— Ну, это уже дело техники, — сказал я Жукову, пристроился на заднем сидении и решил подремать до Москвы.

Приехали из Городни часам к пяти. Мещеряков настоял, чтобы вернуть меня прямо к дому, а Жуков попросил высадить его у метро «Войковская».

Дома малые только проснулись после дневного сна. Ирина Леонидовна нагрела им кефир и дала в маленьких железных кружках.

— Давайте, мальчики, учитесь пить из чашек, — строго приговаривала она, пресекая возмущённые капризы. — В ясли осенью пойдёте, там никаких бутылочек не будет!

Дети больше вылили на себя, чем в рот. Посмотрел на это всё… Н-да… Это же сколько терпения надо иметь, чтобы научить простым действиям маленького человечка?

— А потом ещё надо будет самим ложкой учиться кушать, — посмотрел я на пацанов, явно недовольных нововведением.

— Есть захотят, научатся, — уверенно ответила Ирина Леонидовна. — Голод не тётка, да мальчики? А, Павел, посмотри, там звонили тебе сегодня.

Звонила Латышева с радио и майор Румянцев. Перезвонил обоим. Румянцев вызвал завтра к себе, первым делом дав условленный сигнал «Всё нормально». А Александра поинтересовалась, нет ли у меня интересных тем для передачи.

— Этого добра сколько угодно, — ответил я.

— Вы же захотите, как всегда, две передачи сразу записать, — сказала она. — Давайте тогда сразу две темы и согласуем.

— Ну вот, хотя бы, тема… «Экологические проблемы в капиталистических странах», — вспомнил я, что писал доклад для КГБ как раз на схожую тему. — И, допустим, «Дружба народов СССР и интернационализм».

Ну а что? Радио — не КГБ, там критика состояния экологии в СССР недопустима. Зато можно всячески ругать состояние экологии на Западе, а также делать прогнозы, что там будут делать для улучшения экологии в ближайшие десятилетия. Те, кто у нас в этом заинтересованы, авось, что-то себе из этого выпишут. Ну и, конечно, нужно быть безумным, чтобы, как в КГБ, озвучивать по радио предложения дать возможность прибалтам свободно выехать за рубеж. Этак прямо с радио можно сразу в психушку уехать. Зато весь позитив, что есть в плане советского интернационализма, можно освещать, не скупясь.

— Записала, — медленно проговорила она. — Согласую и сразу вам перезвоню.

Мы попрощались и, положив трубку, сразу вернулся к детям. Мы с Ириной Леонидовной мыли и переодевали мальчишек после полдника.

— Это теперь после каждого кормления так? — сочувственно спросил я, пытаясь вспомнить, как мы этот этап проходили с моей дочкой. Блин, как давно все это было, словно в тумане все. Да и я тогда пахал, как проклятый, поскольку Союз уже развалился, и нужно было выживать, чаще всего, когда уходил на работу, ребенок еще спал, а когда приходил с подработок часов в десять вечера, — ребенок уже спал.

— И после еды, и после питья… Лет до полутора, теперь, так и будет, — кивнула она. — Потом всё нормализуется. Научатся. Ещё с ножом и вилкой кушать будут, да ребятки? Я им уже даю ложку, когда кушаем, пусть учатся держать…

Всё-таки, педагог — это не профессия, это призвание, — думал я по пути на тренировку.

Москва. Воинская часть в «Лосином острове».

К Глебу Догееву приехали приятели. Они учились когда-то вместе в военном училище. Потом служба их разбросала, а через десять лет все неожиданно встретились в Москве.

Программа у них была уже обкатана. Сперва тренировались в стрельбе, а потом тихонько распивали бутылку коньяка на троих, обсуждая свои текущие новости и общих знакомых.

— У нас с этой универсиадой у всех крышу посносило, — жаловался Николай Евдокимов. — Вынь, да положь им мероприятия…

— Что за универсиада? — поинтересовался Догеев.

— Ты что, не слышал? В августе в Москве будет проходить. Это как олимпиада, только для студентов.

— Международная?

— Ну, естественно… Я с чего вообще начал-то об этом? Посоветуйте, какие спортивные мероприятия можно от военной кафедры организовать? Насели на меня из ректората…

— Кросс в противогазах, — предложил, смеясь, Догеев.

— И кто в противогазах побежит? Я сам?

— Студентов своих заставь! — разухабисто жестикулируя, предложил Догеев. — Пинками! Что, не знаешь как это делается?

— Это тебе не армия! — возразил ему Евдокимов. — Там попробуй кого-нибудь пинками… Не в сына министра попадёшь, так в племянника секретаря райкома…

— Не, ну подожди, — остановил его Пугачёв. — А помнишь, парень у тебя тут постреливал, журналист. Он же в МГУ учится? Ты говорил, вроде…

— Точно, Колян! Он у тебя в МГУ учится! Хочешь, я тебе выездные соревнования тут устрою? Привезёшь своих студентов. Я с командиром договорюсь. Отличное будет спортивное мероприятие! И мы себе какую-нибудь галочку поставим.

— А кто у меня учится? — заинтересованно спросил Евдокимов.

— Ивлев. Павел Ивлев.

— Не слышал… А какой курс?

— Чёрт его знает, — пожал плечами Догеев. — Может, пятый… Держится очень солидно, совсем зеленым пацаном быть не может.

— Да нет. Четвёртый, — возразил ему Пугачёв. — Молодо выглядит…

— Короче, или четвёртый или пятый, — решил Догеев. — Он уже на радио выступает и в «Труде» печатается…

— И стреляет неплохо, — добавил Пугачёв.

— Ивлев, значит… Не помню такого. Затихарился, получается, помалкивает, что сюда стрелять ездит. Не так и много кто умеет хорошо стрелять из наших студентов. Тех, что в армии не служил. Хотя, конечно, большинство тех, кто служил, тоже хорошо стрелять не умеет. Научишься тут, если тебя посылают дачу генералу строить, да потом его арбузы сажать и пропалывать…

— Вот и проверишь, — наполнил стаканы Догеев.

— А вообще, хорошая идея, — заметил Евдокимов. — Отличное будет мероприятие. Привезём человек двадцать, постреляем. Начальника кафедры с собой возьму… Потом студентов отправим, а сами посидим.

Вернулся с тренировки не поздно, но дети уже спали. Жена сидела на кухне с двумя индийскими комплектами постельного белья с несчастным видом.

— Что случилось, дорогая? — чуть не рассмеялся я.

— Не могу выбрать, какой завтра Алироевым подарить. У них завтра два года со дня свадьбы…

— Ух ты! Уже два года! Как время быстро летит, аж жуть. Ну, давай, я тебе помогу, — предложил я и взял оба комплекта. — Отвернись… В правой руке или в левой?

— В левой. Нет. В правой.

— Так в левой или в правой?

— В левой.

— Точно?

— Точно.

— На, держи.

— Это нам, — улыбнулась жена — А этот, значит, подарим.

— Я думал, мы подарок выбираем, — расхохотался я. — А у тебя всё наоборот, дорогая.

— Ничего не наоборот, — игриво возмутилась она. — А, я, кстати, завтра в Союз писателей поеду.

— Бери автографы там у всех подряд, — посоветовал я.

Правда, шансы, что она там кого-нибудь серьезного встретит, авторитет кого не является дутым, очень невелики. Сейчас романы тиражами по сто тысяч печатают в основном всякие лизоблюды, которых никто на самом деле и не читает… А автографу от такого писателя грош цена в базарный день.

Во вторник с утра пораньше, пока Ахмад на службу не ушёл, пошли с женой поздравлять их с мамой. Искренне высказался, что очень рад за маму. Благодарил Ахмада, что я за неё спокоен. Ну, в общем, поздравили.

Галия с мамой сразу вскрыли упаковку комплекта и пошли смотреть, как он будет смотреться в спальне.

— Навел я справки. Ваганович к нам в партком устраивается, — без предисловий сообщил Ахмад, пока мы остались одни.

— Слов нет, — развёл я руками.

— Может, пойти в партком и рассказать, кого они пригрели? — предложил он.

— Нет, не стоит. У тебя нет доказательств. Будет выглядеть, как сплетня или вообще, клевета. Еще потом к тебе начнут присматриваться. Да и не стоит всем знать, что ты хоть несколько дней, но в камере все же просидел по подозрению в хищении. Другу на заводе сказал, уже много.

— Он молчать пообещал, — расстроенно сказал Ахмад, — что же делать?