Говорить мне было не легче, чем двигаться, но я, тем не менее, произнес:

— Вы правы, мастер. Не поверю.

Пропустив мои слова мимо ушей, он вновь обратился к графу:

— Ваши войска, очевидно, были готовы к тому, что их ожидало, ваша светлость. — И улыбнулся. — Но недостаточно. Слишком долго они сидели в заточении, охраняя ваш покой, в то время как махди постоянно вели борьбу за существование. Это становится особенно заметно в ближнем бою.

— Довольно пустой болтовни, Аверре, — зло оборвал его Занди. — Чего вы хотите?

Думаю, что вопрос этот он произнес лишь для порядка, поскольку все мы прекрасно понимали, зачем затеял все это мой наставник.

В ответ Аверре ухмыльнулся и сказал:

— Иглу. Отдайте мне ее или я прикажу разнести этот прекрасный город в пыль.

— Прикажете? — переспросил граф.

Улыбка мастера-лейра стала шире:

— Вы не представляете, до чего полезно держать при себе столь диких зверьков. Управляться с махди непросто, но надо знать за какие ниточки дергать…

Громкое и грозное шипение Сай» и заставило его лишь рассмеяться.

— А что тебя так злит, моя дорогая? Разве не ты постаралась навредить как можно больше собственному народу? Предала своего учителя, помогла преступнику избежать казни, да еще и убила нескольких своих соплеменников. Ай-ай-ай, — он погрозил пальцем. — Разве послушные девочки так поступают?

Ощетинившись, точно дикая кошка, аборигенка, не обратив внимания на предостерегающий крик Эйтн, бросилась на Аверре, с намереньем вонзить Иглу ему в грудь, но, пролетев всего два метра, была остановлена прямо в воздухе легким и незатейливым движением его бровей.

Я приоткрыл рот, но почти сразу захлопнул его обратно, так как в этот момент, Аверре вытащил из кармана ампулу с сывороткой и продемонстрировал ее окружающим.

— Ну, разве не прелесть? — И с заговорщицким видом подмигнул мне.

За одно только это я готов был распылить его тело на атомы, но мог лишь бессильно злиться на себя и тех, благодаря кому, находился в нынешнем состоянии.

Тем временем оказалось, что Аверре отпускать Сай» ю вовсе не намерен. Все еще удерживая ее в воздухе посредством своей недюжинной воли, словно тряпичную куклу-марионетку, он, не позволяя ей разомкнуть пальцев и выпустить Иглу, притянул аборигенку к себе.

Это его действие побудило Эйтн к вопросу:

— Что ты собираешься делать, дядя?

— А это не очевидно, дорогая? С вашей стороны было весьма любезно извлечь Иглу самостоятельно. Признаться, это избавило меня от многих неудобств. Теперь осталось лишь довести все до логического конца, а именно — заставить Иглу работать на меня. Но для этого акта пьесы мне понадобится еще один герой.

Еще до того, как его взгляд упал на меня, я знал, о ком речь.

— У нас с тобой вышла довольно сложная история взаимоотношений, Сет, — сказал он и легко, как будто полжизни провел в седле, вскочил обратно на спину своему притихшему килпассу; Сай» я при этом так и осталась висеть в воздухе, будто неживая. — Отбросить ее ни ты, ни я не имеем возможности. Но это даже неважно, потому что в конечном итоге, все было сделано ради единственной цели — артефакта, который даст лейрам возможность, наконец, выйти из тени. Что ж поделать, если у тех, кто становится близок мне, оказывается столь незавидная судьба.

Я достаточно хорошо успел тебя изучить, чтобы понять — ты из тех, кто если уж решается на месть, то ни за что не остановиться перед ее осуществлением. Твое стремление докопаться до истины о Сол преодолело десятилетия и теперь, когда ты все знаешь, то представляешь для меня реальную угрозу.

Тут я не сдержался и громко хмыкнул. Правда, совсем не ехидно, скорее, печально.

— Я не насмехаюсь над тобой и отнюдь не пугаю, а констатирую факт, — меж тем продолжил он. — Но ты стал угрозой, поэтому целесообразность твоего существования сама собой становится под сомнение. Однако я не привык пускать в расход столь ценный материал. Ты послужишь более великим целям, чем те, что можешь себе вообразить. Ты станешь носителем Иглы. Тем, через кого я смогу повелевать ею. И это будет наилучшим завершением твоей трагедии.

От Аверре так и разило дешевой театральщиной, необъяснимую тягу к которой он всю свою жизнь питал и очень лелеял в себе. У меня же эта его страсть вызывала лишь непреодолимый рвотный позыв. И я не преминул сказать об этом в более приемлемых выражениях, разумеется:

— Экая неожиданность. А у меня на этот счет иные планы, мастер. — Не могу сказать, как так получилось, то ли это сыграла свою роль моя ненависть к наставнику, то ли нежелание стать пожизненной игрушкой в его руках послужило тому причиной, только, едва я это произнес, почувствовал, что ко мне возвращаются силы.

Я поднялся и одним небрежным движением очистил себя и часть плит вокруг от мусора и пыли.

— Красивый жест, — одобрил он. — Но неужели ты думаешь, будто этого достаточно, чтобы произвести на меня впечатление? Я всегда знал, что природного таланта тебе не занимать, иначе не стал бы даже и времени тратить. Сола просто не позволила бы себе произвести на свет убожество.

Упоминание имени матери произвело на меня эффект красной тряпки. Правда, бросаться на него, подобно Сай» е, я не стал, придумав нечто иное и малосвязанное с представлениями наставника об истинной силе элийров. Вместо этого я нащупал в пространстве тоненькие завихрения Теней, опутывавшие маленький мозг пернатой твари, и со всей силы ударил по ее нервному центру.

Зверюга взвыла, словно ее ткнули в глаз и затем, резко мотнув головой, раззявила пасть, сомкнув свои мощные челюсти на вытянутой руке Аверре. Трудно было сказать, кто в этот момент кричал громче. Инстинктивно разжав пальцы, мастер выронил флакончик с сывороткой, тотчас зазвеневший по каменной кладке пола и скрывшийся где-то в пыли. Несмотря на все мое желание, руку килпасс ему не откусил, вновь раскрыв пасть и яростно задергавшись, пытаясь сбросить с себя седока.

Но Аверре не зря называли мастером. Оставив за пределом значимости боль в руке, он быстро перехватил власть над разумом животного, заново привязав его к себе, и до того, как успел что-либо предпринять, сдавил мою шею невидимым силком и с размаху ударил мною о стену.

Это оказалось даже почище, чем несколько пережитых взрывов. Звезды затанцевали перед глазами, и на какое-то мгновение я успел забыть, где и зачем нахожусь. Только полные нечеловеческой злобы слова, брошенные наставником, напоминали мне об этом:

— Неблагодарный ублюдок!

Сразу за этим что-то как будто схватило меня за ногу и быстро протащило по всем камням, усыпавшим пол башни, пересчитав их моими ребрами, а потом еще раз ударило о стену. Кажется, в какой-то момент передо мной промелькнули лица Эйтн и Занди, но с точностью утверждать не возьмусь, так как новое соприкосновение с твердой поверхностью породило внутри моего черепа новый взрыв искр и боли.

— Ну что, сильно тебе помогли эти твои извращенные умения? — злорадный голос Аверре раздавался, кажется, отовсюду сразу.

Отлетая от стены в новом порыве созданного им ветра, я успел заметить кровавый отпечаток, оставшийся на месте соприкосновения моей головы с камнем. У меня уже не было сил, чтобы как следует удивиться этому. Боли, почему-то, я больше не чувствовал. Только какую-то блаженную невозмутимость, растворенную в алой дымке.

Единственное, что позже прорвалось, сквозь туман, это его крик:

— Никто не встанет у меня на пути! Все будет так, как я хочу!

Потом последовал новый удар, а за ним уже тьма.

— Сет, очнись, — прошептал мне на ухо тихий девичий голос, отдаваясь в голове слабым эхом, словно обращался откуда-то из глубины.

Я, кажется, пошевелился, хотя с точностью тогда сказать не мог, поскольку от тупой боли ныла каждая клеточка тела, и я не понимал, жив или уже умер. Пожалуй, это было бы не таким уж плохим финалом, но мысль о смерти заставила меня нахмуриться, ведь окажись она правдой, я едва ли испытывал боль.