– Клубничный джем с большого пальца чей-то очень маленькой ручки, – сказала Луи. – Я заметила это сегодня утром и сразу поняла, что Мэй снова подбирается к моему дневнику. Хоть она и строит из себя этакую леди – все эти чинные манеры за столом и то, как она отставляет мизинец, когда пьет чай, – ей редко когда удается съесть тост, не вымазавшись в джеме. Меня это просто бесит! Ну погоди, я еще до тебя доберусь, гадкая, противная девчонка!

– Что ж, Луи, скажу не колеблясь, что я удивлен этой выходкой, – произнес я. – По выдержанности, с какой ты держалась вчера перед лицом несказанной неучтивости мистера Ватти, я предположил, что ты – человек, который редко позволяет гневу овладеть собой.

– А вот и нет! – воскликнула Луи. – Характер у меня просто жуть. Если на меня найдет, я сама иногда не знаю, что могу сделать. Я делаюсь такая бешеная, что резкости вылетают у меня изо рта, прежде чем я сама пойму, что говорю. Хотя с маминой помощью я учусь контролировать себя.

В этот момент на лестнице послышался звучный, напевный голос.

– А вот и мамуля, – сказала Луи. – Кажется, она зовет вас, мистер По.

– Да, верно, – сказал я, осторожно вставая, чтобы не разбить голову о потолочную балку, нависавшую прямо над моим насестом.

– Я сейчас спущусь, – сказала Луи. – Просто хочу закончить. Вы будете очень гордиться мной, мистер По. Я теперь веду дневник в виде ребуса, чтобы Мэй было труднее шпионить за мной.

Когда я спускался, миссис Элкотт снова позвала меня.

Следуя по тому направлению, откуда слышался ее голос, она разговаривала у входной двери с кем-то, кого явно только что впустила в дом. Каково же было мое удивление, когда, приблизившись, я увидел, что посетитель не кто иной, как доктор Фаррагут собственной персоной!

Он стоял, держа затянутой в перчатку рукой шляпу, а в другой сжимая небольшой кожаный чемоданчик.

– А, вот и вы, По, – сказал он, когда я подошел, чтобы поздороваться.

– Добрый день, доктор Фаррагут, – сказал я. – Признаюсь, весьма удивлен видеть вас здесь. Как вы сегодня себя чувствуете?

– Все хорошо, что хорошо кончается, – ответил он, наклоняя голову, чтобы показать полоску пластыря, которым была заклеена его рана. – Если тебя бьют молотком по черепу, вовсе не обязательно, что его удается проломить. Черепки тоже разные бывают.

– Разрешите предложить вам чашку чая, доктор Фаррагут, – сказала миссис Элкотт.

– Очень мило с вашей стороны, миссис Элкотт. Спасибо, но вынужден отказаться. Я всего на минутку. Мне нужно кое о чем переговорить с вами, По, но сначала я хотел бы видеть вашу жену.

– Сейчас схожу за ней, – сказал я. – Она, наверное, наверху, в спальне.

– Нет-нет, – поправила меня миссис Элкотт. – Она недавно спустилась и теперь в гостиной, с Лиззи.

Пройдя в гостиную, мы застали там мою жену и застенчивую девочку: они сидели рядышком на скамье перед старым пианино, которое стояло у стены, и играли в четыре руки какой-то музыкальный отрывок. Когда мы подошли, глаза Сестрички расширились при неожиданном появлении пожилого врача.

– Доктор Фаррагут! – воскликнула она, поворачиваясь на скамье, словно готовясь встать.

– Не вставайте, милочка, – сказал доктор. – Просто зашел вас проведать.

– Я прекрасно себя чувствую, – сказала Сестричка, хотя, на мой взгляд, лицо ее залила тревожная восковая бледность. – Но как вы себя чувствуете, доктор Фаррагут? Я была так ужасно расстроена тем, что случилось.

– Да, по многим причинам это был один из самых несчастливых дней в моей жизни. Однако вот… – сказал он. Поставив чемоданчик на край стола, он щелкнул замком и, достав маленький коричневый пузырек, вручил его Сестричке.

– Так, значит, это… это ваше специальное лекарство? – спросила Сестричка, с любопытством глядя на маленький флакончик янтарно-желтого цвета.

– Боюсь, что нет, дитя мое, – ответил доктор Фаррагут. – Учитывая, что остальные вещества находились в украденной шкатулке, это все, что я могу для вас сделать. Эти пилюли не вылечат вашу болезнь, но они могут ее приостановить. Они сделаны из превосходных ингредиентов: лобелии, шандры, крапчатого болиголова, змеиного корня и кое-чего еще. Вы должны непременно принимать их дважды в день – одну таблетку утром и одну на ночь.

– Спасибо, что принесли их, доктор Фаррагут, – сказала Сестричка, пытаясь скрыть разочарование за отважной улыбкой.

– Всегда рад вас видеть, моя дорогая. А теперь, По, если вы не против, – сказал он, обращаясь ко мне, – я хотел бы сказать вам пару слов наедине.

– Можете пройти на кухню, если хотите, – сказала миссис Элкотт. – Там вам никто не помешает.

– Ведите, По, – сказал доктор Фаррагут.

Когда мы с врачом выходили из гостиной, я услышал, как Лиззи сказала:

– Давайте попробуем вот эту, Вирджиния. Я буду подыгрывать, а вы – петь. Это одна из моих любимых.

– Моя тоже, – ответила Сестричка.

Через минуту, когда мы с доктором Фаррагутом входили на кухню, мелодичные звуки чарующего старинного напева «Прощай, мое сердце, прощай», слова которого прочувствованно и обворожительно исполняла моя дорогая жена под удивительно умелое исполнение девочки, достигли нашего слуха.

– Красивый голос у вашей жены, По, – сказал доктор Фаррагут. – Она…

В это мгновение воздух огласил отличный от сладкозвучного пения звук: пронзительный адский визг, который мог бы издавать демон. Почти одновременно нечто темное выскочило из-под ног доктора, стрелой метнулось через кухню и исчезло в маленьком отверстии, прикрытом полосками кожи и расположенном в нижней части задней двери.

– Господи помилуй! – вскричал доктор Фаррагут, настолько ошеломленный случившимся, что, схватившись за грудь и пошатываясь, отступил на несколько шагов, остановившись возле массивного очага, в котором на тяжелой железной подставке стояло несколько предметов кухонной утвари.

– Вы в порядке, доктор Фаррагут? – в свою очередь вскричал я, поспешая ему на помощь.

– Да-да, в порядке, – ответил тот, хотя все еще одной рукой опирался о край очага, а другую прижимал к груди, словно чтобы унять бешено бьющееся сердце. – Просто немного испугался, вот и все.

– Это любимый котик семьи Элкоттов, – сказал я. – Должно быть, вы нечаянно наступили ему на хвост, когда он решил вздремнуть.

– Какой дьявольский звук, – сказал доктор. – Теперь я понимаю, почему обычно говорят о дьявольских кошачьих воплях.

– Ха-ха, отлично, – ответил я. – Вижу, к вам вернулось чувство юмора, а это уже признак выздоровления.

– Да, но то, что я собираюсь сказать, отнюдь не смешно, – мрачно отозвался доктор. – Мне кажется, я знаю, кто украл мою шкатулку… и почему.

– Что?! – воскликнул я. – Немедленно идите сюда, садитесь и рассказывайте.

Взяв доктора за руку, я подвел его к стулу, стоявшему рядом со старым кухонным столом из кленового дерева, на чьей изрезанной поверхности лежало несколько кухонных приспособлений, включая набор деревянных ложек, сито для муки и скалку. Устроившись на стуле, доктор Фаррагут обратился ко мне со следующими словами:

– Я все понял сегодня утром. До меня бы и раньше дошло, если бы голова лучше работала. Если помните, я предположил, что некто пробрался в мой дом в целях грабежа и стащил самое ценное, что попало ему под руку, – мою бесценную, ручной работы медицинскую шкатулку. Содержимое вряд ли его интересовало. Скорее всего он просто выбросил его – по крайней мере, этого я опасался. Но потом меня словно осенило, – продолжал он. – Я взглянул на вещи с другой стороны. Совсем с другой.

– С другой? – откликнулся я. – То есть?

– Ингредиенты – вот за чем он явился! – воскликнул доктор Фаррагут. – Шкатулка его совсем не интересовала.

– Иными словами, вы хотите сказать, что преступник явился в ваш дом с сознательным намерением похитить редкие природные вещества, составлявшие секрет ваших лекарств?

– Думаю, что да, – сказал доктор Фаррагут.

Несколько мгновений я молча обдумывал эту версию.