– Привет, Ри.

– Чарли…

– Как ты?

– Хорошо. Ты уже знаешь?

– Да.

От волнения не получается даже прядь за ухо заправить непослушными пальцами. Хочется сказать что-нибудь умное, но в голову приходят только сплетни, вроде: «Натали считает, что я беременна». Или: «Алистер прислал мне огромный букет орхидей». А может: «Инспектор Доннаван флиртует с моей мамой».

– Ри, мне нужно тебе кое-что сказать. Не знаю, с чего начать, если честно…

На этой напряженной ноте Чарли замолкает, и я будто в воздухе парю вне своего бренного тела. Единороги лежат без сознания, а разум заполняют подозрения. Может, Осборн переспал со мной – и ему стало скучно? Он вернулся в Нью-Йорк, и старая жизнь показалась ему более привычной? Начинающая звезда Голливуда оказалась слишком яркой, чтобы не поддаться соблазну? Или в Осборне победил здравый смысл, которым он так гордился во время знакомства, и мой лучший в мире парень понял, что наши отношения слишком непредсказуемые? Понял – и пошел на попятную уже после финиша.

А может…

Алистер! Его запугал Алистер – и Чарли решил оставить меня на веки вечные, лишь бы уберечь от этого скучающего демона.

...Ненавижу теперь орхидеи, их резкий запах даже сейчас душит.

О боже, боже, боже… Кое-как доползаю до кровати и забираюсь под одеяло, чтобы согреться. Мы с Чарли сражались как умели, до последнего, на голом энтузиазме и вере в любовь. И вот мы победили, справедливость восторжествовала. Но я лежу, сраженная в самое сердце, оцепеневшая от молчания, которое раньше нравилось. Во рту горечь подозрения, а на губах – соль разбитой иллюзии. Я привыкла к этой соли за время знакомства с Осборном, но сейчас она выжигает меня дотла. Горло сводит судорогой, и я даже спросить ничего не могу.

Соседний дом опустел, моя душа тоже. Но вот же она, дышит мне в трубку, а я от страха забыла алфавит. Если Чарли не заговорит в ближайшие секунды, то у меня мозг взорвется, как сверхновая.

Пожалуйста, не молчи...

– Через неделю, максимум дней через десять, я закончу дела в Нью-Йорке и прилечу за тобой. Ри, я понимаю, у тебя планы до осени, семья, друзья… но я тебя забираю. Насовсем.

– Э? – Кровь наконец приливает к мозгу, и я резко сажусь.

– Ты главное не бойся, хорошо?

– …Алистера?

– Да, не хочу оставлять тебя на его территории.

Что-то смущает в его словах, и я комкаю пододеяльник горячими пальцами.

– Чарли, не чувствуй себя обязанным, пожалуйста. Ты мне ничего не должен.

Он тяжело, раздраженно вздыхает.

– Я похож на героя с чувством долга?

– Иногда… совсем чуть-чуть.

– Как низко я пал, – сокрушается он. – В любом случае, пакуй чемодан, Джульетта, если не хочешь лететь в Нью-Йорк без любимых игрушек.

– Но...

– Спокойной ночи, детка.

И звонок прерывается.

Вот это поговорили…

До рассвета сижу на столе и ссорюсь с невидимым соседом, потягивая свой любимый чай, матча с малиной и медом.

Что я буду делать в чужой стране? Как я без Аманды, без мамы? А Итон?! Сердце кричит: не важно, главное, что рядом с любимым. Но разум порицает такую халатность. А как же университет? Увы, внутри настолько звонкая пустота, что и в «Мою жизнь» играть не нужно, чтобы услышать зов: поток манит меня следом за Чарли. Разглядываю рисунки, которые он создал, и бережно касаюсь пальцами изящных линий. Сосед не имел права приказывать, словно у меня нет выбора, я ведь не контракт подписала: захочу – и передумаю… Но вспоминаю его руки, губы – и хочется выть от тоски. Имя Чарли течет огнем в моих венах, живет эхом в сознании. Он мой человек. Он предупреждал, что придется платить. Я знала… Да, но не знала, что выбирать придется так сразу. Осень казалась далекой, было много времени на раздумья, а тут вдруг сорваться вот так, без страховки…

Беру смартфон и смахиваю пальцем блокировку. Будь я дочкой владельца кондитерской фабрики, то спросила бы об уровне диабета в США. Но я – истинная дочь своего отца, адвоката по разводам, поэтому осторожно интересуюсь:

– Статистика разводов среди юных пар.

О боже мой, 60%. И чем моложе, тем плачевнее показатели. Зашибись. Учитывая, что Аманда с Томом скоро обручатся и поженятся в ближайшие пару лет, то одна из наших пар точно подпадет под статистику. Шестьдесят процентов – это даже не каждая вторая, а хуже!

Но я тут же осуждаю себя: нет бы цвет обоев в нашу с Чарли квартиру подбирала и стикеры для холодильника, так я статистику штудирую. Осборн сошел с ума, когда в меня влюбился.

Набрасываю плед на плечи и спускаюсь в гостиную; включаю телик, канал «Дисней». Там показывают ситком с Тришей Вудс, той самой девушкой, с которой встречался Чарли.

Интересно, я смогу с ней подружиться, как с Джоанной и Кэт? И нормально ли это – сближаться с бывшими своего парня? Что со мной не так?

Вместо ответа слышу тихий скрежет: открылась входная дверь. В холле раздается тяжелое сиплое дыхание, и в комнате показывается старина Лобстер. Я так рада его видеть, что встречаю с распростертыми объятиями. Лобстеру нравился Чарли… А может, наоборот. Я так и не поняла, если честно, почему пес выл под соседским окном.

– Ри, – здоровается со мной удивленный дядя Эндрю. – Шесть утра, а ты уже не спишь?

– Бессонница. А ты как?

– Джоанна новую машину покупает, собираемся в Ардроссан. Заехал Лобстера оставить до завтра.

Дядя садится рядом со мной, от него приятно пахнет. И вообще он в последнее время похорошел, блеск в глазах появился.

– Дядя Эндрю, а что ты думаешь о статистике?

– А зачем о ней думать?

– Чарли предложил переехать к нему в Штаты через десять дней, – огорошиваю. – И мне страшно. И стыдно из-за того, что страшно, потому что кажется, будто я недостаточно сильно люблю Чарли. А на самом деле мне без него дышать трудно.

Дядя неуверенно обнимает меня одной рукой, притягивая к себе, и говорит привычно сдавленным, будто опухшим от усилия голосом:

– Я завидую мечтателям, как ты. Всегда завидовал, особенно в те годы, когда работал в историческом архиве. Поэтому мечтай, пока запала хватает.

– А со страхом что делать?

– Ну… что делать. То и делать. Не покупай билет в один конец, купи сразу и обратный, чтобы мозг обмануть. Я так часто делал – мозг обманывал. Боялся уходить с насиженного места в архиве, поэтому мотивировал себя тем, что стану аквалангистом-спасателем. Идея стать супергероем меня и подтолкнула вперед, к безработице.

– Да ты философ, дядя Эндрю.

– Просто врать себе хорошо научился. Теперь вот отучиваюсь, – делится он. – Но одно тебе точно скажу: не взваливай на плечи всю вселенную, Рианна, ты слишком много на себя берешь. Будь скромнее.

Я вскидываю брови домиком в порыве сентиментальной благодарности и искренне обнимаю человека, которого никогда до этого не спрашивала о смысле жизни. Предубеждение мешало: я тщеславно считала дядю неудачником и теперь раскаиваюсь. У Осборна дядя удачливый – а толку? Мне мой больше нравится.

– Спасибо, Энди.

– Ну, ладно, я же ничего особенного не сказал, – взволнованно отвечает он, слегка растерянный, а потом кивает на экран телика, где Триша ссорится с подругой: – Зачем вы с Итоном эту ерунду смотрите? Столько хороших фильмов есть на свете.

– А знаешь что, – воодушевляюсь. – Давно планировала посмотреть фильм с Джеймсом Дином.

– «К востоку от рая» советую, по Джону Стейнбеку.

– Ого, да ты не только философ, но и киноман.

– Я просто старый, – краснеет польщенный 35-летний дядя Эндрю.

С легкой душой выключаю актерские потуги Триши и нахожу на ютубе «К востоку от рая» за £3.50. Быстро готовлю карамельный попкорн и, попрощавшись с дядей, погружаюсь в мир старого кино. Лобстер лежит рядом на диване, утроив морду у меня на колене, и я чувствую, как с каждой минутой фильма у меня за спиной расправляются крылья. Без понятия, какой магией подействовал на меня Джеймс Дин, но я готова лететь на восток от рая. Да, знаю, Штаты – на западе от Шотландии, но…