— Так кто же твои враги, Ричард? — спросила она. Это фамильярное обращение так легко и безыскусно слетело с ее уст, что она на миг оторопела. Украдкой глянула на Мэйтленда — нет, он ничего не заметил… слишком занят собственными мыслями. — Ты ведь уже составил их список? — продолжала она.

Мэйтленд взял бокал с шерри, который протянула ему Розамунда.

— Разумеется, — сказал он, — и давно. В этом списке примерно с дюжину имен… а может, и больше.

— Кто бы мог подумать, что ты такая популярная личность!..

Мэйтленд быстро, исподлобья глянул на Розамунду, увидел на ее губах лукавую усмешку и сам, не выдержав, рассмеялся.

— Именно столько дел я провел с тех пор, как возглавил Особый отдел, — пояснил он, отпив глоток шерри. — Впрочем, если углубиться в прошлое, Испанскую кампанию, например… профессия агента не способствует приобретению друзей.

— Стало быть, побудительный мотив — месть?

— Или же я могу знать что-то, о чем и сам не подозреваю, но кто-то боится, что в один прекрасный день я сложу два и два и все раскроется. Впрочем, я не думаю, что причина именно в этом.

— Отчего же нет?

— Оттого, что убийца Люси мог расправиться со мной там же, на месте преступления. К чему тогда плести такие сложные интриги только ради того, чтобы полюбоваться на мое бесчестие? Нет, думается мне, этот человек продумал заранее все, вплоть до моей казни.

Розамунда покачала головой.

— Что такое?

— А ножевая рана? Ты ведь мог умереть от нее.

— Да, мог. — Ричард сжал губы. — Именно это обстоятельство озадачило меня. И все же, если он хотел убить меня, почему не ударил меня ножом в спину или не разбил голову?

— Потому что, — медленно, размышляя вслух, ответила Розамунда, — в этом случае полиция поняла бы, что в комнате, кроме тебя и Люси Райдер, был кто-то еще.

— И то же самое случилось бы, если б этот удар ножом оказался смертельным. — Мэйтленд одобрительно улыбнулся ей. — Быть может, убийца Люси хотел, чтобы я истек кровью. Быть может, я переоцениваю хитрость и предусмотрительность этого человека… Впрочем, я так не думаю. Сдается мне, он и не собирался ранить меня так серьезно, просто я дернулся, и нож соскользнул, вонзился глубже, чем следовало… Пей-ка свой шерри, я не хочу напиваться в одиночестве.

Розамунда лишь сейчас осознала, что так и держит в руке нетронутый бокал. Она послушно пригубила вино — исключительно для того, чтобы сделать Мэйтленду приятное. Сейчас она размышляла о том, как разительно переменился за эти несколько дней ее взгляд на историю Мэйтленда… и о том, как все встало на свои места, стоило ей поверить в его невиновность.

— Отчего это ты улыбаешься? — спросил Мэйтленд, прервав ее размышления.

Розамунда подняла на него глаза.

— Вспомнила, что когда прочла в газетах отчет о суде над тобой, то решила, что ты чудовище.

Уголки его губ подозрительно дрогнули.

— И что же заставило тебя переменить свое мнение?

— Ты хорошо заботился о лошадях, — легкомысленно ответила Розамунда.

— Недурная похвала!..

— И ты, — прибавила она, улыбнувшись, — в конце концов не причинил мне ни малейшего вреда. В этом ты похож на моего отца: он любит побушевать, и это чрезвычайно пугает тех, кто с ним плохо знаком…

— Я это запомню. — Голос Мэйтленда прозвучал неожиданно сухо.

Помолчав немного, Розамунда спросила:

— Ричард, как все это было? Я хочу сказать, что читала о суде в газетах, но мне хочется услышать всю историю из твоих уст. Что же произошло на самом деле?

— Ты же и так это знаешь. В газетах излагали и мою версию событий… беда только в том, что никто в нее не поверил.

— Ну, я-то верю и хочу выслушать ее еще раз, так что начинай рассказ. — Перехватив удивленный взгляд Мэйтленда, Розамунда пожала плечами. — Кто знает? Я твоей версии раньше не слышала, может, и обнаружу какую-нибудь мелочь, которую ты упустил.

Мэйтленд едва не улыбнулся, однако выражение лица Розамунды заставило его передумать, и он ответил:

— Что ж, хорошо, только вначале налей мне еще шерри.

Когда Розамунда исполнила его просьбу, он уселся поудобнее в кресле и начал свой рассказ.

Лейтенант Алекс Райдер, отец Люси, служил вместе с Мэйтлендом во время Испанской кампании. Потом пути их разошлись, и встретились они снова уже в битве при Ватерлоо.

— Тогда-то Райдер и погиб, — говорил Мэйтленд, — и я, как положено командиру, написал Люси о смерти ее отца. После того как война закончилась, я вернулся в Англию и волей случая повстречался с Люси в трактире «Георгий и Дракон», где она была служанкой. Случилось это почти год назад. Я часто обедал в этом трактире, поскольку он всего в пяти минутах ходьбы от моей квартиры. Я всегда давал Люси щедрые чаевые — в память о ее отце и потому, что ей тогда доводилось туго, — но только этим наши отношения и ограничивались.

Он метнул взгляд на Розамунду, но она промолчала, не ответив на этот безмолвный вызов, и Мэйтленд тоже на минуту смолк, собираясь с мыслями. Потом он снова заговорил. Розамунда слушала, как он описывает события, предшествовавшие смерти Люси, и в памяти ее всплывали уже забытые подробности газетных отчетов.

В последний месяц своей жизни, рассказывал Мэйтленд, Люси изменилась. То она нуждалась в совете, то просила в долг денег — словом, изобретала поводы видеться с ним почаще.

— В ту ночь, когда была убита Люси, я должен был встретиться с ней. Она хотела, чтобы я помог ей написать черновик письма к какой-то знатной даме, которая якобы ищет горничную. Для Люси, конечно, это была бы величайшая удача. И вот я, не подозревая дурного, явился в «Георгий и Дракон».

— А мальчишка? — спросила Розамунда.

Мэйтленд сделал изрядный глоток из своего бокала и лишь тогда ответил:

— Во всей этой омерзительной истории самая омерзительная фигура — вот этот мальчишка. Он прекрасно знал, что делает. Он был по уши замешан в эту историю. Никогда не забуду, как он улыбнулся мне, когда я осознал, что Люси Райдер мертва…

Мэйтленд снова глотнул шерри и продолжал:

— Мальчишка поджидал меня наверху лестницы. Я подумал тогда, что он служит здесь, в трактире, разносит посетителям пиво либо бегает по мелким поручениям. По правде говоря, мне тогда не было до него никакого дела. «Люси ждет тебя», — сказал он, и я пошел за ним в комнату Люси. Теперь-то я понимаю: мальчишка нужен был для того, чтобы отвлечь мое внимание.