Десять минут я слушаю преподавателя, то и дело глядя в окно, а еще через пять раздается стук в дверь.

– Простите, сэр, но мисс О’Нил вызывают к директору.

– Ну что ж... Конечно, пускай идет, – преподаватель раздраженно взмахивает рукой, давая позволение, и я, сомневаясь, что успею вернуться в аудиторию до конца занятия, беру с собой рюкзак, на котором бренчат фигурки «Марвел».

В кабинете мистера Хопкинса – небольшое собрание, и я теряюсь в первую секунду, поэтому опускаю взгляд в пол и робко сажусь на деревянный стул. Помимо меня, в комнате находятся Джейсон Осборн, мистер Килмор и Чарли.

– Не беспокойся, Ри, мы пытаемся объяснить отцу Чарли, почему его сын получил ранение, вместо того чтобы готовиться к экзаменам, – говорит директор, и в голосе проскальзывают ледяные иголки. Они направлены не на меня, а на Джейсона, значит, директор ощутил ту же волну раздражения от старшего Осборна, что и я. Да и какой еще родитель беспокоился бы об экзаменах, когда сын чуть не погиб?

Начинается долгий мучительный разговор, разъяснение причин, поиск виноватых. Мы с Чарли переглядываемся, и я узнаю того плохиша, с которым познакомилась в январе. На нем маска непроницаемого безразличия. Чтобы Джейсон не пробил, наверное.

Сержант Салливан, инспектор Доннаван – все подпадают под суд мистера Осборна. С ними он тоже готов встретиться, но…

– …в другой раз. Утром я забираю сына в Нью-Йорк. Думаю, было ошибкой привезти его сюда.

– Завтра утром?!

Мой оклик заполняет комнату атмосферой праведного гнева и ужаса. Я поднимаюсь, но под спокойным взглядом мистера Килмора сажусь обратно.

– Рианна, ты против? – спрашивает меня Джейсон высокомерно. – Тебе должно быть стыдно за то, что втянула моего бедного мальчика в грязные дела.

Мне даже ответить нечего. Чарли по-прежнему молчит, на лице – ноль эмоций. В покер с ним согласится играть только наивный ребенок.

Аромат благовонии, которую директор забыл затушить на подоконнике, буквально душит меня, как копотью, и я произношу, нервно сдирая иероглиф с большого пальца:

– Извините.

– «Извините»? И это все? Мне следовало бы подать на ваш колледж в суд, а заодно и на тебя, Рианна О’Нил. Но я разумный человек, для меня главное, что Чарли жив. Завтра я забираю его домой.

При слове «дом» губы Чарли дергаются, и он закусывает нижнюю изнутри. Я знаю, что он согласится, ведь в Нью-Йорке его ждет Лина, и мне хочется рыдать от бессилия. Но вместо этого я сверлю хмурым взглядом пол и тоже надеваю маску равнодушия, ощущая, как внутри ломается система смыслов.

– Но Чарли, скорее всего, придется дать показания в суде над Майклом.

– Я говорил утром с инспектором Доннаваном, Чарли свободен. Его показания записаны и переданы в должные инстанции. Полагаю, что этого мальчишку, Майкла, ждет психиатрическая лечебница. Судя по тому, что произошло, он бы и не выстрелил, не будь там Рианны. Беднягу довели. – Джейсон посылает мне упрек, но я не начинаю оправдываться. Я знаю, что он делает: проверяет, сорвется ли Чарли, станем ли мы защищать друг друга. Хочет увидеть, насколько я важна для его сына.

Мельком смотрю на Чарли, предупреждая, чтобы молчал, но ему моя помощь не нужна. Он спокойно отводит взгляд и пальцами зачесывает челку наверх. Его жесты ровные, уверенные, словно ему все равно. Невероятная сила воли. Искусство ухода от реальности.

Джейсон забирает Чарли из колледжа сразу после тягостной беседы, и мой парень, лучший в мире человек, даже не прощается со мной, словно меня не существует. Я не обижаюсь, понимая, что по-иному нельзя, но горький осадок все равно травит душу. Руки дрожат, и нет сил сопротивляться волнам отчаяния: Чарли уедет завтра. Уедет. Завтра. Навсегда… Вернется в свой мир, где не был счастлив. «Нас» больше не будет, и мы рассыплемся, как пепел воспоминаний.

Кто мы?

Что мы?

Как помешать этому принудительному разрыву?

Хочется прогулять последнее занятие, чтобы никого не видеть и не слышать, но вспоминаю, что препод по математике конфисковал мой смартфон до конца дня, и скрепя сердце возвращаюсь на учебу, в аудиторию к мистеру Килмору, на последнее на сегодня занятие.

Поверить не могу, что все так бессмысленно заканчивается. Раз – и нет Осборна в моей жизни. Как такое возможно? Мы даже не сходили на нормальное свидание. А еще он так и не признался мне в любви. Неужели я его больше не увижу?

– Ри… кхм-кхм, – доносится до меня осторожный голос мистера Килмора.

– Да? – вскидываю голову.

– Ты села на мое место.

Я растерянно осматриваюсь и быстро поднимаюсь из-за преподавательского стола.

– Простите, задумалась.

– Поезжай-ка ты лучше домой, я отпускаю.

– Спасибо, – бормочу онемевшими губами и, прихватив из преподавательской комнаты смартфон, иду на стоянку. Еду домой, а потом долго смотрю перед собой, сидя в машине и прислушиваясь к звукам дня. Слышу крики Джейсона из гостиной: у них окна настежь на первом этаже.

Внутри поднимается волной ярость: зачем он орет на Чарли?! Подонок! Выхожу из «биттла» и шагаю к их дому, звоню в дверь.

И случается дежавю, только пирога в моих руках нет.

Дверь распахивается, и на пороге злой Чарли, в джинсах и черной футболке.

– Что тебе нужно? – строго спрашивает он. И понимаю ведь, что нельзя нам показывать перед Джейсоном истинные чувства, но в первое же мгновение начинаю плакать – беззвучно, только слезы текут по щекам. У Чарли сердце разбивается в небесной синеве взгляда; он закрывает глаза, шумно выдыхая, и опирается рукой о дверной косяк, словно стоять не может без помощи.

– Чарли, кто там?

– Ри пришла попрощаться от имени семейства, – громко отвечает Осборн и добавляет приказным шепотом: – Иди домой.

Я киваю, как болванчик: да-да, я все понимаю, не чувствуй себя виноватым, Чарли. Так вышло. Это жизнь. Мы сыграли и запутались. Обычное дело.

– У тебя мой паспорт, я скоро зайду, – добавляет он, и от мимолетной радости мне еще сильнее хочется плакать. Порву паспорт и выброшу! И Чарли не выпустят из страны.

Резко отворачиваюсь, сбегая по ступенькам крыльца. Сглатываю ком в горле, утирая слезы, и шагаю домой, не оборачиваясь.

Родителей нет, Итона тоже (у него секция по баскетболу). Я не запираю за собой дверь, чтобы Чарли мог спокойно войти, и направляюсь на кухню, пытаясь остудить мысли.

Почему-то именно сейчас вспоминаю, что так и не испекла торт для Осборна. Я обещала торт, а был только кошмарный кекс, к которому Чарли даже не притронулся, потому что инстинкт самосохранения сработал.

От расстройства, как самая несчастная на свете единорожка, заставляю себя готовить. Гугл выдает мне рецепт простого торта, составленного из коржей и шоколадной пропитки, и я, как безумная, начинаю выгребать из шкафов ингредиенты – все подряд: муку, сахар, соль, специи и лапшу. Достаю большую керамическую пиалу, чтобы насыпать муку, и случайно выпускаю посудину из рук. Звук битой керамики оглушает меня, но и успокаивает, и я, поддавшись порыву, запускаю в стену еще и кружку – папину любимую. Потом он будет думать, что я из ненависти к нему так поступила, а не из чистого совпадения. Фрейд так запугал родителей всего мира, что в каждой выходке потомков они видят отражение своих ошибок… А мне просто хотелось разбить что-нибудь. К папе у меня нет ненависти, я его люблю. И маму тоже. Итона и Аманду… Даже Джоанну. У меня так много любимых людей в жизни, что грешно жаловаться, но руки предательски слабеют, и я через силу замешиваю тесто. Отрешенно пробую, окунув палец, раскатываю и ставлю в духовой шкаф. Озираюсь на беспорядок, который устроила, и слышу, как хлопает входная дверь. От резкого звука вздрагиваю, опрокидывая муку, которую собиралась вернуть на полку, и белоснежная пыль взлетает клубом.

Чарли останавливается в арочном проеме и вскидывает брови, оценивая натюрморт с портретом сумасшедшей девы. Не нахожу слов, чтобы объяснить, что не сошла с ума, а всего лишь готовила. Да, я обсыпана мукой, она даже в волосах, и белые фейерверки до сих пор мелькают в воздухе, оседая на черепки разбитой посуды. Но и что с того? Какая теперь разница?