Теперь ничто не удерживало его в Твикенхэме. Пора начинать действовать, пора смыть позор со своего имени. Однако он не желал уезжать, не попрощавшись с Розамундой. Сделав для него так много, она заслуживала большего, чем его поспешное бегство. По правде говоря, она заслуживала гораздо больше, чем он мог бы ей дать.

Его мысли прервал звук шагов по кованым ступеням крыльца. Руки машинально потянулись к треуголке, в которой был спрятан пистолет.

В дверь постучали.

— Дойл, ты здесь?

Голос принадлежал дворецкому Тернеру. Ричард опустил шляпу и распахнул дверь.

— Да, мистер Тернер, — почтительно произнес он. — Что вам угодно?

На этот раз почтительный тон дался ему легче. Харпер не преувеличивал, сравнивая жизнь в услужении у господ со службой в армии. Здесь Тернер был генералом. Мало что ускользало от его цепкого орлиного взора. Со дня своего приезда Ричард чувствовал на себе пристальное внимание дворецкого.

Однако сегодня в манере Тернера что-то неуловимо изменилось. Жесткий взгляд чуть подобрел, а вечно сжатые в тонкую полоску губы смягчились. От дворецкого так и веяло едва сдерживаемой радостью.

— Выйди-ка на свет, — велел он, — чтобы я мог рассмотреть тебя получше.

Заинтригованный и в то же время встревоженный, Ричард повиновался. Начальник лакеев придирчиво осмотрел подчиненного с ног до головы, потом заставил несколько раз повернуться.

— Ты, конечно, не так красив, как некоторые, но все же сгодишься, — заключил он наконец.

— Сгожусь для чего? — настороженно спросил Ричард.

— Чтобы прислуживать на балу. У нас не хватает людей, так что в пять часов ты явишься в лакейскую, и мы тебя облачим по всей форме.

— По всей форме? Что это означает? — Ричард непонимающе уставился на Тернера.

— Его светлость только что сообщил мне, что слуги должны быть в парадных ливреях. Мы берегли их для особого, торжественного случая, и вот, похоже, этот случай представился. — В ответ на недоуменный взгляд Ричарда Тернер пояснил: — На балу объявят о помолвке леди Розамунды.

Ричарду показалось, что в его сердце вонзился нож. Не сразу он смог овладеть собой.

— Не может быть, — только и пробормотал он.

Тонкие губы Тернера расплылись в улыбке.

— Ты разве не слышал, что леди Розамунда подыскала себе дом в Блумсбери? Зачем бы ей делать это, если она не собирается замуж? — С этими словами Тернер обрел свою обычную сухую, деловую манеру: — Не забудь, ровно в пять в лакейской, и ни минутой позже.

Глядя вслед прямой, как палка, спине удаляющегося дворецкого, Ричард с грохотом захлопнул за ним дверь.

Лорд Каспар доставил дам к дому Кэлли на Манчестер-сквер и, условившись вернуться за ними через пару часов, отбыл. Розамунда была рада, что брат уехал, потому что в его присутствии ее компаньонка, мисс Драйден, словно впадала в летаргический сон. Розамунде было ясно, что бедняжка Пруденс влюбилась в Каспара, а ничего хорошего эта любовь ей не сулила. Каспар, конечно, жаловал своим вниманием красивых женщин, однако женитьба никоим образом не входила в его ближайшие планы.

Однако была еще одна причина, по которой Розамунда не хотела, чтобы брат остался с ними. Ей нужно было поговорить с Кэлли с глазу на глаз, а он бы только помешал. Она собиралась сообщить подруге, что наконец переезжает от отца в дом, который арендовала в окрестностях Блумсбери.

Хотя братья и поддерживали ее стремление зажить своим домом, они немилосердно подтрунивали над ней, оставаясь наедине. Конечно, семейные узы нужно уважать, но Розамунда давно поняла, что мужчины никогда не смирятся с мыслью, что женщина может сама улаживать свои дела.

Впрочем, Ричард Мэйтленд был исключением из этого правила.

Нахмурившись, Розамунда постаралась выбросить воспоминания об этом человеке из головы, как делала это бесчисленное множество раз в течение последней недели.

На площади перед домом Кэлли стоял экипаж с запряженной в него четверкой лошадей. Юноша в черно-белой ливрее держал поводья передней пары. Розамунда не знала, кому принадлежат эти цвета, лишь отметила, что ливрея ладно сидит на лакее. Честно говоря, именно на юноше в первую очередь задержался ее взгляд, а не на роскошной карете и породистых белых лошадях.

Темные пряди волос, выбившиеся из-под головного убора, обрамляли лицо с профилем греческого воина, как на старинных фресках, виденных ею в доме лорда Элджина. На вид юноше было около четырнадцати лет. Этих мальчиков звали «тиграми» — Розамунда не знала почему — и, похоже, они выполняли скорее декоративную роль, дополняя модный экипаж джентльмена.

— Он похож на итальянца, — прошептала Пруденс.

— Давай узнаем это.

Приблизившись к экипажу, Розамунда сказала:

— Мы любовались вашими лошадьми. Я сказала, что они английские, хотя моя подруга утверждает, что арабские.

Юноша почтительно приподнял шляпу в приветствии.

— Понятия не имею, — ответил он, коверкая слова на французский манер. — Спросите лучше хозяина, мсье Уиверса.

— Спасибо, — поблагодарила Розамунда и, когда их карета отъехала на несколько шагов, обменялась улыбкой с Пруденс.

— Думаю, слишком много чести для этого Уиверса, — заметила компаньонка.

Да и Розамунду мало интересовал хозяин вычурного экипажа. Она решила, что он, должно быть, приятель Чарльза Трэси или очередной поклонник Кэлли, явившийся с визитом к предмету своего обожания. Розамунде не терпелось поскорей увидеться с подругой. Со дня ее возвращения они виделись дважды, но оба раза в Твикенхэм-хаус, где их постоянно окружали люди и невозможно было поговорить по душам. Поэтому они условились воспользоваться первым же удобным случаем, чтобы пооткровенничать, и сейчас Розамунда изнывала от нетерпения. Но ей и на этот раз не повезло.

Когда их проводили в гостиную, они обнаружили Кэлли в компании гостей. Два джентльмена, сидевшие спиной к окну, поднялись при появлении дочери герцога Ромси. Тетушка Фрэн тоже была в гостиной, однако она, похоже, дремала в кресле у камина.

Кэлли радостно бросилась к подруге.

— Розамунда! — воскликнула она. — Разве сегодня не твой день рождения? Ведь ты должна вовсю готовиться к балу!