— С меня требуют закрыть ваше дело.

— Кто? — Хотя интереса в моем голосе было ничуть не больше, чем в том дробном стуке капель, что били сейчас снаружи по откосам.

Он помолчал зачем-то, потом ответил:

— Я только что был на аудиенции у его светлости, и он настаивал, чтобы я прекратил следствие и, как он изволил выразиться, «всяческие нападки против вас».

— Он объяснил, почему? — спросил я, встав в пол-оборота.

— Должен сказать, весьма витиевато, — откликнулся капитан. — Он сказал мне, что убийство госпожи Бабор уже раскрыто и тот, кто его совершил наказан. Граф намекнул, что в смерти хозяйки отеля виновата ведьма Аманра и что она сама погибла при несчастном случае, произошедшем в джунглях аборигенов. То же касается и смерти в Архиве. Хотя, насколько я понял, совершены эти два убийства были разными личностями.

При упоминании об этих событиях мое сердце жалобно екнуло. Но и только. Я поднял глаза на капитана и выдержал его очень пристальный взгляд.

— И что же вы хотите услышать от меня?

— Подробности, — сказал он. — Я, знаете ли, не привык закрывать глаза и уши, когда от меня этого требует начальство, и всегда стремлюсь разобраться во всем самостоятельно.

— Надеюсь, это не от скуки?

Но Гетт точно не слышал:

— Аборигены атаковали город без предупреждения, но причина-то у них определенно была. Я хочу знать, в чем она заключалась.

— Я понимаю ваше желание докопаться до истины, капитан, однако ничем не могу помочь. Если сам граф не пожелал делиться с вами подробностями, то у меня тем более нет на это права. Вы зря считаете, будто во всех ваших бедах виноваты исключительно лейры. Иногда было бы неплохо присмотреться к тем, кому вы служите и с кем живете. Мало ли какие скелеты скрываются в шкафах наших близких.

С минуту примерно капитан молчал, продолжая сверлить меня глазами, потом он сказал:

— Эпине, по-моему, Батул Аверре — хреновый учитель. Вы совершенно не тех знаний от него нахватались.

— Вы правы, капитан, — ответил я и снова отвернулся. — Всего хорошего.

— Что ж, и вам того же, — проговорил он мне в спину. — Выражаю искреннюю надежду на то, что больше никогда вас в Мероэ не увижу.

Я не видел, как капитан ушел, лишь услышал звук закрывающейся двери. Чудовищных усилий мне стоило не разрыдаться, когда он заговорил об Аманре…

Мысли тотчас перенесли меня обратно в мрачное логово аборигенов, где в предсмертной вспышке Иглы сгорели мастер Аверре и моя мать, к тому моменту, когда я остался один посреди гнетущего мрака, опустошенный и еле живой.

Когда прибывшие люди Занди вытащили меня из Святилища, никто не мог добиться от меня и слова. Даже Эйтн. Казалось, я попросту забыл, что все еще жив, поскольку мысленно находился далеко за границами этого мира. Я помнил, как Занди что-то говорил насчет того, что тело Сай» и, предположительно убитой Аверре, так и не нашли, но для меня это было не больше, чем фоновый шум, проступавший сквозь дрему. Прийти в себя, насколько, разумеется, это теперь вообще было возможно, я смог только тогда, когда доктор Оорза беспомощно всплеснул руками и бросил все попытки мне помочь. А Эйтн я больше так и не видел…

Сигнал о входящем сообщении привлек мое внимание истошным писком. Не двигаясь с места, я активировал прием, по привычке коснувшись его через Тени, и вот долгожданное изображение старой Бавкиды обрисовало свои контуры над мастерским столом.

— Где тебя носило? — сходу рявкнула она, не успел ее светящийся лик набрать необходимую для контакта резкость. — Почему ты не выходил на связь?

— Я… я не мог, — начал я запинающимся голосом, то ли от растерянности, то ли от того, что забыл, как отчитываться. — Мой передатчик вышел из строя.

— Отчего? — спросила старуха ледяным тоном.

Я ответил ей. Настолько подробно, насколько только мог, поведав все, о чем она еще не знала, коснувшись каждой детали, мало-мальски относящейся к причине моего путешествия на Боиджию. Бавкида слушала, не перебивая, по обыкновению скрыв лицо в тени своего глубокого капюшона, ни единым жестом или словом не давая понять, что мои слова для нее хоть что-то значат. Когда рассказ коснулся мамы, она лишь невнятно кивнула, как будто все время о чем-то подобном подозревала, и даже не спросила, как именно Аверре убрал ее с дороги в первый раз. Словно для нее самой это был давно известный и к тому же решенный вопрос.

Что в моем докладе действительно заинтересовало наставницу лейров, так это Игла. О каждой детали она выспрашивала с совершенно несвойственной себе въедливостью, требуя от меня полной детализации картины того, как я извлек ее из головы покойного махди, и что я в этот момент чувствовал.

Вспоминать было трудно. Все ощущения перемешались в голове одно с другим, но мне приходилось заставлять себя сортировать их по полочкам, потому что просто так Бавкида отпускать эту тему не собиралась. Никто и никогда до сих пор не слушал меня с такой жадностью и вниманием, как слушала теперь она.

Она все требовала и требовала с меня новых деталей и, когда рассказ подошел к тому роковому моменту в Святилище, Бавкиду уже было не узнать. Я даже увидел, как раскрылся от нетерпения ее рот.

— Вы искали Иглу на дне? — требовательно спросила она, когда я, наконец, закончил.

— Да, — устало ответил я, пряча трясущиеся ладони за спину. — Занди посылал роботов-разведчиков. Не удалось найти ни намека на Иглу, ни на тела погибших. Их будто испарило ее силой.

— Почему ты уверен, что граф просто не скрыл от тебя правду? — спросила Бавкида. — Насколько я поняла, он питал самые недвусмысленные чувства к девице Аверре. А ведь она прилетела на планету по той же причине, что и вы оба.

— Я уверен.

Я знал, что такого ответа для Бавкиды будет мало, но из-за подступившего к горлу кому, на секунду отвернулся обратно к окну.

— Я уверен, — повторил я спустя паузу, — потому что почувствовал бы ее. Я говорил, что Игла привязала часть моего сознания к себе. Если бы она каким-то образом уцелела, я знал бы об этом, так или иначе.

— Что ж, хорошо, — проговорила, наконец, Бавкида. — И, тем не менее, когда ты прилетишь домой, я думаю, мы с тобой еще к этой теме вернемся.

Что именно означали ее слова, для меня загадкой вовсе не стало, и потому я невольно сглотнул, так как понимал, что не смогу помешать ей влезть в мои мысли, чтобы подтвердить все вышесказанное.

— Как скажете, мастер.

— Вот и славно, — она даже не попыталась скрыть удовольствие, так недвусмысленно проступившее в голосе. — Значит, скоро увидимся.

Голограмма мигнула и распалась.

Я, тяжело переведя дух, упал в кресло. Несколько секунд тупо смотрел в одну точку, а потом спрятал лицо в ладонях и тихо разрыдался. И это был самый долгий и опустошающий плачь в моей жизни. И он же — самый последний, потому что, когда последняя слезинка высохла на щеке, я дал себе клятву ни при каких обстоятельствах не проронить больше ни единой.

Проведя так какое-то время, я не сразу заметил, что на улице закончился дождь. Заглянув ненадолго в ванную, привёл себя в порядок, и решил в последний раз полюбоваться Меройским закатом, а для этого подумал выйти на общую террасу в противоположном конце здания.

Там я и обнаружил Эйтн, одиноко стоявшую у балюстрады. Прохладный ветер уносил за городские пределы запах гари, но от насыщенной в воздухе сырости пробирал озноб. Леди Аверре куталась в свой роскошный, подбитый мехом небелинского кугуара плащ, и не замечала меня до тех пор, пока я не пристроился у высоких резных перил рядом.

— Кажется, мы познакомились примерно также, — сказал я, без какой-либо на то причины вспомнив вечеринку в замке у Занди.

Она не повернула головы и даже не удивилась, только лениво проговорила:

— Может быть.

Что здесь было еще сказать, я и сам не знал и какое-то время просто стоял и смотрел на заблестевшие в ускользающем закатном свете умытые башни Мероэ. Вдали виднелись бригады рабочих, разгребавшие редкие завалы, в домах заново открывали ставни, а кое-где успели восстановить энергоснабжение. Потихоньку улочки начали заново заполняться людьми. Город оживал.