— Если вы автор этой книги, то она, — ответила Тина с одной только мыслью, чтобы этот сумасшедший квест скорее закончился.

— Что ей надо?

Тина задумалась, вспоминая фразу, озвученную Сашей после получения звукового сообщения от Аси.

— Она хочет продолжить сотрудничество.

— И каким, интересно, образом?

Старик продолжал задавать вопросы, но по условию Аси он должен был отвечать. И Тину это вывело из себя.

— Знаете что? Это вам надо у нее спросить. Разобраться самим, без того, чтобы вмешивать кого-то еще в свои проблемы. Встретиться, поговорить, написать, в конце концов. Выяснить претензии, предъявить свои. Без обид, недомолвок, честно глядя друг на друга. И каким образом, вы наверняка сами знаете, но боитесь решиться и сделать первый шаг.

Старик развернулся и молча зашаркал вглубь своей норы.

Квест упорно не хотел заканчиваться. Тина отложила книгу и пошла вслед за ним. Готова была схватить старика за шкирки и трясти до тех пор, пока не скажет, как ей выбраться из лабиринта.

Старик снова сидел в кресле. Его выцветшие глаза смотрели одновременно на Тину и как будто сквозь нее. От этого казалось, что говорит он с кем-то другим, невидимым, но присутствующим за ее спиной.

— Я тоже долго искал выход. Шел не по тому пути. А выход, оказывается, был совсем рядом и простым. Гениальное просто на самом деле. Тоннельные черви. Их надо только лучше кормить. Для баланса нужен страх быть сожранными червями.

Дальше старик воздвигнулся на целую речь, как будто не с Тиной разговаривает, а выступает перед большой аудиторией:

— Сострадание к ближнему — атавизм, генный дефект, который есть основной причиной сбоя в программе, — с пафосом произнес он. — Нельзя помогать тому, кто этого не хочет. Такой образ жизни многим нравится. «Посмотри на меня, видишь, я же счастливый человек! Ты не представляешь, какое это счастье, когда нечего терять!» Эти люди не стремятся в приюты, ведь там нельзя пить. Им не нужны документы, работа, будущее. Эти люди даже не рассматривают варианты своей социальности, пользы для общества, а предложения подзаработать их смешат. Они все пройдохи и вруны. Жертвы социума, мать их! Давайте все вместе пожалеем и умилимся! У них все есть здесь и сейчас. Здесь, на дне, они кажутся абсолютно свободными, они даже полиции не нужны — ведь с них нечего взять. Главной целью становится добыча выпивки и других галлюциногенов. Многие вообще не трезвеют месяцами. В таком состоянии они живут, пока в один прекрасный день не гибнут от ножа собутыльника. А причиной всему что? Наше сострадание. Не было бы его — не было бы нищих. Только страх быть съеденными червями может сделать из них человека. А для этого червей должно быть больше. Идем, я покажу тебе.

Старик резко вскочил с кресла, уже этим напугав Тину, не говоря о сказанных им словах, и с не меньшим напором двинулся к выходу из своего убежища.

Тине ничего не оставалось, как выйти вслед за ним.

Как и следовало ожидать, инжектора на столе не было. Саша лежал пристегнутым ремнями за руки на функциональной кровати и мысленно крыл последними словами людей Тришкина и его самого за медлительность, тупоголовость, безразличие и недостатки всех их родственников в десятом поколении.

Смерть Гуляки была напрасной, потому что существовала его копия. Безграничное количество копий. И каждая спрашивала: «Пойдем гулять?» Пиксели множились. И вот уже толпа из ста, потом тысячи, потом миллиона одинаковых фигурок смотрели с экрана: «Пойдем гулять?», «Пойдем гулять?», «По-о-йде-е-ем гуля-я-ять?» — протяжно завывало бесконечное количество Гуляк на несчетном количестве экранов.

«Если они всё знают, то почему я?» — в минуты просветления лезли в голову беспокойные мысли. — «Гольдштейн боялся, что любой не зарегистрированный в сети может с легкостью проникнуть к Асе. А у них такие все. Лысый тоже нелегал. Почему надо заставлять меня, и не сделать это самим?»

Пациент скорее мертв, чем жив — ноль двадцать пять, или пациент скорее жив чем мертв? Минус одна жизнь. Бывает ноль двадцать пять жизни? Нет, двоичный код. Только единицы и нули. Только единицы и нули — они соединяются в спирали, сматываются в нити, потом в клубки, в сети, и Гуляка зовет: «По-о-йде-е-ем гуля-я-ять…»

— Мы поторопились. Если бы процесс был естественным, зависимость была бы более крепкой. Я предупреждал.

— Назад возвращаться поздно, моды зашевелились. Вычислили нашего человека. Хорошо, что он не имел прямых связей… Он слышит?

— Нет, я увеличил дозу.

— Делай что-нибудь. Напрасно ты меня отговорил использовать его подружку.

— У модов не развивается зависимость.

— Это я уже слышал. Не надо было ее убивать.

— Извини, не рассчитал.

— С этим рассчитывай правильно, если хочешь, что бы я ни рассчитал тебя и твою семью.

Лучше бы он этого не слышал. Не слышать, не видеть, не знать, что Тины нет в живых. «По-о-йде-е-ем гуля-я-ять…» Уйти и никогда не возвращаться. Влиться в цифровой поток, разделившись на пиксели. Бросить бесполезное и беспомощное тело. Даже если вычислили, даже если зашевелились. Ася выполнила свои угрозы, потому что надо было поворачивать в другой коридор, а не в тот, что заканчивается пропастью.

Колония была огромна.

Тина стояла на краю пропасти, в которой находилась движущаяся масса из несчетного количества белесоватых желеобразных тел огромных червей. При первой встрече с одним из них у порога дома Григория Лазарева она не ошиблась. Толщина тела была около полуметра, но длина… Они извивались, оплетая друг друга, и длину точно определить было нельзя, но была она не меньше метров пяти.

— Идем, я покажу тебе инкубатор, — лихорадочно засветились до того блеклые глаза старика, а Тину все больше охватывал ужас.

— Они считают, что черви перерабатывают отходы с нижних этажей. Все правильно. Те, кто здесь живет, и есть отходы.

Яйца червей напомнили Тине яйца паразитов человека, увиденные ею на втором курсе в поле зрения микроскопа. Спасали мысли только о том, что все это не реальность, потому что в реальности не может быть такого, что она стоит сейчас в месте обитания Асиных глистов. «А он их еще и разводит».

«Может, я должна сбросить этого выжившего из ума старикашку в пропасть к этим глистам?» — возникла неожиданная мысль, но ее сменила другая: «он мод, поэтому невосприимчив к ним».

— А зачем вы это делаете? — все же не удержалась от вопроса, когда Лазарев стал с подробностями рассказывать, при каком составе рациона тоннельщики быстрее растут и плодятся.

— Я выпущу их наверх, когда они достигнут критической массы.

— Зачем? — спросила Тина, хотя ответ для нее был очевиден.

— Им лучше будет на втором этаже, там больше пищи. А Асуф избавится от проблем, связанных с нелегалами. Это как очистка организма, понимаешь?

Перевернутая логика Лазарева очередной раз ввели Тину в ступор, и почти окончательно убедила, что ей приходится иметь дело с сумасшедшим.

«Тут может помочь только медикаментозная терапия», — подумала она, но не стала сбрасывать со счетов и психологические подходы.

Тина сделала вид, что с интересом рассматривает земляные соты со сложенными в них размером с человеческую голову яйцами.

— А как это осуществить? Выходы наверх ограничены лифтовыми шахтами, я так понимаю. Как заставить из вылезти наверх, если они до сих пор сами этого не делали?

В ответ Тина услышала все тот же короткий смешок, но и ответ тоже:

— А трубы видела? Я их просто переселю.

— По трубам?

— Нет, ты не поняла. Это сеть водопровода. Если затопить первый этаж, они переселятся на второй.

Только не это. Саша отказывался рассказывать подробности увиденного им на десятом этаже «непоправимого». Но именно сейчас стало понятно, что перспектива быть утопленной в подземной норе вместе с этим старикашкой и его червями достаточно реальна.