри, ты поведешь джип, если что. – Я быстро проговариваю эту короткую речь и выскальзываю из внедорожника, тихо притворяя дверь. Том идет следом, и мы перебираемся через кованый забор. На воротах и в доме, скорее всего, есть камеры видеонаблюдения, да и сигнализация должна быть, но я уверена, что систему безопасности отключили. Чарли ведь здесь. Если бы система сработала, то сюда давно нагрянул бы Зак.

– Ри, – тихо окликает меня Том, кивая в сторону особняка: на первом этаже серого каменного дома настежь распахнуто окно. Света в комнате нет, и зловещий проем вызывает мандраж. Тяжелая желтая луна нависает над черепичной крышей, но темно так, что я едва вижу, куда ступаю. Осторожно подхожу к окну, и Том снова одергивает меня:

– Слышишь?

Из глубины дома раздается шорох, тихий, словно призрак по фольге идет. И эти тихие звуки морозят мою кожу хуже криков.

– Подсади меня, – шепчу, и Том мотает головой:

– Ты с ума сошла? Давай сначала я.

– Том, я вооружена. Просто подсади меня, черт бы тебя побрал, – отвечаю, показывая ему пояс с кабурой.

– Откуда?.. Охренеть. Ты ненормальная, – сбивчиво осуждает меня друг, закрывает ладонями лицо на пару секунд, и серебряные вшивки на широких браслетах Тома ловят тусклый свет Луны. – Ладно, но ты мне сразу выбрось кресло или что угодно. И не отходи от окна, пока меня не дождешься.

Том опускается на одно колено, подставляя мне замок из рук, и я ступаю на них, упираясь ладонями в стену. Мгновение – и взлетаю вверх, цепляясь ладонями за подоконник. От острой боли, которая прошивает кожу, темнее в глазах, но я не кричу, сглатывая шок. На подоконнике лежала разбитая пепельница, и стеклянный осколок разрезал мне ладонь на левой руке. Жгучая, горячая боль мгновенно отдает пульсацией вверх по руке, к локтю. Но во мне бурлит адреналин, и он притупляет боль.

Второй раз за ночь я лезу в чужой дом. Это уже не сказка на ночь, а настоящий кошмар.

Аккуратно, чтобы не создавать шума, спрыгиваю на пол, стараясь не задеть раненной рукой предметы, и в полутьме обхожу гостиную в поисках кресла, чтобы помочь Тому.

Дверь в комнату открыта, и я все еще слышу шаги за стеной, на этот раз не шуршащие, а размеренные.

Вдох-выдох, вдох-выдох…

Рядом с дверью к стене приставлено складное деревянное кресло, и я очень медленно ступаю к нему, стиснув зубы. В комнате сильно пахнет табаком, и я закрываю глаза, делая очередной глубокий вдох, когда тишину рассекает сухой звук отворенной двери, скользнувшей по ковролину. В панике я кашляю, давясь воздухом, и неловко тянусь к кабуре, но чужие руки быстро пресекают мою попытку.

– Том! – пищу я в шоке, с непониманием оглядывась на окно.

– Тише. Я додумался проверить дверь. Там незаперто.

– Вот же гадство… Зря только руку порезала, – расстраиваюсь. – Ты видел кого-нибудь?

– Да, там два добермана.

– Супер. – Но это лучше, чем два маньяка, и я искренне рада.

Мы вместе выходим в холл, и к нам сразу подбегают доберманы. Они не лают, настороженные и сонные, только смотрят вопросительно. У меня тоже вопросов – целая гора, так что хорошо их понимаю.

Тусклый свет ночника на стене – это наш единственный источник освещения, но и этого достаточно, чтобы разглядеть обстановку.

Планировка на первом этаже открытая, большой холл в этом правом крыле переходит в просторную кухню, а входная дверь… Я даже жмурюсь, думая, что у меня начались галлюцинации. У двери – сержант Салливан. Он в полицейском костюме, но без оружия и связи, лежит на животе, подогнув под себя руку.

– Он жив?

– Я еще не проверял, спешил к тебе, – шепчет Том.

Не знаю, почему мы шепчемся. Судя по гробовой тишине, здесь, кроме нас и доберманов, никого нет.

В доме – ни звука, кроме стрелки часов над входом, которая буквально гремит в этой натянутой тишине, отзываясь эхом у меня в горле. Я ощупываю запястье сержанта, ощущая пульс, шарю ладонями по паркету, проверяя, есть ли кровь, но офицер жив и ровно дышит. Видимо, его оглушили и он просто без сознания. Хлопаю по щеке – никакой реакции. К хозяину подбегают доберманы и ложатся рядом, показывая мне, что я здесь лишняя.

Смотрю на Тома, и мы замираем в нерешительности: а дальше что? У друга опухли глаза от слез и бессонницы, от его футболки разит потом, и меньше всего он сейчас похож на героя, способного на разумные действия.

Мы с Томом – два адекватных взрослых человека. Мы выросли в приличных семьях и не имеем понятия о том, как спасать людей и как бороться с маньяками. Максимум знаний почерпнуто из фильмов, и я прихожу в отчание от мысли, что мы – просто два идиота на чужой территории. Мы проникли во владения сержанта полиции через окно и молча таращимся друг на друга, не понимая, куда идти. В ужастике мы бы попали в длинный коридор со стильно обшарпанной дверью, ведущей в подвал, но я не вижу ничего подозрительного.

Мы, не сговариваясь, бредем на кухню, и Томми берет нож из большой серебряной подставки, закрепленной на широком столе. Меня снова мутит, на этот раз – от вида багровых пятен на собственном белом платье: я вытерла о него левую руку.

– У тебя кровь, – пугается Том, но я боюсь даже разжать ладонь, чтобы осмотреть рану.

– Пустяки, это не важно. Я правша, а правая рука целая. – Взгляд падает на мраморные плиты пола, белые, с серебристыми прожилками, а сейчас еще и покрытые грязью. – Это следы?

Мы машинально смотрим в большое окно, из которого открывается вид на сад, но ничего не разглядеть из-за искусственного света ночника. Однако выключить его мы не можем, нас обязательно заметят, как и положено по закону подлости.

– Держимся вместе. Чуть что заметишь – кричи, – приказывает мне Том и первым выходит в сад через заднюю дверь, которая ведет на открытую террасу. Мы спускаемся по широким ступеням на землю, сырую после дождя, и пробираемся вдоль высокого забора, обсаженного жимолостью, аромат которой очень сильно меня сейчас нервирует. Перед нами – широкая лужайка, окаймленная черными силуэтами деревьями, подрезанными и готовыми к весне. Вдали – несколько построек: хранилище для садового инвентаря, беседка, летний домик… В последнем кто-то есть, потому что из дымохода валят серые клубы. Серьезно? Маньяки топят камины в чужих домах?

Я достаю пистолет и сжимаю его двумя руками, но левая щиплет неимоверно, и становится все труднее отвлекать себя от ноющей пульсации.

Беда в том, что в летнем домике окно выходит прямехонько на сад, и нас, скорее всего, уже заметили. Но если Аманда и Чарли там, то мы обязаны им помочь.

– На счет «три», – говорит Том, когда мы останавливаемся у выкрашенной белой двери. – Раз, два… три!

Он резко распахивает дверь, влетая в убежище наперевес с огромным кухонным ножом, а я кладу палец на курок и вваливаюсь следом. И – чтоб мне проваливаться на месте.

– Майкл, – выдыхаю я удивленно. – Какого черта, Майкл?!

Он стоит напротив меня, с таким же удивленным напуганным взглядом, и направляет мне в грудь пистолет.

POV Чарли

Я никогда не мог долго усидеть на месте, вечно искал, чем занять мысли. Может, еще и поэтому стал художником. Осенью меня ждет Калифорния, стипендия на крутой киностудии. Я планировал переехать туда с Линой. Но сейчас мои мысли далеки от Штатов. В данную минуту я сворачиваю к чужому дому. Я точно не знаю, чей это адрес, но думаю, что не ошибусь, назвав хозяином сержанта Салливана. Хант ни за что в жизни не прислал бы мне сообщение, если бы мог обратиться в полицию.