Два года назад выяснилось истинное положение вещей. Оказалось, что на тот момент модераторы существовали только на голограммах, регулярно обновляемых автоматической системой управления функциями — АСУФ. Создатели АСУФ запрограммировали ее допускать к себе только того, кто был вне системы рейтинга. Как удалось выяснить у самой Аси (так с легкой подачи Захара Ломова в отделе сетевой безопасности стали называть сетевой блок управления), последний десяток лет Ася работала на автопилоте. В позапрошлом году автопилот дал сбой, в результате которого пришлось перезагружать всю систему верхних этажей.

Сашу Линника Ася приняла за модератора. Это было спасительной соломинкой, позволившей проникнуть в центр управления, но это же оказалось и наибольшей угрозой для сетевой безопасности Рейтполиса. Гольдштейн и Ломов серьезно были обеспокоены тем, что если первого встречного без сетевой регистрации Ася восприняла как модератора, то точно так же может случится с любым другим, кто существует вне системы рейтинга. В связи с этим за последнее время было создано несколько обновлений, облегчивших получение рейтинга жителями нижних этажей. Сетевой номер регистрации теперь имели право получить все желающие. Многие воспользовались этим, вычеркнув себя таким образом из списка угроз. Однако количество не зарегистрированных до сих пор оставалось неизвестным.

Никто из посвященных не представлял, сколько еще времени удастся удержать эту информацию в тайне от общественности.

«Мы и сами прилично заврались», — думал Петр Гольдштен.

С сетевых экранов верхних этажей по-прежнему вещали улыбающиеся модераторы, а второй отдел безопасности вместе с ограниченным количеством людей из военного ведомства ломали голову над тем как усилить защиту АСУФ от внешних угроз и перепрограммировать ее таким образом, чтобы изменить порядок доступа хотя бы для профилактических сетевых работ.

Пока это не произошло, Саша Линник был заложником ситуации. После двадцать первого сеанса профилактических работ он уже не верил обещаниям Гольдштейна в ближайшем будущем оформить и ему сетевой номер. За это время он и сам успел вникнуть в программное обеспечение АСУФ, но принцип контроля в нем выглядел незыблемым, как в башне из детских кубиков: убрать нижние кубики без того, чтобы башня не рухнула, не представлялось возможным.

Таблетка неборы, и через пять минут проблемы исчезли, растворились, будто и не было их никогда. Их место заняли покой и умиротворенность, как в младенчестве, когда слышишь, как бьется материнское сердце.

Тук-тук, тук-тук.

Какая бы ни была совершенная виртуалка, ей далеко до неборы. В игре нужно принимать решение, сомневаться, делать выбор. Небора освобождает от такой необходимости. Она знает что нужно. Голодному — чувство насыщения, мучающемуся от боли — освободиться от нее, сомневающемуся — стать уверенным в своем выборе.

Тук-тук, тук-тук.

Ее сердце бьется рядом. Влажные губы — на расстоянии дыхания.

Тук-тук, тук-тук.

Нет преград. Нет расстояний.

Рядом с входной дверью в верхнем углу между стеной и потолком зашуршало. Мелкий, не больше сантиметра в диаметре, плоский механизм медленно и бесшумно переместился к центру холла, завис, будто в раздумье под потолком. Повернулся несколько раз вокруг своей оси, выискивая камеры видео-наблюдения. Электромагнитная волна разошлась с легким щелчком, нейтрализовав три камеры холла в доли секунды. На входе в ванную комнату нашлась еще одна. Не менее быстро отключилась сигнализация, и через входную дверь в квартиру неслышно проникли один за другим пятеро мужских фигур в военном обмундировании и черных масках, прикрывающих нижнюю половину лиц.

Дверь ванной комнаты распахнулась одновременно с включением света.

— Он в отключке. — Уверенный мужской бас прошелся эхом по тишине. — Пакуем. Быстро.

Открыв глаза, Саша Линник обнаружил себя на полу в темном помещении без окон. Придя в себя, какое-то время пытался вспомнить, что произошло. После того, как на ощупь нашел стену и прошелся вдоль нее по периметру комнаты, первое, о чем подумал, что он находится в виртуалке. Пустое помещение не более десяти квадратных метров с металлическими стенами и полом до нельзя напоминало изоляционный короб, который часто ставили в квестах. Вот только то, с чего все началось, вспомнить не мог. Он не играл в игры бог весть сколько времени. «Я снова в потерянном мире, — пульсировала мысль. — Что я ищу?»

Стало страшно. По-детски страшно.

«Надо выбираться, иначе закончится воздух». Эта мысли заставила искать вентиляционное отверстие. К счастью, нашел его в одном из верхних углов короба. «Я нашел то, что искал», — от души отлегло. «Какого чёрта меня занесло в виртуалку?» — снова пытался вспомнить обстоятельства, при которых попал сюда. Вспомнил про небору. Пошарил в карманах спортивок, но те оказались пусты. Одежда своя, — домашние штаны и футболка, только ноги босые. Галлюцинации? Или виртуалка? Меньше всего хотелось, чтобы это была реальность.

Выход из короба был, даже два, но оба открывались снаружи. Это он понял, когда снова обшарил все вокруг и нашел щели, за которыми наверняка скрывались дверные проемы. Ударил кулаком по двери так, что от гула заложило уши. Ноль. Попробовал покричать в вентиляционное отверстие «Эй, открывайте!»

Все так же, ничего не изменилось. Снова и снова искал скрытые коды и шифры, сантиметр за сантиметром ощупывая стены и пол. Корил себя: «Потерял хватку, Гуляка».

Через несколько часов почувствовал позывы… «Блин…»

— Эй, а сцать под себя, что ли?

Как ни странно, обращенный в никуда вопрос возымел ответную реакцию.

Одна из дверей отъехала в сторону, и в глаза ударил ослепительный свет.

Когда глаза привыкли к свету, за дверьми увидел то, что хотел бы обнаружить в данный момент больше всего.

«Жаждущему посцать да воздастся». Чувствовал себя в идиотском положении. Небора с исполнением желаний или очередной потерянный мир? А, может, это Гольдштейн узнал, что он балуется неборой, и решил повоспитывать?

За раздвижной дверью куба был обычный туалет, какие часто ставили в общественных местах со всеми необходимыми атрибутами и соответствующими ароматами. Белый цвет стен, потолка, сантехники усиливал слепящий эффект от яркого света, а от приторной вони ароматизатора защекотало в носу.

Прежде чем подойти к очку, поискал взглядом видеокамеры, и таки нашел — над дверьми. «Маразм… Гольдштейн в туалетах камеры не ставит». Мелкая камера была вделана в кафельную плитку — ни зацепить, ни разбить. Пришлось справлять нужду, повернувшись к ней спиной.

Вскоре камера получила непристойный жест из пальцев и услышала в свой адрес тираду соответствующих жесту выражений.

— Извращенцы хреновы, что за игры?! Я хочу знать, то происходит! Гольдштейн, если это ты, то мне эти меры по боку! Мне все равно где просидеть месяц!

На противоположной стене от очка висел рукомойник. Поднеся к нему ладони удостоверился, что в нем есть вода и можно помыть руки. Высушил руки, но потом ради эксперимента, снова поднес ладони к крану рукомойника. Набрал воды и выпил несколько глотков.

— Хочу пива, — сказал рукомойнику и снова подставил ладони, пытаясь проверить, в какой реальности находится. В виртуалке желание должно было исполниться.

В ответ получил все ту же водопроводную воду. Только после этого сообразил, что реально пива он не хочет.

Чуть позже он даже подумал, что это розыгрыш перед днем рождения. Просидит тут сутки, а завтра дверь распахнется и опля, все с воздушными шарами. Двадцать первый год жизни встречать в металлическом кубе не хотелось. Если это приход от неборы, то завтра ее действие должно закончиться. Если это розыгрыш, то завтра всем им не поздоровится. Если в кубе он сидит по милости Гольдштейна… Что же, тогда тот придет и все объяснит.

Если это игра… То можно попробовать так…